По праву сильного (СИ) - Лифановский Дмитрий

Ярослав нахмурился, в его взгляде появилась сталь. Он сел в кожаное кресло за столом, жестом приглашая Рогнеду сесть напротив. Она подчинилась, но спина оставалась напряжённой.

— Рогнеда, ты командир. Командир отвечает за всех, кто идёт за ним. Даже если это друзья, даже если это гражданские. В отряде все подчиняются тебе, потому что верят в тебя. Дарья и Аделина пошли за тобой не по приказу, а потому что видели в тебе Валькирию. Их смерть — не твой позор, а их выбор. И твой долг — нести эту боль, как несут её все, кто водил людей в бой, — в голосе князя слышалось сочувствие, густо перемешанное с горечью, — Я знаю, о чём говорю. Я отправлял на смерть родичей, друзей, тех, кто смотрел на меня, как на отца. К такому не привыкнуть. Каждый раз это выжигает душу.

Рогнеда опустила взгляд, пальцы сжали подлокотники стула. Она хотела возразить, но слова застряли. Ярослав наклонился ближе, его голос стал тише, проникновеннее:

— Ты не виновата, Рогнеда. Ты сделала всё, что могла. Белозеров и Адеркас скорбят, как и ты, но они не винят тебя. Они знают, что война — это не игра, не театр. Там умирают по-настоящему. И живут по-настоящему. И всё, что мы можем — сражаться, чтобы эти жертвы не были напрасными. Ты — Бежецкая. И я верю, что ты найдёшь силы нести этот груз, — его голос стал жестче, — Иначе тебе придется снять мундир. Ты просто не сможешь командовать.

Рогнеда подняла глаза, в них мелькнула искра решимости. Она кивнула, медленно, но твёрдо.

— Спасибо, папа, — прошептала она, — Я боялась, что ты не поймёшь. Что осудишь.

Ярослав хмыкнул, и в его глазах мелькнула теплота.

— Осудить? Тебя? Кавалера «Молота Тора»? Да меня даже враги не поймут!

Рогнеда нахмурилась, её пальцы замерли на нашивке.

— «Молот Тора»⁈ — удивленно переспросила она, — За что? Я не заслужила! Это всё Рагнар! Он вытащил меня, он командовал войсками, он… — она запнулась, чувствуя, как горло сжимается, — Я ни при чём.

Ярослав махнул рукой, его взгляд стал твёрже:

— Не говори ерунды, Рогнеда. Великому князю виднее. И я, как старший офицер тебе говорю, по статуту ордена — есть за что. Разведчики, которых ты должна была встретить, вернулись домой. Пограничье освобождено от захватчиков — не без твоей помощи. Кларисса Спартокид, третья по силе в роду Спартокидов убита тобой. А Рагнара тоже наградят, не переживай. Его подвиги никто не забыл, — князь с интересом посмотрел на дочь, — Кстати, как тебе удалось справиться с Клариссой? Помню, на соревнованиях ты ни разу ее не одолела.

Рогнеда пожала плечами:

— Наверное, жить хотела. И ты знаешь, — она слегка замялась, — Кажется, я стала сильнее. Намного.

Бежецкий задумчиво побарабанил пальцами по столу, пробормотав:

— Значит, все-таки Юрка оказался прав — «древняя кровь» работает. Так вот почему он свою Наташку так спокойно отпустил к этому авантюристу. Ну, жук!

Но Рогнеда его не слышала. Ее мысли и переживания заполнились Рагнаром. Упоминание имени парня вызвало в ней смешанное чувство — тепло и тревогу. Она глубоко вдохнула, собираясь с духом, и решилась:

— Папа, раз уж ты упомянул Рагнара… — начала она, голос дрогнул, — Он для меня не просто командир. Он вытащил меня из плена, дал мне силы жить дальше, когда я была на грани. И я люблю его! — Рогнеда выпалила последнюю фразу, словно нырнула в ледяную воду. И ту же зачастила. — Я знаю, что ты скажешь! Он нам не ровня, не из князей. Только это все не имеет никакого значения! — она, вскинув голову, с упрямством посмотрела на отца.

Ярослав замер, его брови сдвинулись, но гнева в глазах не было. Он смотрел на дочь, и в его взгляде мелькнула боль. Война и плен изменили её — исчезла былая самоуверенность и искреннее жизнелюбие. Теперь в её взгляде царило смятение и внутренний надлом.

Но стоило ей заговорить о Рагнаре, как в глазах вспыхнула жизнь. Сердце отца сжалось от ревности к этому проходимцу, тут же сменившейся страхом. А если его не будет жизни? Если этот надлом останется? Если Рагнар откажет ей в любви? Сможет ли она тогда сама выбраться из трясины своих переживаний и черной меланхолии? Ярослав, прошедший не через одну войну, вспомнил, сколько он видел вот таких же сломленных мужчин и женщин — спившихся, опустившихся, махнувшись на себя рукой, не сумевших совладать с призраками прошлого. Нет! Такую судьбу для своей дочери он не допустит!

Князь нахмурился, но тут же отогнал мрачные мысли. Он не собирался отказывать дочери в её чувствах. К тому же, Рагнар, в свете последних событий, стал очень влиятельной фигурой.

Простолюдин⁈ Смешно! Даже Ингвар, старый друг, не считает и не считал его таковым, а это о многом говорит. Да и интересы рода требовали крепких связей с Пограничьем, а значит и с Раевским. Вот только была одна загвоздка. Когда Фёдор спас его дочерей, Ярослав, тогда ещё считавший его обычным авантюристом, ограничился устной благодарностью через слуг. Теперь эту ошибку придётся исправить.

В груди князя вспыхнуло раздражение, вызванное ущемленной гордостью. Которое, он, впрочем, очень быстро подавил. Сам виноват. Сколько раз давал себе зарок не рубить с плеча, не делать скоропалительных выводов. Но в его возрасте характер не изменишь. Это Юрка с Ингваром могут часами, сутками, как пауки в паутине, сидеть над задачей, просчитывая ходы, выискивая выгоду. Он не такой. Прямой, открытый, честный. И дети в него.

Князь с нежностью посмотрел на дочь. А ещё нужно понять, каковы планы самого Раевского насчёт Рогнеды. Дожился! Приходиться интересоваться планами какого-то голодранца из Пограничья. Повинуясь чувству отцовской ревности, князь Бежецкий не замечал, что противоречит своим же недавним размышлениям. Но на что только не пойдешь, ради счастья детей.

Ярослав откинулся в кресле, на его губах появилась лёгкая, почти незаметная улыбка:

— Рогнеда, я всегда хотел, чтобы ты была счастлива, — услышав спокойный голос отца, Рогнеда замерла в удивлении. Не такой реакции она ждала в ответ на свое признание, — Я не знаю твоего Рагнара лично, но его дела говорят за него. Пограничье, спасённые жизни — твоя и Зоряны — это всё его заслуги. Да и на счет родословной все не так просто. Он уже боярин и, как говорят, человек чести. А потом, — Ярослав с хитринкой усмехнулся, — Раз он сумел завоевать сердце такой, как ты, значит, в нём есть сила. И если он (сможет) дать тебе опору и счастье (-) я не против.

Рогнеда моргнула, не веря своим ушам. Она ожидала вспышки гнева, наказания, изгнания, но отец смотрел на неё с пониманием, и в его глазах была гордость.

— Ты… правда не против? — переспросила она, голос дрожал от удивления.

Ярослав кивнул, его взгляд потеплел.

— Правда. Ты моя дочь, и я верю твоему выбору. Но, — он поднял палец, и в голосе мелькнула лёгкая насмешка, — Я хочу увидеть этого Рагнара. Поговорить с ним. Проверить, достоин ли он стоять рядом с княжной Бежецкой. И, может, исправить кое-что из прошлого. Организуй мне встречу с ним.

Рогнеда радостно улыбнулась. Напряжение, сковывавшее её, начало отступать, и она кивнула, чувствуя, как тепло разливается в груди, переходя в ватную, обволакивающую слабость.

— Хорошо, папа. Я организую. Спасибо за всё, — она подскочила и, взвизгнув, как девчонка, подскочила к отцу и чмокнула его в щеку, — Ну, я помчалась! — она бросилась к двери. Надо же быстрее найти Рагнара, сказать, что отец хочет поговорить с ним!

— Стой! Погоди! — на лице обычно сурового князя играла добрая светлая почти детская улыбка. Рогнеда обернулась, — К мамам зайди. Они ждут. Переживали за тебя очень.

— Конечно! — кивнула княжна и выбежала вон. Сердце девушки билось часто-часто, с такой силой, словно хотело разнести ребра и вырваться на волю.

Князь Бежецкий смотрел на дверь, захлопнувшуюся за дочерью, а на лице так и играла дурацкая улыбка. Неожиданно Ярослав заморгал и потер мощными кулаками глаза.

— Сентиментальным становлюсь, — буркнул он и, достав из ящика стола початую бутылку коньяка, щедро плеснул его в чайную кружку, стоящую ту же под рукой, — За детей! — громко произнес он и опрокинул в себя крепкий алкоголь.