По праву сильного (СИ) - Лифановский Дмитрий

— Рагнар, патрикия, — он вежливо поклонился, с мокрых волос брызнули капельки воды. По Нечаеву было хорошо видно — спать он еще не ложился.

Анастасия слегка кивнула в ответ, её лицо осталось непроницаемым, но я заметил, как пальцы девушки нервно стиснули край скатерти.

— Молчан, — я встал, протянув ему руку, — не ожидал так рано тебя увидеть. Присоединяйся, взбодрись кофейком. А то выглядишь, как савежеподнятый упырь. Заодно как раз и расскажешь, что удалось выяснить.

Я указал на стул напротив, стараясь держать непринужденный тон, но нутро бурлило, требуя немедленных действий. Молчан не из тех, кто приходит без причины, особенно после бессонной ночи.

— Благодарю, — кивнул Молчан, стрельнув в меня странным взглядом (На упыря что ли в стойку встал? Так некромантия — это лженаука!) и устало опустился на предложенный стул, — ты прав, новости есть. И все плохие.

Я криво усмехнулся, разливая кофе из кофейника, принесенного Ардаком, в вытащенную из серванта чашку:

— Хороших новостей в нашей ситуации ожидать не приходится. Разве что, все враги, проникнутся муками совести и коллективно самоубьются, выдав нам перед этим все свои секреты. Рассказывай

Молчан сделал паузу, отпив горячий кофе.

— Хорошо, — с блаженством протянул он, — замерз, как собака, — и сразу перешел к делу, — Рябой и Корень нашлись. Живы. Но в кататонии. Лежат в госпитале, бормочут что-то невнятное. Доктора говорят, их разум повреждён. Сильно. Не знаю, что с ними сделали, и кто на такое способен, но очень хочу с ними пообщаться.

Я выпрямился, чувствуя, как внутри натянулась струна:

— Кататония? — переспросил я, стараясь говорить спокойно, но мои мысли уже работали на пределе. Повреждённый разум. Очень похоже на грубую работу менталиста. Надо срочно ехать в госпиталь! Если убийцы Фроди не связаны с Гильдией, то сейчас, выпотрошив старых ушкуйников, могли узнать о девочке и ее связи со мной. Учитывая, что неизвестные целенаправленно бьют по моему окружению, ученица в еще большей опасности, чем предполагалось изначально. Надо было еще вчера идти ее вытаскивать. Но соваться непонятно куда, не располагая никакой информацией, кроме того, что за похищением стоит Гильдия, и что скрываются они где-то на территории порта, глупо.

— Да, — кивнул Молчан, отпивая кофе. — Доктора бессильны. Но я подумал, ты захочешь сам на них взглянуть. Может, у тебя есть… свои способы.

Он вперился в меня цепким взглядом, но я не дрогнул. «Око» не знало о моих возможностях. Но интуиция и аналитические способности Молчана вызывали уважение. Я кивнул, скрывая напряжение за спокойной безмятежностью.

— Хочу, — сказал я, вставая. — Закончил? Тогда едем в госпиталь. Посмотрим, что там с ними. И надо закинуть Анастасию, к вам в «Око». Она хотела еще раз поговорить с отцом.

Молчан кивнул, залпом допивая кофе. Я повернулся к Насте, которая смотрела на нас с едва заметной тревогой.

— Поговоришь с отцом и оставайся в штаб-квартире «Ока», — это было похоже на приказ, да что там, приказом мои слова и были, но сейчас не до дипломатии и расшаркиваниях, — Жди меня там. И будь осторожна.

Она кивнула:

— Мне надо собраться.

Опять задержка. Но она права. Положение обязывает.

— Полчаса.

— Я соберусь раньше, — и она взлетела по лестнице наверх, к своим покоям.

В госпитале пахло прелостью и лекарствами, смешанными с едким запахом дезинфекции. Тусклый свет магических светильников отбрасывал длинные тени на серые стены, а за окнами всё так же монотонно стучал дождь. Рябой и Корень находились в отдельной палате, под охраной агентов «Ока». Лица бывших ушкуйников были бледными, глаза пустыми, как у кукол. Рябой лежал на кровати, бессмысленно глазея в потолок. Из уголка рта на подушку тянулась нитка густой слюны и растекалась лужицей по белоснежной наволочке. Корень, которого миловидная медсестра завезла на каталке в палату с процедур, раскачивался всем телом и бормотал что-то бессвязное. Доктор, пожилой мужчина с усталым взглядом, только развёл руками, когда я спросил его об их состоянии:

— Их разум… сломан, — развел он руками, отводя взгляд, — Мы не знаем, что с ними сделали. Такое не лечится.

Я кивнул, скрывая холодную ярость, которая закипала внутри. Молчан стоял рядом, его лицо было непроницаемым, но я чувствовал его напряжение.

— Оставьте меня, — жестко произнес я, — Молчан, тебя это тоже касается.

Нечаев бросил на меня тяжелый взгляд, но спорить не стал. Он знал, что я не буду объяснять своих решений и все равно сделаю так, как нужно мне. Доктор и Молчан вышли, закрыв за собой дверь. Медсестричка выскочила еще раньше, стрельнув в меня любопытными глазками.

Я остался один с двумя стариками, чьи разумы были почти уничтожены. Но я знал, что даже в разрушенном сознании остаются следы. И, к счастью, я умел их находить.

Подойдя к Рябому, сел рядом с ним на кровать и, положив руку ему на лоб, почувствовал слабый отголосок его мыслей — хаотичных, рваных, как лоскутки ткани. Мне пришлось закрыть глаза, чтобы сконцентрироваться и коснуться его сознания. Оно напоминало разбитое зеркало — осколки воспоминаний, смешанные с болью и страхом. И как найти в этом калейдоскопе фрагментов чужой жизни то, что мне нужно? Попробую пойти от эмоций. Последнее что чувствовал старик — страх, жуткий, всепоглощающий ужас. Он и сейчас пребывает в этом состоянии. Надо визуализировать его чувства и начать собирать вокруг них последние воспоминания.

Получилось! Обрывки начали складываться. Короткими фрагментами. Вспышками. Но есть с чем работать. Фроди. Корень. Помещение. Не понятно где. Просто помещение. Человек. Силуэт. Не понятно даже мужчина или женщина. Тёмный переулок. Фигура в чёрно-синем балахоне, скрывающая лицо под отвратительной рогатой маской с длинными черными плетями усов. Ужас. Первобытный. Неконтролируемый.

Рябой у меня под рукой замычал и попытался вырваться. Я навалился на него всем телом. Сейчас не до сантиментов.

Черно-синий подходит ближе. Выкрикивает какие-то слова. Голос, низкий, гортанный, на странном диалекте, незнакомом Рябому диалекте. Это — жрец. Ушкуйник уверен в этом. Непонятно только откуда такая уверенность. Но теперь и не узнать. Слишком сильно поврежден мозг. Грубо. По разуму старика словно били кувалдой. Нет! Здесь точно работал не менталист. Это больше похоже на действие какого-то артефакта. Пытаюсь найти информацию про Сольвейг. Ничего. Пусто.

Зато вижу лицо Фроди. Страшное. Искаженное болью. Полыхающие черным пламенем глазницы. Крошащиеся от судороги зубы. Старый ватаман не заслужил такой смерти! Жрец! Кто бы ты ни был! Какому бы божеству не поклонялся! Я тебя найду и вырву твое сердце!

Прежде чем отпустить воспоминания Рябого, выжег его боль и страх. Старик закричал, забившись в конвульсиях. В палату ворвались Молчан и доктор.

— Вон! — я зарычал низко — по-звериному. Доктора вынесло звуком в коридор, как осенний лист ветром. Молчан сопротивлялся моему давлению, буравя меня взглядом. — Вон! — повторил я, не сбавляя тона, — Им ничего не грозит.

Нечаев нехотя вышел, закрыв за собой дверь. Тяжело поднявшись, посмотрел на Рябого. Его тело спало. Тихо, спокойно. Ни воспоминаний, ни личности там уже не было. Пустая оболочка. Еще несколько вздохов и все. Но я успел вложить в расслабленные руки старика кинжал, выдернутый из хранилища. Он заслужил свою Валгаллу. Это была моя последняя милость, для друга Старого Ворона.

Я перевел взгляд на Корня. Безноги инвалид так и качался в своей каталке, неразборчиво бормоча, хихикая и пуская слюни. Снова лезть в разрушенный разум человека не хотелось до тошноты. Но надо.

Корень дал почти то же: усатая маска, чёрно-синий балахон, непонятный диалект и бесконечный ужас. Всплыло еще имя — Эрлик или Ерлик. Но кто это, еще предстоит разобраться. Если получится. Подарил покой и второму ушкуйнку. О том, что это может повлечь за собой определенные проблемы, даже не думал. Не тот случай. Нельзя такое творить с людьми. Лучше смерть!