Ученица мертвеца (СИ) - Федорова Любовь Борисовна

Белка подняла голову и посмотрела прокурорскому прямо в лицо. То, что она видела, ей не очень нравилось. Очередная «земляничка» стояла перед ней. Человек из рода Земли, в котором все всё делают, быть может, не лучшим способом, зато чрезвычайно старательно. Плоское, как тарелка, словно обсыпанное мукой, очень белое лицо, вздернутая верхняя губа, за которой прячутся мелкие острые зубы, усы не растут, борода в три черные волосины, змеиные темные глаза — будто две дырочки, проделанные пальцем в тесте. Выражения не разобрать, намерения не читаются.

Что-то не верилось, будто этот человек — спасение. Что вот, приехал чиновник от прокурора, сразу во всем разобрался и все исправил. И что-то он не торопится снимать с Белки веревки или как-то еще ей помочь. Не оправдываются надежды на справедливость.

Белка оторвала взгляд от неподвижных глаз помощника прокурора, зыркнула в сторону — где Кириак? Тот что-то оживленно втолковывал инспектору Вернеру, который уже вылез из саней и стоял рядом, не выпуская вожи из рук. Инспектор будто бы очень удивлялся рассказанному или не мог в слова Кириака поверить, качал головой. Писарь махал руками, показывал на Белку, на застывшую каменным изваянием Петру, в лес, на деревню, снова на Белку. Потом достал из-за пазухи книжечку, открыл и зачитал инспектору.

Наконец инспектор мотнул головой, хлопнул Кириака по плечу и решительно двинулся в сторону Белки с прокурорским помощником. Но с пяти шагов вернулся к саням, вынул из-под откидного сидения обвисшую шкуру тетерева, похожего на птицу теперь только длинными крыльями, достающими до земли, и, тяжело хрустя ледяной крошкой, намерзающей поверх перетоптанного липкого снега, пошел к дубу. Кириак спрятал книжечку обратно за пазуху и поспешил за ним.

Бабы, разглядев, что за штуку несет инспектор в руке, тоже зашевелились. Они оправились от первоначального испуга и стали подходить ближе. Пару шагов — сбиваются в кучку. Еще пара шагов — снова остановка. И так, пока не оказались возле Петры, не окружили ее, не закрыли своими юбками и платками.

— Девушку можно развязывать, — заявил инспектор Вернер, подойдя к чиновнику почти вплотную.

Прокурорский на эти слова даже не моргнул.

— Это я виноват, я обвинил ее зря. Я думал, что она погубила моего помощника, но вот он — жив и здоров, — продолжил инспектор. — Признаю свою ошибку.

Чиновник по-прежнему молчал.

— Я собрал доказательства и готов предъявить их следствию, — добавил к словам инспектора свои три гроша Кириак.

Прокурорский резко повернул в его сторону голову и каркнул:

— Вести следствие мое дело, а не ваше!

— Извините, — стушевался писарь.

— Вы, — петля свернутой плети уперлась в грудь инспектора, и тот, даром что был на голову выше прокурорского чиновника, сразу сделал шаг назад, — совершили достаточно ошибок, чтобы запутать все, что здесь могло быть расследовано по горячему следу. — Плеть снова уперлась в инспектора Вернера и заставила отшагнуть того еще дальше. — Вместо того, чтобы сразу отправить доклад в органы прокурорского надзора, вы устроили непозволительную самодеятельность. Этим вы многократно усложнили мне задачу. Теперь вы такой же участник свершенных здесь преступлений, как все вокруг. Свидетель или соучастник, рассмотрим позже, когда выясним все обстоятельства. Отойдите все туда, в общую группу, — указал он плетью, где должны встать инспектор и его помощник.

— Но преступников было двое, — попытался возразить в последний раз инспектор Вернер. — Это установил я ранее, и это же самое сказал мне покойный Хрод, он понял это по следам у дуба сразу после призыва…

Плеть снова ткнула сначала в его сторону, а потом в сторону столпившихся на расстоянии десятка шагов баб.

Белка, привставшая было на колено, снова села. Не стала тратить внутреннюю силу на руки и ноги, приберегла. Было у нее предчувствие, что так просто все не обойдется. И даже очень непросто все не обойдется. Что-то будет...

А законник, когда от него отошли подальше, двинулся в обход нее, дотрагиваясь иногда плетью Белке до капюшона, плеч или спины, отряхивая налипшие и намерзшие снежинки. Чем-то этот весенний чистый снег сильно раздражал его. Или это тоже была своего рода людоедская забота.

— Я приезжаю в деревню из-за убийства учителя, и что я здесь вижу? — продолжил речь помощник прокурора, медленно двигаясь вокруг Белки. — Двое преступников? Всего двое, утверждаете вы? А я скажу не так. Очень похоже, что не двое, а гораздо больше. Быть может, здесь вся школа взбунтовалась против учителя Хрода? Учиться не хотели? А, может быть, не школа, а вся деревня, по ошибке называемая Школой? Не хотите быть людьми, по старым звериным обычаям жить размечтались?

Глава 23

Ой, как возмутилась Петра от этих слов. И она, и обе ее мамаши — родная да приемная. Словно той плетью их хлестнули по больному месту

— Да ни в жисть! — заревела та, у которой голос был грубее.

— Мы хотели, а нам не давали! — взвизгнула вторая и зачем-то наставила на инспектора лопату.

А у кого-то в руках уже мелкнул ухват.

— Это все Хрод, учитель! — поддержали их голоса из толпы. — На собрание с младенцем не ходи, он плачет, всем мешает!

— Беременная не ходи, ты каждые четверть часа бегаешь на двор!

— Девчонок не посылай, из-за них парни ничего не слушают и вертятся!

— А мы! А нам! Дайте нам женскую школу, нам не нравится общая!

— Нам вообще не нужна мужская! Пусть парни в городе учатся!

— Мы хотим себе учителя по нраву! Чтоб к бабским делам со снисхождением! Чтобы понимал!

— Мы тоже за все новое и против всего старого!

— Нам нравятся красивые слова, а не ученые заумные, которые некуда сунуть в быту и хозяйстве! Песни и сказки!

— Потому что бабы дуры! — козлетоном блеял школьный сторож.

И как-то незаметно, пядь за пядью бабы стали к законнику приближаться, а он — совершать разворот и пятиться к солдатам.

— Всем стоять! — гавкнул, наконец, помощник прокурора, когда понял, что отступил непозволительно далеко. — Назад! Я представитель закона!

Голос у него по-петушиному сорвался, и бабы его не очень-то послушались.

Толпа баб завернулась угрожающим полукругом, забирая законника в клещи, и левым краем уже почти касалась Белки. С этого края, не отставая от баб, но забирая ближе к Белке, перемещались инспектор, Кириак, а ближе всех травница Кракла.

— Учтите наши требования! — уже во весь голос кричали бабы. — Сколько можно терпеть! Учтите, а не то!..

— Леворюция, однако, — негромко прошамкала Кракла совсем рядом.

— Здесь похороны или что? — недоумевал Кириак.

Сильные руки взяли Белку под плечи и поставили на ноги.

— Видишь, что ты натворил, — ворчал инспектор на своего помощника. — Слишком наумничал. Надо было по-простому — мужиков позвать, скандал затеять. Вчера еще, когда я уехал. А ты расследование устроил, доказательства искал, дознаться до правды хотел. Что толку теперь в твоих знаниях. Знания без деятельности бесполезны.

— Нож есть у вас? — спохватился Кириак. — Веревки разрезать. Узлы заледенели все, их не развязать…

— Нету. Нельзя сейчас, — и инспектор обратился к Белке: — Потерпи еще немного, девочка. Мы тебя вызволим из этого бреда. Не может же быть так, как он говорит. Я инспектировал эту школу, все в ней в порядке раньше было…

— А словом? — не унимался Кириак.

— Такие аккуратные слова только она сама знает, а у нее сил нет. Я ж бахну, так бахну. Повредить боюсь. Все надо делать правильно. Неправильно уже понаделали, вон что вышло. Держитесь, дети, я перед вами виноват, я постараюсь все исправить…

Белка, пытаясь не отстраняться от себя так уж сильно, следила за перемещениями черной толпы от края поляны к дубу и обратно по сложной траектории. Словно не люди это были, а перемешавшаяся стая ворон. Деятельность, даже без знаний, как сейчас у баб, пожалуй, и правда, приносит больше пользы. Вон как они бледную прокурорскую рожу напугали и гоняют по площадке. Того гляди, законник сдастся, плюнет и сбежит, пока его не пырнули ухватом. О чем там сейчас идут переговоры, в клубящемся черном кубле, где плащ законника не отличается от похоронных бабских одеяний, вообще не разобрать.