Башни Латераны 2 (СИ) - Хонихоев Виталий

— Как скажете Квестор. — Йохан направляется к выходу, но у самой двери останавливается и оборачивается: — но… если все так, то получается, что мы сдаемся? Что магистр Шварц — неприкосновенна и мы ничего не можем с этим сделать?

— Пока членом Совета Академии. — сухо роняет Гюнтер: — ровно до того момента пока она входит в Совет. Вспомни как именно избираются в Совет и как его члены могут лишиться места в Совете.

— … я все понял, Квестор.

— Всему вас учить надо. Ступай. Я хочу увидеть гарроту на шее у этого Иофания еще до обеда.

Глава 17

— Ага. Ну хоть так. — сказал Бринк, опуская деревянный меч острием в землю: — уже неплохо, а то совсем как корова на льду стоял. Поднатаскался с Мессером, поварешка?

— Он… дал мне пару уроков. — признается Лео, восстанавливая дыхание и подбирая с пыльной утоптанной поверхности тренировочной площадки свой тренировочный меч.

— Кавалеристы. — пренебрежительно усмехается Бринк, показывая отсутствие сразу нескольких зубов у себя во рту: — у них клинки завсегда одноручные. Ан гард! — он поднимает острие меча и Лео становится в стойку.

— Теперь уж и учить тебя можно. — говорит Бринк: — вот смотри, когда мы вот так стоим, то ты меня атаковать можешь с любого направления и с любой стороны. — он взмахивает мечом, показывая. Сверху, снизу, по диагонали, выпад…

— Это, млять, неудобно. — продолжает наемник: — давать врагу свободу — глупая затея. Но… — он делает шаг вперед и кладет свой тренировочный клинок на клинок Лео: — вот, видишь? С этой позиции ты уже не сможешь атаковать меня отсюда — справа, снизу, вся полусфера перекрыта. Пересилить меня в столкновении клинков ты тоже не можешь — я стою в стойке, мой клинок упирается в твой сильной нижней третьей клинка. У тебя же — слабая сторона, верхние две трети. Ты не сможешь ни атаковать меня справа, ни ткнуть, ни пересилить.

— Но я могу… — Лео уступает давлению Бринка, как его и учили, взмахивает клинком, атакуя сверху-слева и замирает, увидев острие клинка Бринка у своего лица.

— Вот так. — говорит наемник: — нажав на твой меч я оставил тебе только один вариант атаки. А значит я заведомо знаю как именно и куда ты нанесешь удар. А зная, как и куда ты атакуешь — я заранее планирую контрудар. Видишь? Это легче чем стоять и гадать — куда меня сейчас ударят.

Лео опустил меч. Руки дрожали от усталости. Рубашка под кожаным жилетом насквозь промокла, прилипла к спине холодной тяжестью. Пот щипал глаза. Он вытер лицо рукавом, размазав грязь по щеке, и только тогда перевёл дух как следует.

— Всё, хватит на сегодня, — бросил Бринк, втыкая свой деревянный меч в утоптанную землю рядом со стойкой. — А то руки трясутся. Толку от такой тренировки — как от козла молока.

Лео кивнул, не в силах что-то ответить. Горло пересохло. Бринк направился к бочке с водой, что стояла в тени у края площадки.

Тренировочная площадка за казармами наёмников кипела жизнью, как растревоженный улей. Шум стоял плотный, многослойный — не оглушающий, но постоянный, вязкий, обволакивающий со всех сторон. Лео обвёл взглядом пространство вокруг себя.

Площадка располагалась в широкой низине между двух пологих холмов, на выровненном пятачке земли размером примерно с большую рыночную площадь. Земля здесь давным-давно вытоптана в пыль — никакой травы, только жёсткая, растрескавшаяся глина, покрытая тонким слоем жёлто-серого праха. При каждом шаге, при каждом ударе ногой или падении взвивались маленькие облачка пыли, оседавшие на одежду, лица, руки. К концу дня все здесь становились одного цвета — грязно-жёлтого.

С трёх сторон площадку окружал частокол из потемневших кольев и невысокий земляной вал, поросший жухлой травой и колючим кустарником. Это было сделано не столько для защиты, сколько чтобы скрыть тренировки от любопытных глаз горожан — мало кому хотелось смотреть как бьют соломенные чучела и орут непечатное до хрипоты. С четвёртой стороны высились сами казармы — длинный приземистый барак из толстых потемневших брёвен, крыша которого была залатана соломой и дранкой в нескольких местах. Окна маленькие, узкие — не для красоты, а чтобы зимой не выдувало тепло.

Рядом с казармами лепились другие постройки: приземистая конюшня, из которой тянуло сладковато-тяжёлым запахом навоза, мокрой соломы и овса; кузница с широкой открытой дверью, откуда вырывался жар и звонкий, мерный стук молота по наковальне; дровяной сарай, у которого громоздились поленницы; и оружейная — маленькая, квадратная, с железной дверью на тяжёлом засове. У двери оружейной дремал хмурый ветеран с седой бородой и бердышом в руке — даже в жару, даже во сне он не выпускал древко из ладони.

Шум площадки складывался из сотни отдельных звуков. Где-то слева, у края площадки, визжало точило — длинный, режущий слух скрежет стали о камень. Один из наёмников точил меч, склонившись над большим кругом, который вращал ногой, нажимая на педаль. Искры летели веером, оседали на землю и тут же гасли. Рядом другой сидел на низкой скамье и терпеливо чинил кольчугу — продевал тонкую проволоку сквозь разорванные железные кольца, сжимал специальными щипцами, пробивал заклепками, проверял на прочность. Работа мелкая, нудная, но необходимая. Мастеровые из гильдии справили бы такую работу за час, но видать денег на ремонт было небогато или же сэкономить решил.

Но больше всего шума исходило из центра площадки. Там, на открытом пространстве, выстроились ровные ряды новичков — человек двадцать, может, чуть больше. Молодые, ещё зелёные, в простых рубахах и штанах, без доспехов, с длинными деревянными копьями в руках. Копья с тупыми железными наконечниками, но тяжёлые — настоящие, боевые по весу. Лео видел как дрожат руки тех, кто стоит в задних рядах, как напряжены их лица.

Перед строем расхаживал Курт Ронингер, капитан роты наемников. Высокий, широкоплечий, с лицом, которое украшал шрам и короткой седой бородой. На нём была простая кожаная куртка, потемневшая от времени и пота, и широкий пояс, на котором висели три ножа. В руке он держал длинный посох, толщиной с руку. Лео видел, как он бьёт этим посохом новичков по рёбрам или спине, когда те недостаточно быстро выполняют команду.

— Строй! — рявкнул Курт, и его голос прорезал весь шум площадки. — Плечом к плечу! Копья на плечо! Держать ровно!

Новички зашевелились, сбились теснее, выровняли копья. Рядом с Куртом стоял Штефан Щука — высокий, худой, с чёрной повязкой на левом глазу.

— К бою! — звучит команда и копья — опускаются вниз, кому-то в первых рядах прилетает древком по голове, он шипит от боли, роняет свое копье вниз, отдавливая ноги соседу, хватается за голову. Начинается свалка.

— Кто отпустил оружие в бою — тому лично кишки на голову намотаю! — выкрикивает Штефан: — и когда копья к готовности приводите — смотрите куда опускаете, курицы безмозглые!

— Навались! — скомандовал Курт, выждав пока все займут свои места. Строй новичков разом двинулся вперёд — к стене казармы, упирая тупые наконечники копий в бревна. Они толкали, орали, давили изо всех сил, наваливаясь на копья всем весом. Стена, разумеется, не дрогнула.

— Барра! — выкрикивают новоиспеченные пикинеры, откатываются назад и снова ревут «Барра!» — наваливаясь на древки тренировочных копий по новой.

— Надавили — назад! Надавили — назад! — повышает голос капитан: — за один крик должны полный цикл пройти! Все вместе! Разом! Навалились!

— Барра! — откликаются новички, налегая на копья.

— Эй, поварешка! — окликает Лео Бринк и он поворачивается к нему, прекратив наблюдать за тренировкой пикинеров: — ты же арбалетчик теперь? Купил себе чего?

— Пока нет. — качает головой Лео. Покупать арбалет очень не хочется, он дорогой, от двух золотых стоит, а если брать как сказал Курт — с печатью гильдии, тяжелый, пехотный с воротом — то и все пять. А ведь он помнил, что в той телеге с двойным дном лежали и арбалеты… вот бы попросить Мессера чтобы тот разрешил одну штуку взять…