Локки 6. Потомок бога (СИ) - Решетов Евгений Валерьевич "Данте"

— Молю, не надо! — завопил хозяин лавки.

А вот усач оказался более решительным. Он оттолкнул своего коллегу и метнулся к выходу. Но я ожидал от него чего-то подобного, потому телепортировался к двери и со всей силы вмазал кулаком в лицо ублюдку. В моих ушах от наслаждения даже христианские ангелы запели.

Усач вскрикнул и без сознания грохнулся на спину, заливая грязный пол кровью из разбитого носа.

— Открывай дверь в свою конуру! — повелительно бросил я хозяину лавки, отчаянно заламывающему руки.

Он, в отличие от усача, даже не пытался сопротивляться. Сломался, как только понял, кто я такой.

Смертный торопливо бросился к двери, попутно умоляя меня простить его. Я молчал. Рябой же сразу нацепил на мошенника наручники и вызвал своё начальство, как я и приказал.

— Я не хотел ничего дурного, — продолжил стенать хозяин лавки, старательно корча жалобные гримасы. — Меня заставили. А я-то не хотел, не хотел. Умоляю, простите меня, господин Громов. Проявите сочувствие.

— Прощения хочешь? Милости? — прорычал я, столкнув брови над переносицей. — Просишь проявить сочувствие? А где же было твоё сочувствие, когда я говорил, что мой отец при смерти? А⁈ Почему ты не проявил сочувствие и не вернул мне артефакт?

— Я… я, — замычал тот, опустив голову.

— Ты получишь по заслугам. И ты, урод, — добавил я, глянув на рябого.

— Да я чего? Я же ничего и не делал. Просто должен был в машине сидеть. Это не мои дела, — затараторил полицейский, испуганно глядя на меня.

Он тоже не стал отпираться, видимо решив, что если сознаётся, то меньше получит, а то и вовсе отделается увольнением.

— Ты получишь по заслугам, — пообещал я рябому и почувствовал, как меня резко отпустили эмоции.

Мне больше не хотелось даже видеть рожи этих уродов. Я развлёкся, восстановил справедливость и вывел мошенников на чистую воду, а потому без сожаления предоставил решать их судьбу приехавшим полицейским в погонах с большими звёздочками. Но не обычным полицейским, а тем, кто занимался внутренними расследованиями. Они рьяно заверили меня, что все сделают в лучшем виде.

После этого я в хорошем расположении духа добрался до другой скупки и уже там продал-таки артефакт за адекватную цену. Купил несколько заряженных ловушек и перелил энергию в кубок-портал.

К этому времени на город опустились первые сумерки, стало прохладнее и зажглись кованые фонари, согнувшиеся над узкими брусчатыми улицами, стиснутыми старинными домами с пятнами гнили и кое-где потрескавшейся штукатуркой. Да ещё и дождь опять зарядил. Он злорадно бил по телефонной будке, пока я набирал номер Громова-старшего.

— Громов у аппарата, — ввинтился в моё ухо усталый голос.

— А чего ты еле стонешь, будто помереть собрался? — приподнято спросил я. — Мне уже пора думать, что делать с наследством?

— Помру, если постоянно будут звонить желающие поздравить меня с тем, что мой внук стал Рукой императора. Я уже язык натёр до мозолей, разговаривая с ними, — пожаловался мужчина, но в его голосе так и сквозили радостные и даже надменные нотки. — Я же половину из этих людей и не знаю вовсе. Какие-то старинные друзья объявились, дальние родственники выискались и ещё Чернобог пойми кто. Звонили даже три сударыни, каждая из которых утверждала, что беременна от тебя.

— Всего три? Мало чего-то.

— А если серьёзно? — посуровел Громов, обеспокоившись тем, что я понаделаю бастардов, а ему потом придётся разбираться с этим.

— Я держу свой детородный орган в чёрном теле, — весело проговорил я, подумав, что моя фраза получилась двоякой.

Ведь фразеологизм «держать в чёрном теле» — означает излишне строго с кем-то или чем-то обращаться. И с одной стороны в отношении моего органа это было верно, но с другой стороны — я в некотором смысле давеча держал своего змеёныша в чёрном теле, когда во сне совокуплялся с красавицей стражницей.

— Правильно делаешь, — с облегчением одобрил смертный и тут же строго добавил: — Ты теперь не имеешь права размахивать своим прибором налево и направо. У тебя нынче такой статус, что незаконнорождённые отпрыски могут серьёзно подпортить твою репутацию, да и родовую в целом. Я даже с Павлом провёл воспитательный разговор, касающийся половых отношений, хотя думал это сделать на будущий год. А то ведь и к нему уже дворяночки смазливые клинья подбивают. Не поверишь, там такие девицы встречаются, что ого-го! На две головы выше Павлика, а груди у них, что твои арбузы.

— Да-а, нелегко придётся мальчонке, — иронично выдал я, чуть не оглохнув от грома, разорвавшего почерневшее небо, иссечённое молниями.

— Вот-вот. Тут уже даже к Лидии свататься начали. Ужас какой-то творится. Признаться, я с ностальгией вспоминаю времена, когда наша семья никому не была нужна и никто о нас не знал.

— Я всё могу вернуть обратно.

— Нет, нет! Даже не думай об этом! — взволнованно выпалил мужчина. — Это я так… вредничаю.

— Скоро будешь в столице вредничать. Всё уже обговорено. Но ты не тушуйся перед местными, спину не гни. Знай, что если будет хреново, то я всегда выручу тебя, — проговорил я не только для Громова, но и для тех, кто, возможно, прослушивает его телефон.

Мужчина поблагодарил меня, после чего мы поговорили ещё в течение десяти минут, а потом я повесил трубку и глянул на стеклянную дверь телефонной будки. Дождь потоками скатывался по ней, а за водной пеленой постоянно вспыхивали молнии и гремел гром. В такую погоду даже такси хрен вызовешь. Придётся использовать кубок-портал.

Вытащив артефакт из поясной сумки, я перенёсся в отель «Божественный замок» в тот самый номер, где в прошлый раз выслушал отповедь Семаргла и вкусил крови Хеймдалля.

На сей раз уже знакомую гостиную с дорогой резной мебелью, ворсистым ковром под ногами и изображениями богов на потолке освещали залпы небесного электричества. Хеймдалль, в отличие от Семаргла, предпочитал, чтобы портьеры не закрывали окна.

— В тот раз, оказывается, ещё была хорошая погода, — ядовито произнёс Хеймдалль, блеснув янтарными глазами. — Поганый мирок, как и его жители.

— Здесь не всегда такие деньки, и мир вполне себе неплохой, — недружелюбно проговорил я, почему-то почувствовав обиду в ответ на слова бога, будто он меня назвал поганым. — О чём ты хотел поговорить? Дай угадаю. Жаждешь выказать мне своё восхищение по поводу того, что я перехитрил Иврима, а потом хочешь предложишь проследовать в одну очень интересную башню?

— После твоих напыщенных слов сразу как-то расхотелось хвалить тебя, — усмехнулся бог, продемонстрировав золотые зубы.

— Да мне и не требуются ничьи похвалы. Я сам знаю, чего стою.

— Не зазнавайся, Локки. Самоуверенность до добра не доведёт, — сказал асгардец, насмешливо посмотрев на меня.

— И тебе это хорошо известно, — не удержался я от шпильки, прозрачно намекнув на то, как разделался с Хеймдаллем в башне Древних.

Он тогда себя вёл очень самоуверенно, прям как охотник, решивший поделить шкуру неубитого медведя, а когда вернулся с охоты, то мог лишь в слезах рассказать, как его поимел этот самый мишка косолапый.

— Тебе просто повезло, — холодно выдал бог, поняв мой намёк.

Он так сильно стиснул челюсти, что вздувшиеся желваки едва не проткнули бледную кожу.

Я тут же вспомнил, что Хеймдалль довольно обидчивый и самовлюблённый малый с таким большим эго, что иные горы меньше. Мне такие боги не нравились: гордые, с задранными до небес носами. Они в любой момент могли поддаться своим страстям и загубить верное дело, к примеру, из-за какой-то глупой обиды.

Будь моя воля, я бы послал Хеймдалля ётунов пасти, но он мне был нужен. Один я буду очень долго разбираться с тайнами Башни, а с его помощью познаю их быстрее.

Эх, так и придётся смирить свою мятежную натуру и снизить накал нашего разговора.

— Возможно, что и повезло, — дёрнул я губами и сразу же добавил: — Когда ты хочешь отправиться в Башню?

— Сейчас, — выдал он, требовательно посмотрев на меня.