Ключ Руна (СИ) - Изотов Александр

Барону, чтобы остановить неизбежные перетолки и недовольства, а самое главное, погасить панику на корню, требовалось показать, что у него всё под контролем. Чёрная волшба посреди бела дня, да ещё в центре Качканара?

А контроль был нужен, потому что в городе бардак стоял ещё тот.

Во-первых, дружинники на рынке, ещё не перестала дёргаться туша мутанта, уже сцепились с несколькими пришлыми воинами, теми самыми, которые приехали на смотр. Во-вторых, потом вдруг выяснилось, что Грецкого нигде не могут найти, и пошла молва, что он сбежал.

Перед этим случилась стычка дружинников с Денисом и Лукьяном. Кто-то подумал, что они пытаются прорваться к барону, чтобы убить его.

Потом, правда, выяснилось, что это Денис и Лукьян увидели, как меня, Грецкого, волочут какие-то стражники, словно преступника. Поэтому-то они и кинулись отбить, но те сразу достали оружие, и, слово за слово… Те стражники, кстати, под шумок исчезли вместе со мной.

Воеводу самого неплохо так приложило, и он сам не видел, что я сделал с мутантом. А его воины в первую очередь должны были прикрывать барона и княжну, поэтому до меня очередь у воеводы не сразу дошла. Дарью Никитичну дружинники быстро стащили с помоста и прикрывали, зажав спинами, поэтому и она не сразу докричалась до Платона Игнатьевича, который только и успевал отдавать приказы.

Вот так сумятица разрослась до невообразимых масштабов.

Следом начались небольшие народные волнения — те, кто убежал с рынка, передавал по улицам страшные вести. Как ни странно, на каждой улице история разительно отличалась, и где-то даже оказалось, что это Грецкий пытался убить и барона, и княжну, да и вообще всех…

Услышав эти россказни, я подумал, что, скорее всего, на этих улицах у меня просто было больше всего долгов. Ну и сразу стало понятно, почему меня по улице сопровождает такая серьёзная охрана.

А потом я узнал, зачем мы движемся к реке…

Беда, как говорится, не приходит одна, и волна паники прошла по Качканару ещё и с другой стороны города. Потому что впервые за многие десятки лет с Полуденного Рога спустился боевой отряд гномов и остановился за мостом через реку Выя. И требовали гномы, как ни странно, освободить Грецкого… О Копане Тяжениче вообще ни слова не молвили.

— Требуют меня освободить? — я искренне удивился, когда услышал, что меня ведут показать гномам, дабы уберечь Качканар от опасности.

— Ну не меня же⁈ — прорычал воевода, не выпуская из рук свой широкий короткий меч-каролинг, — Одни проблемы от тебя, Грецкий!

Я не стал продолжать спор, потому как это было всё равно, что переть против природной стихии. Платон Игнатьевич едва не кипел от гнева, и я не собирался становиться тем фитилём, который его взорвёт.

— А вот тут воевода прав, да, Грек? — Денис меня толкнул локтем, — Мы с тобой знаком всего пару часов, а уже проблем наловили, слышь, Лука? — и он, поморщившись, потрогал громадный фингал под заплывшим глазом.

У кивнувшего Лукьяна физиономия выглядела чуть получше, но шёл он слегка скованно. Видимо, ему по рёбрам достаточно настучали.

Воевода весело хмыкнул, услышав Дениса, и я подумал, что у этого ирокеза неплохой навык разряжать обстановку. Когда он назвал меня Греком, я и сам усмехнулся… Не самое плохое прозвище, если так подумать.

Как оказалось, новости о чёрной волшбе на рынке и о нападении гномов встретились где-то посередь Качканара, благополучно пересеклись, да ещё разные вести о Грецком объединились, мутировали… и потекли в разные стороны, зажив каждая уже своей жизнью.

Где-то Грецкий пытался убить гнома, и за это они пришли меня казнить. Где-то Грецкий привёл скверных гномов разрушить Качканар. Кажется, некоторые граждане, которым я был должен некую сумму, сразу же восприняли это на свой счёт и, говорят, в считанные минуты собрали пожитки и рванули из города.

А где-то даже рассказывали, что Грецкий пытался убить то ли барона, то ли княжну, и первым делом просто голой рукой задушил какого-то бедного орка, пылающего любовью к княжне и бросившегося защитить её.

— Ну охренеть, задушил, — я поднял руку с посиневшими пальцами.

— Не ной, Грецкий, времени нет! — рыкнул воевода, — Слава Богу, что тебя так быстро нашли. Мы-то тебя в крепости барона искали, а кто-то тебя отволок к городовым, в их поруб!

Что это за неизвестные стражники, Платон Игнатьевич пока не знал, и это его бесило. Потеряв сегодня в бою с мутантом несколько справных воинов, он и так был очень зол.

Потому что отряд гномов перед Качканаром, когда по указу императора крепкий мир с ними длился уже несколько десятков лет, был проблемой даже пострашнее, чем злоупотребивший чёрной волшбой орк. Барон, в чьих владениях случилась бы война с гномами, мог потерять в мгновение ока всё — и титул, и земли, и свободу.

Гномы и так со скрипом терпели укрепление Российской Империи на их Урале, и мир держался только на договоре, что империя не лезет в подземное царство, оставляя им независимость.

Насколько я понял, привилегии в договоре были только на стороне гномов — они в свою очередь активно могли посещать города и торговать с ними по бешеным ценам, да ещё накладывать вето на разработку каких-то шахт. А уж о том, что сами гномы покупали всё по низким ценам, да и вообще часто просто щедро одаривались, знал каждый.

Чего только стоила империи прокладка тоннеля недалеко от Чусового, вспомнили некоторые дружинники. Железную дорогу гномы почему-то совсем не переваривали, и напрямую до Качканара провести её пока не позволяли.

Может, гномов так не любили и опасались не только из-за их могучей силы, но ещё и из-за привилегий? Над положением гномов ещё следовало подумать и поподробнее расспросить кого-нибудь, я остро чуял, что тут какая-то тайна.

Что-то тут не сходилось — император посылает отряды в Сибирь приструнить строптивых огров на васюганских болотах, но при этом терпит строптивых гномов? Чем же они так особенны?

Воевода, кстати, обмолвился — это ещё счастье, что в покушении участвовал орк… Если бы эльф или человек, как бы по городу не начались гонения. Бывало и такое, ведь эльфы и люди в Качканаре в меньшинстве, да и вообще поговаривают, что они с неохотой едут за неприветливый и суровый Урал. Особенно изнеженные эльфы, которые не любят пачкать руки в грязной работе.

Особая эльфийская сила, позволяющая им творить волшбу на расстоянии от тела, лишь подтверждала это народное мнение. Поэтому бить морды другого цвета тут бы начали вмиг…

И это несмотря на то, что сам император Павел Алексеевич был чистокровным эльфом, в основном окружённым великими князьями-орками. На это воевода буркнул что-то вроде: «Умом Россию не понять…»

А вот бить морды гномам, ясное дело, никто бы не побежал. А то Качканар, наверное бы, и дня не простоял… Горный народец в гневе, как говорят легенды, и целые вершины с места на место перемещал. Я даже услышал легенду, как гномы что-то ни не поделили с одним графом в поселении неподалёку и изменили русло реки, перекрыв её холмом.

— А весело у вас здесь, в Качканаре-то, да? — весело подытожил Денис и тут же умолк, поймав угрюмый взгляд Платона Игнатьевича.

Мы шли по незнакомой мне улице, мощёной досками. В двухэтажных деревянных домах приоткрывались ставни, являя нам испуганные и любопытные глаза, и тут же захлопывались, когда Платон Игнатьевич или его воины махали им. Слышались крики с соседних улиц, где-то в закоулках мелькали тени и шелестел испуганный шёпот.

Только, по словам воеводы, народу всё равно было важно видеть на улицах дружину.

— Улыбайтесь и машите, — хмурый, как туча, рявкал Платон Игнатьевич, — Хрен ли вы не лыбитесь, щенки тупорылые⁈

Дружинники, как могли, вытягивали из себя улыбки.

— Что-то не видно, что они рады нас видеть, — буркнул Денис, крутя головой, — Да, Лукьян?

— Много ты понимаешь, круглоухий! Рады, не рады, они не для этого на нас смотрят. А ты, гребешок, уже в дружине, так что завали хлебало и лыбься!