Макс и Стас не были похожи лицами.
Ни капли.
Но иногда просто невозможно ошибиться.
Я смотрела с голубые глаза Макса, и видела отчаявшегося, перепуганного Стаса.
И он видел меня, Веру.
И никакие слова его не убедили бы в обратном.
— Как ты попал сюда?!
— Очень просто, — хохотнул он, крепче сжимая мне горло. — Вместе с продавцом, что привез тебе свой инструмент, мешки и лопаты! Кто смотрит на подмастерье, что грузит товар в тележку? Никто! А надо быть внимательным, ох, надо!
— Чего тебе надо, — прохрипела я, задыхаясь. Было страшно до ужаса, но я старалась держать себя в руках. И лихорадочно соображала, как же мне избавиться от обезумевшего от ужаса Стаса.
— О, дорогая, — расхохотался он нервно. — Будто ты не знаешь!
— Не знаю, — ответила я.
— Я домой хочу, — отчеканил Макс-Стас.
— А я здесь причем? — прохрипела я.
Потому что он сжимал мое горло все сильнее.
— Причем? А то ты не знаешь, — хохотнул он. — Когда я тебя прихлопнул, то очутился здесь. Вышел из квартиры, запер ее, и… все. Мне неделя понадобилась на то, чтобы привыкнуть к этой зловонной помойке! Неделя!
Он тряс меня так, будто я в чем-то виновата.
Будто я перенесла его в это мир. Или возмездие за мое убийство.
Да только он так и не почувствовал себя виноватым.
Виновата была я — в том, что помешала ему жить и наслаждаться.
— Мне здесь не нравится, — зло и капризно произнес Стас. — Совсем не нравится!
— Я не могу этого изменить, — хрипло ответила я.
— Да? Не можешь? А мне кажется, что это не так, — как одержимый, шептал он. — Тут я очутился по твоей вине. Может, тебя снова надо убить, чтоб снова попасть домой? Как думаешь?
Глава 39
Стир, как ураган, налетел на нас.
Ухватил Стаса-Максаза плечи и отшвырнул от меня.
Да так яростно, что несчастный с воплями упал в кусты.
И шляпа, которой он прикрывал лицо, с него слетела и потерялась.
Да и странный жилет из бараньей тертой старой шкуры с него тоже слетел.
— Крысеныш! — выдохнул Стир яростно. — Добрался-таки, заполз в наш дом!
— В ваш дом!
Макс вылез из кустов.
Его нервное, тонкое лицо презрительно кривилось.
Он оправил порванный ворот рубахи и яростно сплюнул на землю.
— Эту лачугу ты своим домом называешь? — презрительно хохотнул он.
Может, Макса уже и не было в этом теле, но мимика его сохранилась.
Какая-то жгучая смесь из издевки, презрения, желания уязвить, кольнуть больно в самое сердце.
И еще добрая толика зависти. Зависти к свободе Стира. Зависти к тому, что он нашел в себе смелость уйти в никуда, совершить поступок.
Макс к таким поступкам был не готов.
Ему было страшно до судорог уйти в никуда.
— Если это такая лачуга, то какого черта ты сюда приперся?! — ругнулся Стир.
Он был выше и мощнее крысеныша Макса.
Несмотря на то, что мать его практически морила голодом.
Макс же был младше, ниже ростом. Его привычка сутулиться и втягивать голову в плечи делала его действительно похожим на крысу.
— Мать довели! — выкрикнул Макс тонким голосом. — Она ночей не спит!
Несмотря на мастерское исполнение, в слова Макса я не поверила ни на миг.
Ему обычно и дела не было до того, как себя чувствуют окружающие, а тут такая забота!
— Матери до нас дела не было, — выдохнул Стир злобно. — Почему мы должны о ней заботиться?
— Она осталась одна! Без помощи! Без поддержки! — трагично выдал Макс. — Ей самой приходится колоть дрова! Носить тяжелые корзины с бельем!
— Но у нее же есть такой замечательный ты, — едко заметил Стир, посмеиваясь. — Она не могла остаться без поддержки, когда рядом живет такой замечательный, любящий сыночек! Что, не нравится колоть дровишки?
На глаза Макса навернулись слезы. Настоящие, неподдельные.
Его тонкие губы дрожали от злости и обиды.
Он был практически в истерике. Даже в отчаянии.
Я заметила, как он прячет за спину руки со свежими набитыми мозолями.
И снова увидела в этом юном мальчике Стаса.
Холеного и важного.
Который любит храссуждать и командовать.
И никогда — исполнять.
Работать-то он не любил. Никогда.
Руками, что-то тяжелое? Да ни за что.
А тут, видимо, в отсутствие Стира вся тяжелая работа легла на его плечи.
За плошку еды его заставляли надрываться.
Умываться приходилось ледяной водой из колодца, от которой ломило пальцы и зубы.
Да и ту надо было натаскать. А это не пара ведер, и даже не две пары. Это минимум десяток.
Есть приходилось не омаров и не радужную форель, а грубую кашу, простые овощи с огорода, тыквенное пюре.
И, кто знает, может и палкой угощали, когда он, рыдая, тащил тележку из огорода с тяжелой поклажей.
— Ты должен вернуться! — зло, истерично, в отчаянии, выкрикнул Макс. — Я не собираюсь весь этот выводок тащит на своих плечах! Дети — это не мои дети, почему я должен о них заботиться?!
Он готов был разрыдаться.
Оттого, что оказался здесь, в этом неприветливом мире.
Оттого, что приходится выживать и работать. Оттого, что вернуть обратно свою сладкую жизнь, похоже, не выйдет.
Интересное лицо ты показал, Стас…
— Это твоя семья, твой дом, — напомнил ему Стир сурово. — Отец умер. Кто должен исполнять мужские обязанности?
— Кто угодно, только не я! — завопил Макс.
Мне показалось, что даже черты Стаса проступили на его зареванном лице.
— Ты предатель! — вопил он, тыча пальцем с Стира. — Ты удрал от ответственности! Еще меня обвиняешь в чем-то?!
Стир пожал плечами.
— В скором времени я и так должен был уйти из семьи. Жениться и уйти. И тебе в любом случае пришлось бы меня заменять.
— Ты ушел бы в дом этой старухи, что положила на тебя глаз, а мать получила бы за тебя деньги! — завопил Макс. — И я бы убедил ее нанять слуг!
— Так попробуй убеди сейчас, — сухо ответила я. — Денег у нее предостаточно, полный сундук. Она получила за меня богатый выкуп. Она потратила лишь малую часть. Но что-то не стала госпожой.
Макс от нас отшатнулся.
Его крысиное бледное лицо стало злым, щеки покраснели.
— Богом клянусь, — прошипел он, — я всем сестричкам шеи сверну, чтоб не пришлось таскать их сраные штанишки стираться!
— Что?! — воскликнул Стир и угрожающе шагнул вперед.
Почуяв, что нащупал слабое место, Макс отпрыгнул и мерзко хихикнул. Все его слезы мгновенно высохли.
— Что слышал, — ответил он издевательски.
— Ты не посмеешь!..
— А кто мне помешает?
— Тебя поймают и осудят! — в ужасе выкрикнула я.
Стир же, потрясенный подлостью брата, молчал.
— Никто меня не поймает, — еще мерзопакостнее хихикнул Макс. И хитро прищурился, разглядывая меня. — Одна из сестер, например, может мыть окна и вывалиться вниз головой. Очень просто. А я тут не причем!
Волна кипучего гнева наполнила мою грудь.
Почувствовала, что задыхаюсь.
Это ведь он на меня намекал!
На то, что сделал со мной.
И грозился еще сделать.
Так легко собирался убить детей, своих сестре, если разобраться!
— Ты не посмеешь! — взорвался Стир.
Мерзкий крысеныш отпрыгнул еще дальше и злобно ощерился.
Теперь он чувствовал себя хозяином положения. Нащупал наше слабое местечко.
— О-о-о, добродетельные родственнички пожалели бедняжек! — протянул он, посмеиваясь. — Как вам будет житься со знанием, что сестрички будут страдать? Я ведь могу не убивать их. Я могу просто причинять им боль. Каждый день. Кому поверит мать, мне или им? Я могу быть очень убедительным.
Он снова усмехнулся, и улыбка показалась мне очень знакомой.
Так смеялся Стас. Обаятельно, с искрами, играющими в глубине глаз.
У меня мороз по коже пробежал от понимания того, с кем я жила все это время.
Стас убил меня не потому, что взорвался, устал или разочаровался. Что там еще выдумывают для оправданий таких поступков жертвы.
