Странно, но работа и бесконечные заботы сделали ее сильнее.
Она посвежела даже, щеки ее зарумянились.
Но, вероятно, в этих переменах виновата хорошая еда.
— Раньше, — проговорила она, глядя, как работники лопатами черпают мокрый тяжелый грунт, — этот ручей назывался Алым. Я-то все думала, почему…
— Надеюсь, теперь он будет таким же алым, как в дни твоей молодости, — заметила я.
Первые же порции грунта, промытого в быстрых водах ручья, принесли тридцать довольно приличных, крупных камней.
Работнички улюлюкали и приветствовали каждую находку радостными криками.
Мелкие камни, сверкающие на дне сита, они даже не рассматривали и ссыпали в ведро, не глядя.
— Мерзавцы, — весело произнес Лисий Хвост, внезапно оказавшись рядом. Он умел появляться и исчезать, как настоящий лис. И я всякий раз вздрагивала от испуга и неожиданности. — Как радуются.
— Точно пьяные, — тревожно произнесла Марта, всматриваясь в блестящие под солнцем воды ручья.
— Это тревожный признак, — ответил быстро Лисий Хвост. — Они опьянены удачей. И могут подумать, что могут обойтись и без нас. Нам лучше уйти. Если и начнется драка, то пусть охрана их сдерживает.
— Не сдержат, — вдруг отчетливо произнесла я. — Эй, Стир, иди-ка сюда!
Стир, наблюдающий за добычей, тоже почуял неладное.
Он сорвался с места и кинулся со всех ног к нам.
Лицо у него было слегка испуганное.
— Что-то не так? — только и успел произнести он.
В этот миг от берега снова отошел пласт глины, обнажив красную жилку.
И наши «работнички» взвыли самыми страшными голосами.
— Да мы несметно богаты! — вопили они, пальцами выколупывая из раскисающей глины алые камни. — Это все наше, наше!
— Это все мое.
Я сказала негромко, но мой голос покрыл все голоса на берегу.
— Что ты сказала?!
Один из работников, облаченный в слишком большие для его худого тела штаны, выпрыгнул из воды.
В руках его, перепачканных глиной, были зажаты камни.
На лице — кровожадное радостное безумие.
И охрана его отчего-то не остановила.
Кажется, они тоже делили камни.
— Что ты мне сделаешь, курица?
Он надвинулся и навис надо мной, распаленный, обритый налысо, бледный и страшный.
Лисий Хвост бесстрашно шагнул вперед, заслонив меня собой.
Даже Стир не успел среагировать — и к лучшему.
Я увидела, как на солнце блеснул кинжал рыжего наемника.
Он готов был пустить его в ход, не раздумывая.
Даже если ему было суждено погибнуть в схватке.
— Не нужно, — я выступила из-за его спины и положила руку на его оружие, усмиряя.
Затем перевела взгляд на обезумевшего.
— Ты решил забрать у меня что-то без спроса? — спокойно уточнила я.
Он много страдал в тюрьме.
Много перенес.
И сошел с ума, ощутив в руках богатство.
И терять его не собирался. Стал мгновенно отчаянней в сто раз.
Я не стала угрожать.
Что-то во мне не позволило сорваться в истеричный крик.
Не дало понапрасну тратить слова.
— Отдай, — велела я так же звучно, протянув руку к оскалившемуся человеку.
— А если не отдам, то что? — гадким голосом, издеваясь, произнес он.
— Тогда я заберу твою жизнь, — так же спокойно и звучно ответила я.
Не своим голосом.
Не своими мыслями и чувствами.
Не я…
Моя рука сама потянулась к голой мокрой груди, и человек вдруг скорчился от боли. Хотя я его не касалась.
— Отдай, — снова велела я спокойно, глядя в его страдающие глаза, наливающиеся болью.
А кончики моих пальцев словно касались его подрагивающего сердца.
И я знала — одно движение, и я остановлю его навсегда.
На берегу стих гвалт и хохот.
Все молча смотрели на корчащегося у моих ног дерзеца, и руки их кидали алые камни куда попало.
Мужчина у моих ног хрипел, захлебываясь болью.
— Давай сюда!
Он с трудом поднял руку, чтобы протянуть мне камни.
Я не облегчила его труд.
Не нагнулась к нему.
Заставила его, задыхающегося и истекающего липким болезненным потом, через силу подняться и вложить алые камни в мою ладонь.
Только после этого мои пальцы отпустили почти остановившееся сердце, и несчастный с хрипом втянул воздухи повалился к моим ногам.
Я обвела замерших, испуганных людей тяжелым ледяным взглядом.
Ни крика.
Ни лишней гримасы.
— Вы вздумали нарушить договор? — уточнила я спокойно. — Только потому, что решили, что я — слабая женщина, и не смогу отстоять своих богатств у горстки голозадых мерзавцев? А осмелились бы на это, зная, что это не так?
Перепуганные люди падали в воду на колени и как можно ниже склоняли головы.
А я чувствовала, как моя холодная ярость, словно остро отточенный клинок, касается их кожи.
И их дрожь доставляла мне нечеловеческое удовольствие.
Очень хотелось нажать посильнее, чтоб кожа с болью лопнула, и потекла кровь…
До головокружения.
До слепоты.
Мне казалось, что я лицом кинулась в это желание, как в холодную воду.
Но я закусила губу до боли, усмиряя эту жестокость в своем сердце, и с трудом перевела дух.
— Так вот это не так, — подвела итог я, сжав в ладони отобранные камни. — Я могу содрать с вас шкуры прямо сейчас. Со всех разом. Это добавило бы вам ума, но очень ненадолго. А мне нужны ваши руки. На первый раз я прощаю вашу глупость. Но только один-единственный раз. В следующий раз я вас всех убью. И ваши трупы уплывут вниз по течению.
Возящийся у моих ног человек с трудом отдышался.
И я, сама не зная почему, небрежно оттолкнула его ногой.
— Работать, — небрежно кинула я. — Соберите со дна ручья все камни, которые раскидали, болваны.
Глава 41
К вечеру были собраны сто тридцать два камня хорошей величины и чистоты и россыпь мелких, осколочных.
Их ссыпали в небольшой котелок.
Я усмехнулась — хороша каша.
Крупные камни разложили на белом полотне, на небольшом столике, сколоченном наспех из крепких досок.
Заходящее солнце играло алыми отблесками на гранях.
Работники наши, оробевшие, присмиревшие, топтались рядом.
Охрана, как и обещала, в конце дня обыскала их с ног до головы, отыскивая припрятанные камни. Но, разумеется, не нашла ни одного.
Никто не посмел спрятать даже крохотную алую песчинку.
Я это чувствовала.
Камни казались мне «своими». Как капли моей крови. Как часть моего тела.
И только я ими могла распоряжаться.
Где-то в глубине души шевельнулась тяжелая, хищная жадность.
Хотелось камни ухватить, перекатывать их в горстях, наслаждаясь их тяжестью и красотой.
Но я усилием воли от мела это желание.
Я знала, кто на самом деле этого хотел.
И уже сейчас старалась отучить его — ребенка, — от подобных чувств.
«Так вести себя недостойно, — четко проговорила я про себя. — Если так делать, то чем мы будем отличаться от озверевших людей на ручье?»
Я почувствовала изумление, но мне оно не принадлежало.
Словно другой человек, существующий рядом, выкрикнул: «Как я сам до этого не додумался?».
И жадность отступила.
— Ну, — произнесла я, обведя взглядом всех, — что же вы? Я обещала, что в конце дня вы сможете взять себе по камню. По любому камню, что вам понравится. Наверняка вы этот камень видели. Добыли своими руками. Знаете его, отличите в куче других. Ну?
Один из работников робко потянулся к столу.
— Можно, я возьму вот этот, госпожа? — сказал он почтительно, указав на один из камней. Тот сиял, темнее всех прочих. — Я добыл его. Сначала принял за гальку, но когда промыл… он красивый. Похож на вишню, верно?
Я снова ощутила тяжелую, всепожирающую жадность. Этой жадности было так легко поддаться, уступить. Раствориться в ней — потому что это неистовое желание обладать камнем несло непередаваемое наслаждение.
Удовлетворение своего желания.
Сиюминутная радость.
