Абсолютная Власть 4 (СИ) - Майерс Александр

Игнатьев едва заметно наморщил нос.

«Сад. Как мило. Он что, принимает меня за какого-то провинциального купчика, с которым можно поболтать о погоде за чашкой чая?»

Это было демонстративное неуважение, попытка вывести его из привычной среды и диктовать условия на своей территории. Но Альберт лишь изобразил лёгкую улыбку.

— Конечно. Прекрасная идея.

Он забрал из кареты кожаный дипломат и последовал за хозяином. Сад и впрямь оказался ухоженным, но лишённым изыска. Ровные ряды яблонь, аккуратные клумбы. Скучно. Предсказуемо. Как и хозяин сада.

Они прошли вглубь, подальше от любопытных ушей слуг, и Воронов, наконец, перешёл к делу. Его голос потерял предыдущую панибратскую лёгкость.

— Знаете, господин Игнатьев, я понимаю, чего вы хотите. И, по зрелому размышлению… я решил, что буду голосовать за Базилевского.

Он произнёс это с видимым облегчением, будто сбросил камень с души.

— Большинство в Совете уже за него, понимаете ли. Не хочу выделяться. Да и программа у него… солидная.

Альберт остановился, медленно повернулся к барону.

— Я понимаю. Вы хотите быть на стороне победителя. Прагматично.

— Ну, в общем-то, да, — Воронов развёл руками, изображая лёгкое смущение.

— Тогда вы, барон, слишком торопитесь, — голос Игнатьева приобрёл стальные, режущие нотки. — Победу в этой гонке одержу я. Знаете почему?

Он сделал паузу и держал её, пока не увидел нетерпение на лице барона.

— На моей стороне Совет Высших.

Глаза Воронова округлились. Он явно не ожидал такого заявления.

— Совет Высших? Но… они же прислали Охотникова, чтобы тот разобрался…

— Именно, — безжалостно перебил его Игнатьев. — И я предлагаю вам, пока не поздно, изменить своё мнение.

Сомнение читалось на лице барона как на раскрытой книге. Он колебался.

И Альберт знал, какой аргумент станет решающим.

Он щёлкнул замками своего дипломата и открыл его.

Внутри лежали деньги. Огромная сумма. В глазах Георгия Воронова вспыхнул знакомый Игнатьеву блеск — неприкрытая, животная жадность.

— Это… — прошептал барон, не в силах отвести взгляд.

— Это не только вам, — продолжил Альберт, наслаждаясь произведённым эффектом. — Мне нужно, чтобы вы уговорили своего друга, барона Дорина, проголосовать за меня. И повлияли на других… колеблющихся членов Совета. Ваше слово имеет вес среди определённого круга. Если сможете обеспечить мне их голоса, получите ещё один такой же дипломат. На этот раз полностью ваш.

Воронов покраснел. Его явно не радовала столь откровенная, грубая сделка.

— Господин Игнатьев, это… несколько прямолинейно.

— Политика — это искусство возможного, — парировал Игнатьев. — А я предлагаю вам весьма реальную возможность. Что скажете?

Барон тяжело вздохнул, его плечи опустились. Жадность победила.

— Хорошо. Я… поговорю с Дориным. И с другими.

— Вот и славно, — Альберт с невесомой улыбкой вручил ему тяжёлый дипломат. — Ещё увидимся, ваше благородие.

Он покровительственно хлопнул ошеломлённого барона по плечу, как мальчишку, и его голос снова понизился, став почти интимным, но от этого не менее опасным.

— И, барон… на всякий случай. Помните, что верность — штука дорогая. Но цена за неверность может оказаться для вас неподъёмной. Доброго дня.

Не дожидаясь ответа, Игнатьев развернулся и твёрдым шагом направился к своей карете.

Он уселся внутрь, и карета тронулась. Игнатьев смотрел в окно на проплывающие поля и перелески, чувствуя удовлетворение от удачно проведённой сделки.

Вскоре они проезжали неподалёку от старого форта, который ныне использовался как имперская тюрьма. Изнутри форта поднимался чёрный дым.

— Это что? — спросил Альберт охранника, указывая взглядом.

Тот пожал плечами.

— Пожар, наверное. А может, зеки бунтуют. Бывает.

Игнатьев усмехнулся, глядя на клубы дыма. Базилевский так ратует за мир и стабильность, так верит в закон и порядок. Но разве это возможно?

'Нет, — мысленно ответил он сам себе. — Нестабильность и хаос — вот истинный, неизменный облик мира. Ничто и никогда не может быть приведено в идеальный порядок. Попытки сделать это — утопия для глупцов.

Можно лишь властвовать над этим хаосом. Лавируя, используя его течения в своих интересах. И я, — губы Альберта тронула холодная улыбка, — я умею это делать лучше всех'.

Глава 15

Политика

Имперская тюрьма

Стены тюремного коридора были наполнены криками, выстрелами и предсмертными хрипами. На фоне выла сирена.

Зубр шёл вперёд, и этот хаос был музыкой для его ушей. Охрана, жалкие людишки в казённых мундирах, пыталась остановить его. Они стреляли из своих винтовок. Глупцы.

Зубарев чувствовал каждую пулю, летящую в него. Они были частью него. Просто ещё одним металлом, который можно было подчинить.

Он поднял руку, даже не глядя на солдат, загородивших коридор. Пули остановились в сантиметре от Николая, зависли в воздухе, дрожа, а затем с резким свистом развернулись и полетели обратно. Тела охранников рухнули на каменный пол.

Тех, кто уцелел, Зубр добил выстрелами из Громовержца.

Он не целился. Ему не нужно было целиться. Снаряды, что магическим образом возникали в стволах, сами находили своих жертв.

Разлом, который Зубр открыл в главном дворе тюрьмы, всё ещё пульсировал за спиной, извергая тварей, довершавших разгром.

Николай вошёл в главный корпус. Оставшиеся в живых охранники в ужасе разбегались. В камерах, за решётками, вжимались в углы испуганные заключённые.

Зубарев подошёл к ближайшей камере и поманил пальцем одного из зеков.

— Где сидят люди Зубра? — спросил он.

— В левом крыле! — пролепетал мужчина. — Камеры с десятой по пятнадцатую!

Николай двинулся в указанном направлении.

В камере номер двенадцать, сжавшись в углу, сидел тощий, тщедушный человечек с выпученными от страха глазами.

Тоша, его верный подхалим. Жалкий, трусливый, но преданный как собака. Он смотрел на Зубра, и в его взгляде не было узнавания. Лишь ужас перед тем, во что превратился его бывший командир.

— Крыс, — произнёс Зубарев.

Тот вздрогнул, услышав своё прозвище. Его взгляд скользнул по лицу Николая, по металлическому блеску кожи, по чёрным узорам, и в изумлении приоткрыл рот.

— К… командир? — прошептал он, не веря. — Это ты?

— Встань, — приказал Зубр. — Мы уходим.

Он сконцентрировал волю, и прутья решётки с оглушительным скрежетом разошлись в стороны.

Тоша вышел из камеры, дрожа всем телом. Он посмотрел на Зубра и вдруг упал перед ним на колени, схватившись за его сапоги.

— Командир! Я знал! Я знал, что ты вернёшься за мной! Спасибо!

— Вставай, — бросил Николай. — Освободим остальных.

Они двинулись дальше, и вскоре Зубр освободил всех, кто был арестован в той заварушке на пароме и кого не успели повесить или сослать на каторгу. Они высыпали в коридор, ошеломлённые, глядя на него, на Крыса, на творившийся вокруг ад.

— Демоны меня разорви… — прошептал Паук, почёсывая татуировку на шеё. — Командир… ты научился магии?

— Это дар, — ответил Зубр. — Или проклятие. Смотря, как взглянуть. В любом случае — не твоё собачье дело! За мной.

Он повёл их обратно, к тому месту, где находился разлом. Монстры, вышедшие из него, уже перебили всех, кто пытался оказать сопротивление. Наёмники шарахались от тварей, но те лишь расступались, не причиняя людям никакого вреда.

Зубр остановился перед разломом. Сиреневое сияние отражалось в широких глазах его бывших головорезов.

— Время уходить отсюда, — сказал Николай.

— К-куда? — пролепетал Тоша.

— Туда, где начинается новая жизнь.

Зубарев протянул руку к разлому, и его края дрогнули, расширились, превратившись в стабильный портал. За ним виднелся негостеприимный пейзаж Расколотых земель — красное небо, чёрные скалы, клубящийся туман.