Абсолютная Власть 4 (СИ) - Майерс Александр

Лицо графа вытянулось. Он явно не ожидал это услышать.

— Я… сожалею, что мои прошлые действия привели к таким последствиям.

— Сожаления сейчас бесполезны, — отрезал я. — Факт в том, что мы имеем дело с угрозой, которая вскоре может затмить собой все наши политические склоки. И если угроза так велика, как я полагаю, то нам всем придётся сразиться с Зубром.

Я посмотрел Муратову прямо в глаза.

— И, возможно, это произойдёт очень скоро. Раньше, чем мы успеем выбрать нового генерал-губернатора.

Граф задумался, его пальцы медленно барабанили по столу. Он смотрел в своё вино, будто пытаясь найти ответ в его тёмно-рубиновой глубине. Затем он поднял на меня взгляд, и в нём читалась решимость.

— В таком случае, барон, считайте, что мои ресурсы, пусть и не столь обширные, как раньше, в вашем распоряжении. А с Игнатьевым мы разберёмся по ходу дела.

Я кивнул. Враги стали союзниками. Политические интриги отошли на второй план перед лицом настоящей, надвигающейся тучи.

Война была неизбежна. Но на сей раз её фронт пролегал не между родами, а между всем миром живых и растущей из бездны Пустотой. И нам предстояло держать эту линию обороны, забыв о старых обидах.

Утро было тихим и ясным, и я как раз собирался провести его, разбирая накопившуюся почту, когда слуга доложил о прибытии гонца от князя Охотникова. Меня приглашали к нему в резиденцию «на утренний чай».

Формулировка была светской и невинной, но я не сомневался, что за ней скрывается нечто более серьёзное. Василий Михайлович не был человеком, который тратит время на пустые беседы.

Я приказал подать автомобиль и через полчаса уже подъезжал к мрачноватому зданию резиденции генерал-губернатора. Меня провели в солнечную столовую, где был накрыт стол на двоих. Князь Охотников, в безупречном домашнем костюме, жестом пригласил меня присоединиться.

— Владимир Александрович, благодарю, что нашли время, — произнёс он. — Надеюсь, я не слишком расстроил ваши утренние планы?

— Нисколько, ваше высочество, — ответил я, садясь. — Всегда к вашим услугам.

Мы обменялись парой ничего не значащих фраз о погоде и последних новостях, пока слуги расставляли на столе блюда. Атмосфера была спокойной, почти дружелюбной, но я чувствовал подвох. Охотников не стал бы звать меня на завтрак просто так.

Когда слуги удалились, князь отпил чаю, поставил фарфоровую чашку с тихим стуком и, не меняя выражения лица, протянул мне через стол сложенный лист бумаги.

— Вчера вечером ко мне поступило это, — сказал он. — Полагаю, вам будет интересно.

Я развернул лист и начал читать. Это был коллективный иск, подписанный группой купцов из Владивостока и окрестностей. Они в подробностях, с указанием дат, сумм и имён, обвиняли Базилевского в мошенничестве.

Якобы он, действуя от моего имени, закупал у них оружие и припасы в долг, а теперь отказывался платить, прикрываясь юридическими формальностями. Более того, в тексте были намёки на то, что Базилевский брал крупные суммы у ростовщиков, а полученные деньги тайно переправлял барону фон Бергу, играя таким образом на два фронта.

Я дочитал до конца и медленно поднял взгляд на Охотникова.

— Это бред, — сказал я, откладывая бумагу. — Филипп Евгеньевич не способен на такое. Все наши закупки велись через официальные каналы, все счета оплачены. А история с фон Бергом… она абсурдна даже для уровня бульварной газеты.

Князь кивнул, его лицо оставалось невозмутимым.

— Я понимаю, что это бред, Владимир Александрович. Я успел познакомиться с Филиппом Евгеньевичем и составить представление о его характере. Также я навёл кое-какие справки, — князь слегка нахмурился. — Но я, признаюсь, поражён. Я видел многое в столичных интригах, но чтобы в провинции борьба за пост генерал-губернатора велась с таким ожесточением и применением столь грязных методов…

— Ну, вы же прекрасно понимаете, Василий Михайлович, кто стоит за этими методами, — произнёс я, глядя ему прямо в глаза.

— Понимаю, — согласился Охотников. — Альберт Игнатьев — мастер подобных ударов. Но видите ли, в этом и заключается моя дилемма.

Князь отодвинул тарелку и сложил руки на столе.

— Я буду с вами предельно откровенен, барон. Базилевский — ваш человек. А вы — тот, кого некоторые весьма влиятельные члены Совета Высших считают костью в горле.

Он сделал паузу, будто ожидая моей реакции. Но я оставался невозмутим.

— Вы — сильный, самостоятельный лидер с мощной родовой магией и поддержкой населения. Вы не нуждаетесь в постоянной опеке из столицы и имеете собственные взгляды на будущее региона. Для империи, привыкшей к более управляемым наместникам, это вызов. Поэтому, с одной стороны, у нас Игнатьев — человек без принципов, но предсказуемый в своей жажде власти и потому потенциально управляемый. С другой — Базилевский, честный и принципиальный, но за ним стоите вы. И оба варианта в глазах Совета Высших несут в себе определённые проблемы.

Мои подозрения подтверждались. Охотников видел в нас угрозу имперскому статус-кво. И сейчас он подводил меня к тому, о чём я уже размышлял — к тому, что лучшим решением для него будет самому остаться на посту генерал-губернатора, устранив обоих опасных кандидатов.

Я уже готовился к худшему, когда князь неожиданно покачал головой.

— Но я, Владимир Александрович, прежде всего слуга империи. А государству, особенно в таком неспокойном регионе, как Приамурье, нужна стабильность. Хаос, который принесёт с собой Игнатьев со своими методами, в конечном счёте, обойдётся государству куда дороже, чем правление Базилевского. Пусть даже последнее и будет несколько… самостоятельным.

Я замер, стараясь не выдать своего удивления. Это был неожиданный поворот.

— И что это значит, ваше высочество? — осторожно спросил я.

— Это значит, — Охотников понизил голос, хотя в комнате, кроме нас, никого не было, — что я не могу открыто вмешиваться в выборы. Я здесь как арбитр. Но я прошу вас: сделайте всё, что в ваших силах, чтобы Игнатьев не смог собрать нужное количество голосов в Дворянском совете. Обеспечьте победу Базилевского. Я со своей стороны… повлияю на некоторых господ. Очень осторожно. Так, чтобы никто не мог сказать, что Совет Высших давит на местное дворянство.

Я смотрел на него, пытаясь понять подоплёку. Это могла быть искренняя позиция государственника, осознавшего, что Базилевский — меньшее из зол. Или же тонкий ход, чтобы, поставив «своего» человека, сохранить над ним контроль через эту самую «услугу».

Но в данный момент причина не имела значения. Имело значение обещание поддержки.

— Понимаю, — кивнул я. — И благодарю вас за доверие, Василий Михайлович. Можете быть уверены, мы сделаем всё возможное.

— На этом и порешим, — Охотников снова взял свою чашку, давая понять, что разговор окончен. — Удачи вам, барон. И помните — я ничего не говорил.

Я вышел из резиденции и сел в автомобиль, приказав ехать обратно. В голове бушевал вихрь мыслей.

Это была победа. Тайная поддержка Охотника перевешивала все интриги Игнатьева.

Но, глядя на проплывающие за стеклом улицы Владивостока, я не чувствовал эйфории. Да, мы выиграли этот раунд. Возможно, даже решили исход политической битвы. Но главное сражение было ещё впереди.

Зубр собирал свою армию, и его сила росла с каждым днём. Политические игры вдруг показались мне детской забавой по сравнению с той тенью, что надвигалась на нас всех. Победа над Игнатьевым могла стать лишь тактическим успехом в куда более масштабной и страшной войне.

Готовиться к которой надо было начинать ещё вчера.

Глава 16

Пир

Альберт Игнатьев сидел в кресле своего кабинета, и тишина в комнате была гнетущей. Он смотрел в окно на сумеречный Владивосток, но не видел ни огней города, ни тёмных массивов зданий. Перед его мысленным взором стояли иные картины — провала.

Изящный, отточенный план Альберта дал трещину. Тот коллективный иск от купцов, который он с такой заботой подготовил, вложив в него немалые деньги и угрозы, был благополучно отправлен в архив.