Абсолютная Власть 4 (СИ) - Майерс Александр

В ответе за это был Яков Николаевич Наумов. Тот самый Наумов, который ещё недавно с таким жадным блеском в глазах слушал предложения Игнатьева за ужином. Директор Дворянского ведомства ясно дал понять, что считает иск несостоятельным. И даже намекнул, что подобные методы чреваты последствиями.

Он открыто встал на сторону Базилевского.

«Продажный ублюдок, — мысленно шипел Игнатьев. — Переметнулся к сильнейшему, едва почувствовал, что ветер переменился. Я тебе это припомню!»

Но Наумов был лишь частью катастрофы. Бронин, этот нищий идеалист, которого Альберт тщетно пытался запугать, провёл несколько публичных встреч и дал пространное интервью «Владивостокскому вестнику». Он не просто поддержал Базилевского, а прямо назвал его «единственным кандидатом, способным вернуть законность и порядок».

А за Брониным потянулись и другие. Граф Яровой, чьё слово имело вес среди военных и охотников за головами, также публично объявил о своей поддержке. И ещё несколько членов Дворянского совета, которых Альберт считал колеблющимися или даже своими тайными сторонниками, вдруг сделали громкие заявления.

Победа, которую он уже почти ощущал в своих руках, ускользала. Все его амбиции, все многолетние планы, вся тонкая, кропотливая работа — всё рушилось на глазах, разбиваясь о стену праведности Базилевского и холодной расчётливости Градова.

Ярость поднималась из глубины, сжимая горло. Игнатьев чувствовал её вкус — вкус пепла и горечи. Он вложил в эту кампанию всё. Свои сбережения, свои связи, свою репутацию.

Проиграть сейчас означало не просто потерпеть поражение. Это означало конец. Полный и окончательный. Градовы никогда не оставят его в покое, а без власти и статуса он станет лёгкой добычей для всех, кого он предал и обманул — а таких было множество.

В довершение всего, шпионы доложили, что граф Муратов встречался с Градовым, а затем вёл приватные беседы с несколькими ключевыми членами Совета.

«Что же, — с горькой усмешкой подумал Альберт. — Бывший хозяин решил подтолкнуть того, кто и так споткнулся. Следовало ожидать».

Сидеть сложа руки было нельзя. Все его изящные, сложные интриги провалились. Политика и подкуп не сработали. Пора было менять тактику. Пора принимать решительные меры. Жёсткие. Рискованные.

Но что такое риск по сравнению с крахом?

Градовы устраивали приём в своём поместье. Грандиозное мероприятие в честь победы в войне. Туда съедется вся элита Приамурья. Будет море выпивки, громкая музыка, всеобщее веселье.

— Отличная обстановка, — прошептал Игнатьев сам себе. — Идеальная, можно сказать.

Шумное, пьяное, расслабленное сборище. Все будут чувствовать себя в безопасности, празднуя триумф Градовых.

«Если нельзя выиграть честно… значит, нужно изменить правила игры, — решил про себя Альберт. — Если тебя не пускают в дверь, нужно вломиться через окно. Или… поджечь весь дом».

Он снял трубку стоящего на столе телефона. Каждый раз, трогая её лакированную ручку, Альберт ощущал удовольствие. Технологии — приятны, предсказуемы. Не то что чёртова магия.

— Слушаю, — ответил на той стороне хриплый голос.

— Есть задание, — коротко произнёс Игнатьев.

Расколотые земли

Николай Зубарев стоял неподвижно, словно изваяние, и смотрел, как умирает человек.

Это был один из тех, кого привёл Паук — отчаянный, озлобленный парень со шрамом через глаз. Теперь этот шрам был неразличим на фоне того, что творилось с его лицом.

Наёмник бился в агонии, его тело неестественно выгибалось, а из горла вырывались нечеловеческие, хриплые звуки. Кожа на руках и шее темнела, покрываясь струпьями, похожими на кору дерева. Но это была не кора — это была плоть, мутировавшая под воздействием тёмной магии, которую Зубр попытался в него внедрить.

Магия Земли, взятая из аномалии, должна была сделать человека живой крепостью. Вместо этого она превращала его в нечто уродливое и нежизнеспособное.

Раздался последний, отчаянный выдох, и тело замерло. Вокруг, в сумраке пещеры, столпились остальные члены банды. В их глазах читался ужас. Это был уже не первый, кто не выдержал «посвящения».

«Ничего. Пустяки, — пророкотал в сознании ледяной голос Мортакса. — Это лишь отсев слабого материала. Они — глина. Ты — гончар. Ты лепишь из них воинов. Не все куски глины подходят для работы. Рано или поздно получится! Ты сделаешь из них армию, достойную служить мне!»

Зубр молча смотрел на труп. Внутри него шевельнулось что-то похожее на отвращение. Но это чувство было тут же раздавлено тяжёлой, неумолимой поступью воли Мортакса.

Он был прав. Это был всего лишь материал. Расходный ресурс в великой войне, которую они готовились начать.

Но одного ресурса было мало. Нужен был успех. Яркий, зримый. Нужно было показать этим напуганным ворам и убийцам, что обещанная сила — не сказка, что игра стоит свеч.

Взгляд Николая медленно скользнул по толпе и остановился на тщедушной, съёжившейся фигурке.

— Крыс, — позвал Зубр, и его голос прозвучал как скрежет железа.

Тоша вздрогнул, будто его ударили плетью. Его глаза, и без того выпученные от страха, стали просто огромными. Он медленно выбрался из толпы и подошёл, дрожа всем телом.

— К… командир? — его голос сорвался на писк.

— Ты будешь следующим, — сказал Зубр, и в его тоне не было ни угрозы, ни ободрения. Лишь холодная констатация факта. — Ты получишь силу.

— Я… я не… — начал было Тоша, но Зубарев уже развернулся и пошёл вглубь пещеры.

Крысу ничего не оставалось, как пойти следом, отчаянно глотая ртом воздух.

Они подошли к месту, где из трещины в полу бил столб малинового, неестественного пламени. Это была аномалия Огня. Воздух вокруг дрожал от жара. От аномалии исходила мощная, хаотичная энергия.

«Огонь… Хороший выбор, — одобрил Мортакс. — Яростный. Неудержимый. Как и твоя месть».

Зубр повернулся к Крысу. Тот стоял, обхватив себя руками, его зубы выбивали дробь.

— Стой и не двигайся, — приказал Николай. — Это будет больно. Но если выдержишь — станешь сильным.

Он не стал ждать ответа. Вытянул обе руки — одну к аномалии, другую к дрожащему Крысу. Воля Мортакса хлынула через него, как ледяная река.

Зубр чувствовал, как дикая энергия Огня подчиняется ему, сжимается в его ладони в багровую сферу. Было тяжело — не просто контролировать, а вырвать часть силы аномалии и приготовить для передачи. Николай чувствовал, как его собственная сущность напрягается до предела.

В этот момент он с удивлением осознал — ему действительно важно, чтобы этот жалкий, трусливый человечек выжил. Не потому, что он испытывал к нему жалость. Нет. Ему хотелось, чтобы Крыс стал символом.

Если из такого ничтожного ублюдка получится хоть что-то, достойное внимания — это докажет, что путь Зубра верен.

Сгусток энергии Огня, магическая сущность стихии, перешёл из его руки в тело Крыса.

Тот закричал. Оглушительный, животный рёв боли, от которого задрожали стены пещеры. Худое тело выгнулось так, что казалось, вот-вот треснет позвоночник. Кожа покраснела, потом покрылась волдырями, которые лопались один из другим. Одежда на нём обуглилась и рассыпалась пеплом. От тела Крыса пошёл дым, и по пещере пополз сладковатый, тошнотворный запах горелой плоти.

Казалось, это длилось вечность. Наёмники, наблюдавшие за сценой, в ужасе отшатывались. Паук смотрел, заворожённый и испуганный одновременно.

И вдруг рёв прекратился. Обугленное тело Крыса рухнуло на пол. На секунду воцарилась тишина. Все замерли, ожидая.

И тогда Крыс пошевелился. С трудом поднялся на колени. Его глаза, полные прежде лишь страха, теперь горели. В прямом смысле слова — в их глубине плясали крошечные язычки малинового пламени.

Тоша поднял руку, и на его ладони вспыхнул огонь. Не просто огонь, а сгусток той самой энергии, что била из разлома.

Он был жив. И он держал в руке магическое пламя.

На лицах наёмников ужас сменился шоком, а затем — диким восторгом. По рядам прокатился изумлённый возглас. Они видели чудо. Уродливое, пугающее, но чудо.