Еще нужно целых одиннадцать, а поток людей на торговой улице уже редеет. Такого наплыва, как час назад, когда все идут с работы, уже не будет!
Я на пару секунд закрыла глаза, переводя дух.
Вставать с места совершенно не хотелось. Хотелось просто свалиться от усталости и закрыть глаза…
ГЛАВА 52
А еще лучше вернуться в свой мир, где было так привычно, спокойно и не было таких проблем…
Спокойно?
Я вспомнила злобное лицо своего муженька, который надвигался на меня с кулаками в тихом переулке, поднялась и достала с полки самую большую плетеную корзину.
А потом принялась аккуратно складывать шпажки с копченостями туда.
Когда покончила с этим, то завязала платок на груди крест-накрест и осторожно положила в это импровизированное кенгуру Листочка.
С корзиной, полной копченостей наперевес, конечно, тяжело — но разве у меня был выбор?
Я готова на что угодно, лишь бы не пойти в услужение к этому уроду Дуб-дубу!
— Мисс Ола, вы куда? — удивился Флико. — Вечереет уже.
— Подмени меня, пожалуйста. Буль тебе поможет. А я пойду на площадь царевны Ньёлы, попробую поторговать там.
Я знала, что каждый вечер пятницы на площади дают представление бродячие артисты, а, значит, там будет много народу.
Чуйка меня не обманула — сегодня выступали факиры и заклинатели змей, которые собрали огромную много народа.
— Копченые осьмилапы, крильки, литорины! — зычно выкрикивала я, пробираясь сквозь толпу. — Сочные, румяные, вкусные! Копченые осьмилапы, крильки, литорины! Сочные, румяные, вкусные!
С ребенком на груди это было ой, как непросто. Листочку не нравилась скопище народа, он куксился, крутился в разные стороны и все норовил сбросить забавный чепчик, который я ему соорудила, чтобы скрыть ото всех его зеленые волосики.
Надо было оставить его под присмотром морского котика, но я побоялась. Буль и сам беззащитный, как ребенок — подвергла бы риску обоих.
Справлюсь как-нибудь. Зато вон как бойко у меня покупают!
Главное — не стоять на месте, ходить туда-сюда и погромче выкрикивать свои зазывалки.
В какой-то момент на меня накатило — показалось, что совсем тяжело, что не справлюсь, свалюсь на месте от усталости и тяжести.
Корзина со шпажками показалась неподъемным грузом, так же, как хнычущий младенец. Платок-кенгуру развязался, я остановилась, чтоб повязать его по новой.
Нет, я просто не могу сдаться!
Ради Листочка, Присси, Буля — кто о них позаботится, если я стану рабыней Макдуба?
В этот момент я вдруг увидела в толпе знакомое лицо.
Лицо, которое я больше предпочла бы не видеть никогда в жизни.
Крупные оспины, маслянистые рыбьи глаза…
Мердок!
Только не сейчас, господи, только не сейчас!
Я шарахнулась назад и спряталась за каким-то огромным дядечкой, который восторженно хлопал факирше. А когда выглянула из-за него, то бывшего управляющего на ферме Грэма, которого я отхлестала ремнем (и за дело, между прочим!) поблизости не обнаружила.
Наверное, мне померещилось. И, слава богу!
Чур меня, чур!
Я продала толстяку пятнадцать шпажек с осьмилапами и вдруг обнаружила, что корзинка стала совсем легкой!
Лишь парочка порций осталась на самом дне, на просаленной бумаге.
Я распродала все!
— Ну вот, малыш, видишь какие мы молодцы!
Листочек обрадовано засмеялся и провел ладошкой мне по щеке.
Надо же, а я не обращала раньше внимания, что у него такие острые зубы…
Впрочем, ничего удивительного.
Я была на таком подъеме, что даже дорога обратно не показалась такой тяжелой, как до площади.
Около коптильни меня уже ждал мистер Дуб-дуб. Вид у него был очень довольный. Я бы даже сказала, предвкушающий.
— Ну что, милочка делись своими успехами! — с ужимкой сказал мужик.
Он был на все сто процентов уверен, что я проиграла.
А я достала из поясной сумочки мешочек с монетами и взвесила на руке.
— Пересчитай. При всех.
Макдуб потянул к мешочку свои толстые пальцы-сосиски, но я убрала мешочек из-под его носа.
— Пусть он!
И ткнула пальцем в торговца рыбой, который подошел поближе, желая узнать исход спора.
— Я?
Он расстелил на бочке платок и у всех на глазах начал звенеть монетами.
— Тридцать три тысячи пятьсот восемьдесят три десима! — наконец, слегка заикаясь, в полном изумлении объявил мужик.
Вот что акции и скидки животворящие делают!
Вокруг раздались возмущенные охи и ахи, возгласы, ругань…
Почти все местные поставили на то, что я не смогу наторговать на оговоренную сумму.
— Теперь это мои деньги.
— Обман! — заорал хозяин коптильни и затопал ногами. — Ты, небось, вчера приторговывала — вот и наскребла свои десимы за два дня!
Я поморщилась — лживый, нечестный пузан!
Ну, проиграл ты — так признай это.
Как же раздражает!
И тут из толпы выступил невысокий мужчина с кудрявой темной бородой и серьгой в ухе. Это был торговец тканями из лавки чуть ниже по улице.
— Девушка не торговала вчера, лишь только коптила. Я за ней наблюдал и подтверждаю это.
Ну вот, мир-то не без добрых людей!
Я поймала взгляд мужчины, он улыбнулся и легонько кивнул.
Лицо Макдуба вытянулось и позеленело, как поганка.
Он понял, что проиграл.
— Документы на коптильню, — потребовала я.
Гаденыш попытался юлить, обещал, что пришлет их завтра, так как сегодня уже поздно и его делопроизводитель уже спит.
Но я твердо стояла на своем и вскоре уже держала в руках засаленную, потертую и довольно жалкую по виду бумажку, на которой, тем не менее, было гордо указано «Лицензия собственности».
Что ж, первой собственностью я в этом мире обзавелась. И первый небольшой капитал заработала. Не абы какой, конечно, но для начала сгодится.
Теперь нужно было решить, как правильно им распорядиться.
ГЛАВА 53
Грэм
Это была боль.
Тяжелая, поступательная, разрывающая головная боль, как будто я напился до мертвецки пьяного состояния, а потом резко протрезвел, даже не проспавшись.
Вообще не сомкнув глаз.
Над городом громыхала гроза, эхом отдаваясь внутри моей черепной коробки. Казалось, что после очередного раската голова не выдержит и взорвется, как граната.
Какой-то частью разума я понимал, что нужно подняться с постели, вызвать целителя, чтобы хоть как-то облегчить это тяжкое состояние, но у меня даже на это не было сил.
Это где же мы вчера с Баббингом напились до такого свинского состояния?
Интересно, он-то в порядке?
Гром бабахнул совсем рядом — кажется, прямо в моей комнате, заставив меня схватиться за голову и зажмуриться от нового приступа.
Нет, нельзя так пить.
Нельзя.
Как вообще вышло так, что мы с другом пошли в таверну? Мы же не собирались встречаться вчера. Кажется, капитан говорил, что на пару недель уедет погостить к родителям.
Тогда как так получилось, что мы встретились и напились?
И я вдруг с раздражением понял, что вообще не помню того, что было вчера.
Ни Баббинга, ни того, что мы с ним куда-то ходили…
Прошлый вечер тонул во мгле.
В то же время, сквозь жуткую пульсацию почти непереносимой головной боли ко мне пробивалась мысль, что я должен вспомнить.
Должен вспомнить что-то важное.
Кого-то очень важного.
За окном сверкнула яркая лиловая вспышка молнии, и снова грянул гром. Тяжелые капли проливного дождя яростно забарабанили по стеклу и по крыше.
Природа как будто хотела стереть Фрейзер-холл с лица земли.
Я закрыл глаза, пытаясь восстановить события прошлого вечера.
Но вместо этого вспоминался другой вечер. Страшный вечер, который я так сильно хотел забыть.
Шрам, который служил напоминанием об этом, заныл. Но не как обычно застарело, приглушенно, а резко, остро.
Боль была такой же, как в тот вечер двадцать три года назад, когда я его получил.
