– Я не…
Неужели у него все-таки получится взбесить меня? Ну уж нет.
Беру Дэйра на руки и, прижимая к себе, целую в лобик.
– Вы не… что? – в голосе Рейкена слышится искренний интерес, как будто он ждет, что я взорвусь.
Ручки Дэйра, обнимающие меня за шею, действуют как прекрасное успокоительное средство. Сразу все возмущение как рукой снимает.
– Я не понимаю, почему вы так упорно ко мне цепляетесь, – спокойно, но с укором произношу я. – То с нравоучениями, то с насмешками. Я ведь не ваша жена, чтобы терпеть эти придирки.
Его лицо странно каменеет при слове "жена", а взгляд становится острее. Он не отвечает ничего и выходит, прикрыв за собой дверь.
– Булочки почти подошли, нира Летиция.
Я даже вздрагиваю, потому что совершенно забыла о том, что мы тут с Рейкеном не одни. Хорошо, хоть Райта сразу домой пошла, а то бы опять разговоров было…
– А этот Рейкен… он кто вам, нира? – как бы невзначай спрашивает Грета, поправляя булочки и отходя, чтобы дать мне рассмотреть ее работу. – Я смотрю, он так заботится о вас и малыше.
– Просто помощник плотника, – отвечаю я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Его Анхель послал помочь мне с манежиком для Дэйра.
Вот лучше б только с ним и помог, а то так и трется здесь, добавляя странностей ко всем остальным неприятностям.
– А… – Грета явно ожидала другого ответа, но, кажется, потихоньку улыбается. – Просто он так с Дэйром возился, прямо как отец.
Рейкен ей явно понравился. Может, он с ней не так много ерничает?
Мне становится неуютно от этого разговора, и я спешу сменить тему:
– У тебя золотые руки, Грета. Я очень рада, что ты согласилась помогать мне, – говорю я, ставя противень в печь. – Спасибо тебе.
– Это мне вас благодарить надо: здесь так уютно, что я не удивляюсь даже, что всем нравится ваша выпечка!
До самого вечера мы с Гретой крутимся в пекарне. Ловлю себя на мысли, что для подсобных работ, возможно, придется кого-то еще брать, хотя очень не хочется: все-таки чем меньше я свечусь, тем лучше. А популярность пекарни становится все больше.
Грета же помогает не только с выпечкой и подготовкой к ней, но и с Дэйром, поэтому сегодня помощь Райты даже почти и не требуется. Она заходит только после заката попить чая и поболтать, а уходит уже вместе с помощницей.
Мурик, прихрамывая, возвращается с очередной прогулки, требует есть и делится последними сплетнями: что приехали еще драконы, уже разместились, а в ближайшие дни ждут и самого короля.
Очередной раз удивляюсь собственному везению: мало того оказалась в теле жены дракона, которую он хочет убить, так еще и сбегая оказалась в городе, в который стекаются все драконы и даже сам король! Мое второе имя “удача”.
Я, уже в пятидесятый, кажется, раз проверив, что ставни заперты, подпираю входную дверь лавкой. И, подумав еще приставляю туда метелку с надетым на нее ведром: будет падать – грохот меня разбудит. А! И, конечно, в этот раз беру с собой топорик и прячу его под кровать.
Дэйрон уже сладко посапывает, поэтому подтыкаю ему одеяло, а сама ненадолго останавливаюсь у окна. С неба падает легкий снежок, подтверждая, насколько оказывается хитра весенняя погода. Как там у Тютчева: “Зима недаром злится…”
Стою, задумавшись и не видя ничего перед собой, как прямо передо мной, но хотя бы за окном, пролетает что-то. Нет, не что-то. Это кто-то: ворона. Черная. Как сегодня на кладбище.
Отшатываюсь от окна с бешено стучащим сердцем. Черт. Так и сердечный приступ получить можно! Жуть какая.
Отгоняю от себя тревожные мысли и поскорее укладываюсь спать. А ночью я вижу сон, и это не мой привычный кошмар.
Глава 42
Я в подвале.
Смело подхожу к загадочной стене и рисую пальцем ту самую руну, которую видела на могильной плите Фриды. Руна сложная, но я делаю это уверенно, как будто всю жизнь только и делала, что выписывала загадочные символы.
По мере того как я веду пальцем, линия вспыхивает. Очень похоже на то, как в кинофильмах загорается бикфордов шнур. И едва я довожу до конца последнюю линию, каменная кладка под рукой превращается в деревянное полотно. Передо мной дверь.
А потом во сне меня отбрасывает назад. Не в пространстве – во времени. Я снова подхожу к стене, снова рисую руну, снова отбрасывает.
Это какая-то нескончаемая карусель. Но раз как минимум на двадцатый я остаюсь на месте. В голове понимание, что наконец-то получилось.
Это подтверждает и скрип. Никаких ручек на двери нет. Она начинает открываться сама. Отступаю на шаг, давая ей пространство. Появляется мысль о том, что лучше бы она открывалась в другую сторону. Известно ведь, что на себя дверь открыть сложнее, чем вышибить её навалившись. От этого веет уязвимостью.
Но тут уж как есть.
Передо мной лестница вниз. Ступени каменные добротные. Во сне мысль, что я должна спуститься по ним вниз кажется мне совершенно естественной.
Я делаю первый шаг и…
Раздаётся хлопок, и я просыпаюсь.
Ветерок касается моего лица. Занавески на окне колышатся. Снова хлопок. Это закрылась и тут же снова открылась створка окна.
Что за чёрт? Я ведь всё закрывала вечером. Или нет? Помню, открыла ненадолго, чтобы проветрить. А дальше?
Неужели забыла? После прошлой ночи с кошачьим воплем внизу так хотела спать, что могла и забыть. Очень неразумно с моей стороны. Второй этаж, конечно, высоко над землёй, но после вчерашнего ночного вторжения стоит быть осторожнее. Мало ли какие у них тут ниндзя водятся. В мире, где существуют летающие по небу рептилии возможно всё.
В утренних предрассветных сумерках вижу свернувшегося калачиком Мурика в изножье кровати. Он мирно спит, только ухом ведёт в мою сторону. То, что кот не тревожится, говорит, что всё спокойно. Но раз уж проснулась, стоит встать и закрыть.
Поднимаюсь с постели и подхожу к окну. Закрываю створку, но щеколду опустить не успеваю.
“Кар-р” – раздаётся за моей спиной.
Подпрыгиваю на месте и поворачиваюсь.
На спинке моей кровати сидит большой чёрный ворон.
Невольно вскрикиваю. Мурик немедленно поднимает голову.
“Чего тебе не спится?” – интересуется он недовольно.
– А ты сам не видишь? – шёпотом спрашиваю я, указывая подрагивающей рукой на незваного гостя.
“А что я должен видеть?”
Мурик вертит головой, затем фыркает и закрывает глаза.
“Спи, – приказным тоном заявляет он. – Вставать скоро”.
То есть птицу он в упор не видит. И что это значит? Я всё ещё сплю? Тогда почему так холодно ногам? Щеколду-то я так и не опустила, и рама снова приоткрылась от лёгкого порыва ветра.
Неужели галлюцинации?
Ворон наклоняет голову, изучая меня одним глазом, а, затем взмахнув крыльями, взлетает. Вместо того чтобы вылететь в окно, он садится на пол у двери, ведущей внутрь дома, и снова поворачивается ко мне. Моё сердце ускоряет бег.
Точно галлюцинация. Невольно вспоминается сцена из Булгакова, когда кот Бегемот объявил себя молчаливой галлюцинацией.
“Кар-р”! – кричит ворон, опровергая мою последнюю мысль.
А поскольку Мурик не реагирует, я начинаю думать, что проблема ещё серьёзнее. Глюк настолько реален. И затрагивает не только зрение, но и слух.
Кажется, я переутомилась.
Ворон нетерпеливо переминается у двери, продолжая поглядывать на меня. А затем ему явно надоедает моя нерешительность, и он пешком просачивается сквозь дверь.
Впрочем, меня это уже не удивляет. Глюки они такие. Куда хотят, туда и просачиваются.
Голова ворона появляется снова. Одна голова, торчащая из двери.
Ну тут уж нужно быть полной идиоткой, чтобы не понять, что меня зовут за собой.
“Ты куда?” – мявкает Мурик.
– Спи, пойду тесто заведу. Светает уже, – вру я, направляясь к двери на лестницу.
Однако в последний момент я вспоминаю об осторожности и достаю из-под кровати топорик. Мало ли что…
Ворон ждёт меня на перилах лестницы.
