Потерянная душа (СИ) - Ефиминюк Марина Владимировна

— Алекс Протаев? Художник, который сошел с ума и написал кучу жутковатых картин? — хрипловатым шепотом уточнила Настя, припомнив статью из журнала, и резюмировала с иронией: — Ты права, отличная компания.

Вероятно, не придумав, чем возразить, Катерина промолчала и стала набирать цифровой код. Каждое нажатие на кнопку сопровождалось коротким писком.

— Пароль — дата получения твоего паспорта, — объяснила она, решительно закрыв тему соседей.

Девушка кивнула. Она не представляла, кому, вообще, может придти в голову поставить на замок код с датой получения паспорта. Спрашивать у сестры, выполняющей работу личной помощницы, список паролей, пин-кодов от банковских карточек или прочего казалось унизительным. Хуже этого было лишь уточнять, где Настасья могла бы хранить паспорт, чтобы посмотреть дату его получения.

Екатерина открыла дверь, пропуская девушку вперед. Хозяйка квартиры переступила порог и нерешительно огляделась. Прихожая оказалась очень большой, совмещенной с гостиной. Воздух пах домашней едой. Из глубины комнат доносился звук работающего телевизора.

— Похоже, мама готовит обед, — предположила старшая сестра, стаскивая неудобные туфли на высоких шпильках, и крикнула: — Мам, встречай гостей!

— Мы жили вместе? — спросила Настя, вдруг поймав себя на мысли, что совершенно ничего не знает о том, как устроен ее быт.

— Раньше. — Короткое объемное слово, не давало возможности выяснить детали.

Вероятно, как зачастую бывает в общежитии, произошел какой-нибудь неприятный казус, и совместное сосуществование закончилось. Настя постеснялась уточнить, кто из них старался оградить личное пространство от постоянного присутствия семьи. Она начинала подозревать, что сама держала людей на расстоянии вытянутой руки.

Углубиться в размышления ей не позволило появление матери в кухонном фартуке, одетом поверх нарядной блузки.

— Моя Настенька! — Женщина со строгим лицом расставила руки, желая заключить дочь в объятия.

— Привет, — прошептала та.

Не зная, куда пристроить букет, девушка замешкалась. Приблизившись, она неловко клюнула матушку в гладкую щеку быстрым скользящим поцелуем. От нее пахло немного старомодными духами, пудрой и детским кремом. Незнакомый мамин аромат отпугивал, девушка поспешно отстранилась.

— Проходите скорее, а то обед остынет, — поторопила матушка, пытаясь стереть с лица гримасу непрошеной обиды. Несмотря ни на что, мама пыталась охранить присутствие духа, Настасье стало стыдно за холодность.

Пока старшая сестра помогала накрывать на стол, вернувшаяся с того света хозяйка изучала свои владения. В гостиной обнаружился электрический камин, а из окон открывался красивый вид на набережную. Квартира была великовата для одного человека, но оставляла ощущение уюта.

Настя рассматривала собственные вещи: статуэтки, вазочки, книги и глянцевые журналы на столике. Она пыталась выудить из памяти хотя бы смутные образы прошлого, связанные с предметами, какие-нибудь подсказки, но подсознание молчало.

Самой себе девушка напоминала подаренный сестрой блокнот для записей с девственно белыми, чистыми страницами. Ежедневник был пуст, как и его владелица. Она отчаянно желала знать, какими рассказами была наполнена книга с названием «Жизнь до пробуждения».

Заплутав, певица сначала заглянула в гостевую спальню, оказавшуюся абсолютно пустой и с голой лампочкой вместо люстры, и со второй попытки попала в комнату, явно принадлежавшую девушке. Атмосфера раздражала чужеродностью.

Посредине спальни стояла круглая кровать, на стене висела огромная фотография Настасьи в образе белой птицы, на полу лежал ворсистый ковер. На этажерке красовался экспозиция певческих наград от музыкальных телеканалов.

С любопытством, словно попала на выставку, Настя изучила незнакомые статуэтки, а потом вышла в коридор. Вдруг в гулкой тишине раздался громкий судорожный всхлип. Девушка испуганно оглянулась через плечо, сама не понимая, чего именно ожидает увидеть за спиной, но вдруг догадалась, что плакали в кухне.

— Я этого не вынесу! — жаловалась мама, обращаясь к старшей дочери.

— Мама, говори потише! Настя может услышать! — Катерина явно не относилась к людям, блиставшим в искусстве утешения.

— Она смотрит на меня, как на постороннего человека! У меня сердце разрывается! — Расстроенная женщина шумно высморкалась.

— Для нашей Насти сейчас абсолютно все — посторонние люди. Дай ей время, все обязательно наладится. Когда память восстановится…

— А если не восстановится? — резко перебила матушка. — Ты видела ее потухший взгляд?

Тихонечко, на цыпочках она вернулась к себе и осторожно затворила дверь. В душе распирало от огорчения, отчего вдруг появилась настойчивая потребность умыться. В комнате имелось две двери. Первая привела хозяйку в полупустую гардеробную, а за второй пряталась ванная комната.

Открыв кран, Настя плеснула в лицо ледяную воду. Холод обжигал разгоряченную кожу, но отлично прочищал голову. Певице чудилось, что с проточной водой в раковину отекали негативные эмоции и переживания. Она совершала подобный ритуал изо дня в день: смывала косметику, портила прически, но не могла остановиться, пока не чувствовала идеальной чистоты.

Внезапно сердце споткнулось от ошеломительного открытия — сама того не подозревая, Настасья вспомнила старую привычку! Изумленная девушка подняла голову к круглому зеркалу над раковиной.

Из отражения на нее смотрела загорелая особа с горящими от возбуждения карими глазами и большим чувственным ртом. На черных слипшихся ресницах блестели капли воды, с подбородка капало. Привычным жестом Настя пригладила темную макушку… и замерла от пугающей мысли.

В жизни певица являлась голубоглазой блондинкой.

Холодея, она опустила руку. Глаза-черешни в зеркале расширились от испуга. В ушах зашумела. Гул нарастал с каждой секундой, становясь громче и пронзительнее. Вдруг в глубине зрачков, как невиданный пышный бутон, вспыхнуло оранжево-желтое огненное облако…

— Стол накрыт! — раздался голос сестры, заглянувшей в ванную.

Настя вздрогнула, выходя из транса. Наваждение прошло. В зеркале отражалась смертельно бледная блондинка с перекошенным от страха лицом.

— С тобой все в порядке? — всполошилась Катерина. — У тебя такой вид, как будто ты увидела призрак!

— Все хорошо, — пробормотала Настя и схватила с вешалки сухое полотенце. — Я в норме.

В зеркале, испещренном осевшими каплями воды, она случайно встретилась с жалостливым взглядом старшей сестры. Сделав вид, что поверила лгунье, Катерина поспешно отвела глаза.

Настина квартира явно не предназначалась для приема гостей, даже если на огонек забежала бы всего пара друзей. Обеденный стол в кухне заменяла стойка с узкой столешницей и с высокими неудобными стульями. Три женщины едва-едва поместились за ней, и Настя все время толкала старшую сестру в локоть, не давая нормально поужинать.

— Катя, мне неловко спрашивать, но у меня есть друзья? — полюбопытствовала певица. В квартире она не нашла ни одной фотографии, где бы находилась в компании сверстников, или с лучшей подружкой. Настасья начинала себя подозревать в высокомерии, осложненном интроверсией.

— Есть, — согласилась женщина, аккуратно разрезая на тарелке кусок вареной крольчатины.

— Серьезно? — Настя нешуточно обрадовалось. — Кто?

— Я, — улыбнулась Катерина, переглянувшись с матерью.

— Ты всегда много занималась музыкой, — быстро объяснила мама, вероятно, заметив растерянность младшей дочери.

Некоторое время они ели в молчании не особенно аппетитную еду.

— Кстати, изучи, — вдруг спохватилась старшая сестра и сняла с холодильника записку, пришпиленную на магнит.

— Что это? — Настя с любопытством просмотрела коротенький список совершенно несовместимых продуктов, вероятно, связанных с ее проблемой пищевой аллергии. — Это, что мне нельзя есть?

— Нет, — собеседница покачала головой, — это то, что тебе можно есть.