Хорал - Харуф Кент

– Благодарю. Ты закончила?

– Я серьезно, – сказала она. – Выглядишь так, будто даже не спал.

Он подвинул пепельницу поближе, стряхнул в нее пепел и взглянул на Мэгги. Она вновь занялась копированием. Он следил, как она работает: рука и локоть ловко поворачивались, пока она крутила ручку, бедра качались в такт, юбка слегка приподнималась и колыхалась. Высокая здоровая темноволосая женщина в черной юбке и белой блузке с массивными серебряными украшениями. Но вскоре она прекратила крутить мимеограф, вставила другой оттиск.

– А что ты так рано? – спросила она.

– Краудер хотел со мной побеседовать.

– О чем?

– О Расселе Бекмане.

– Маленький мерзавец. Что он теперь натворил?

– Ничего. Но ему стоит постараться, если он хочет закончить курс по истории Америки.

– Удачи, – сказала она. Снова принялась крутить ручку и смотреть на выходящие копии. – Это все, что тебя беспокоит?

– Меня ничего не беспокоит.

– Да как же. Я же вижу, что ты нервничаешь.

Она взглянула ему в лицо, он ответил взглядом, лишенным всякого выражения, продолжая курить.

– Дома плохо? – спросила она.

Он не ответил, но пожал плечами и сделал еще затяжку.

Тут дверь открылась, и вошел мускулистый мужичок в белой рубашке с короткими рукавами. Ирвин Кёртис преподавал предпринимательство.

– Доброго утречка всем, – объявил он.

Подошел к Мэгги Джонс и обнял ее за талию. Его макушка была у нее на уровне глаз. Он встал на цыпочки и прошептал ей что-то на ухо. Затем сжал ее крепче, притянув к себе. Она убрала его руку.

– Не будь пошляком, – сказала она. – Да еще в такую рань.

– Я просто пошутил.

– А я просто предупредила.

– О, брось, – отмахнулся он.

Уселся за стол напротив Гатри и зажег сигарету серебряной зажигалкой, захлопнул ее и принялся гонять ее по столу.

– Есть хорошие новости? – спросил он.

– Никаких нет, – ответил Гатри.

– Да что с вами со всеми? – возмутился Ирвин Кёртис. – Боже. Середина недели. Я прихожу в хорошем настроении, а вы его портите. Теперь оно ниже плинтуса, а еще и восьми утра нет.

– Можешь застрелиться, – сказал Гатри.

– Хо, – откликнулся Кёртис. Рассмеялся. – Уже лучше. Это забавно.

Они сидели и курили. Мэгги Джонс остановила машину, собрала свои бумаги.

– Твоя очередь, – бросила она Гатри и ушла.

– Пока-пока, – сказал Ирвин Кёртис.

Гатри встал, положил оттиск в барабан, закрыл его и крутанул ручку пару раз, чтобы посмотреть, какими выйдут копии.

– Клянусь, – воскликнул Кёртис, – однажды я подстерегу ее в темном уголке.

– Тебе стоит оставить ее в покое, – отозвался Гатри.

– Нет. Я серьезно, только подумай.

Гатри закрутил ручку, влажные экзаменационные листы упали в лоток. В воздухе остро запахло спиртом.

– Я говорил тебе, что Гэри Роулсон про нее рассказывал?

– Говорил, – ответил Гатри.

– Ты в это веришь?

– Нет. И Роулсон тоже не верит, когда трезвеет. При свете дня.

Виктория Рубидо

В полдень она покинула шумную толкотню школы и направилась к шоссе, прошла вдоль него квартал в сторону заправки. В сумочке у нее лежали три доллара и мелочь, и ей хотелось думать, что удастся купить еды и еще останется сдача. По крайней мере, надо попытаться.

У магазина стояли двое старшеклассников, опершись о бензоколонку, они заправляли старый голубой «Форд-Мустанг». Смотрели, как она в короткой юбке пересекает асфальтированную площадку. Разок она взглянула на них.

– Привет! – окликнул ее один из мальчишек. – Вики! Как поживаешь?

Она отвернулась, и он сказал что-то, что она не расслышала, но от чего другой мальчишка рассмеялся. Она пошла дальше.

В магазине стайка старшеклассников выстроилась у прилавка, все болтали и ждали, чтобы расплатиться за сэндвичи с мясом из холодильника, пакеты с чипсами и пластиковые стаканчики с газировкой. Она прошлась вдоль рядов, разглядывая банки и яркие упаковки на полках. Теперь ей ничего не нравилось. Она взяла банку с венскими сосисками, прочитала этикетку и вернула на полку, думая о том, какие эти сосиски скользкие, как с них стекает и капает бульон, когда их вынимаешь из банки. Девушка перешла к ящику с попкорном. Он хотя бы соленый. Она наполнила попкорном пакет, а затем выбрала банку газировки из холодильника. Принесла это к прилавку и поставила рядом с кассой.

Покупки пробивала Элис, сурового вида костлявая женщина с черной родинкой на щеке.

– Доллар двенадцать, – объявила она.

Голос звучал резко. Она смотрела, как девушка тянется за сумочкой и открывает ее.

– Что-то ты сегодня какая-то бледная. Все хорошо, милочка?

– Просто устала, – ответила девушка и положила деньги на прилавок.

– Вы дети. Вам нужно спать по ночам. – Она собрала деньги и рассортировала их по отсекам кассы. – В собственных постелях, я имею в виду.

– Я так и делаю, – отозвалась девушка.

– Как же, – сказала Элис. – Мне ли не знать!

Девушка направилась к выходу, прошла двойные стеклянные двери и остановилась у стеллажа с журналами, зачитавшись статьей о том, как три девушки ее возраста попали в беду в Калифорнии, пока клевала по зернышку попкорн и потягивала газировку. За время большой перемены заходили еще ребята, покупали напитки, выходили, переговариваясь, а пара второкурсников затеяла возню между рядов с моторным маслом и свининой с фасолью, пока Элис не крикнула:

– Мальчишки, вы вот-вот тут все посбиваете!

Старшеклассник вошел заплатить за бензин. Высокий блондин с темными очками, поднятыми надо лбом. Виктория знала его с курса биологии в первый год учебы. На обратном пути он остановился, наклонился к ней, придерживая дверь бедром.

– Рубидо, – сказал он.

Она взглянула на него.

– Хочешь, подвезу?

– Нет.

– Только до школы.

– Нет, спасибо.

– Почему нет?

– Не хочу.

– Ну и к черту. У тебя был шанс.

Он вышел, дверь за ним медленно закрылась. Виктория смотрела поверх стеллажа с журналами в окно, как он сел в красную машину, завел ее и вырулил на шоссе, мотор взрыкивал при переключении передач. До окончания перемены Виктория вернулась в школу.

После уроков в тот день она покинула здание с остальными учениками, сойдя с крыльца в шумной сутолоке предвкушающих свободу. Она вновь осталась одна, побрела обратно тем же путем, что и утром. Повернув на север по Мэйн-стрит мимо домов-коробок, прошла под высокими опорами старой водонапорной башни, миновала несколько редких лавчонок и вышла к трем кварталам в центре города, где магазины стояли плотно, с украшенными фасадами, – первым на пути был банк с тонированными окнами, над почтой висел флаг.

Подойдя к кафе «Холт» на углу Второй улицы и Мэйн, Виктория вошла в длинный просторный зал. Двое стариков в бейсболках сидели за столиком, общались, потягивали черный кофе из толстых кружек, молодая женщина в платье с набивным рисунком пила чай за столиком с диваном у стены. Девушка прошла на кухню, сняла джинсовку, повесила ее вместе с сумочкой на крючок в кладовке, надела длинный фартук поверх майки и короткой юбки. Повар, толстый коротышка с глазами-щелочками на красном лице, наблюдал за ней, стоя у гриля. Его фартук был весь в пятнах спереди и по бокам, где он хватался за него, чтобы вытереть руки.

– Очень скоро мне понадобятся те кастрюли, – сообщил он ей. – Мой их поскорей.

Она тут же принялась расчищать две огромные серые мойки, вынимая сложенные стопками грязные кастрюли и сковородки и расставляя их рядом на сливной полке.

– И еще корзина для фритюра. Я ее тоже к тебе закинул. Ее нужно помыть.

– Будет через минуту, – сказала она.

Виктория включила воду, зачерпнула мыльный порошок из коробки с отрезанным верхом. Взбилась густая пена, от нее пошел пар.

– Что-то Джанин не видно, – заметила девушка.

– О, она где-то здесь. Наверно, на телефоне. В кабинете.

Девушка встала в резиновых перчатках над раковиной и принялась за работу. Начала оттирать кастрюли, оставшиеся с ланча. Она приходила сюда каждый будний день после школы, мыла кастрюли, в которых готовил утренний повар, блюда, тарелки, чашки и приборы с ланча. Морщинистый старик, мывший посуду с завтрака, уходил в девять. В раковинах и возле них ее всегда ждали горы посуды. Она работала весь день до семи, когда подавали ужин, и, только все перемыв, брала тарелку с едой из кафе, садилась у края стойки, болтала с Джанин или с кем-то из официанток, а после шла домой.