Ученик мертвого Дома (СИ) - Бриз Виталий

Я представил, сколько подобных воспитательных бесед выпало на долю первого ученика с момента объединения Домов. Жалеть белобрысого я не собирался, самого бы кто пожалел: чесать языком всяко проще, нежели возиться с прудом.

Деревенские, чтобы собрать ил и мусор со дна, либо спускали воду и затем брались за лопаты, либо использовали сложенные в несколько раз сети, которые протаскивали от берега до берега.

И то, и другое долго, муторно и вряд ли выполнимо в одиночку. Я пойду третьим путем и воспользуюсь идеей, которую подал мне солнечный гений.

Зачем самому бросаться в воду, если лучше призвать печать? Зачем тащить обычную сеть, если можно сплести живую сеть из лозы? Я обвел взглядом пруд, прикинул имевшийся у меня запас фохата и решил, что, пожалуй, справлюсь.

С поручениями мастера Цзымина я провозился до позднего вечера. Уже подходя к дому, вспомнил о свитках, которые мне следовало забрать из архивов и отнести наставнику. Пришлось бежать через полдеревни, надеясь, что господин Юйсян, как обычно, заночевал на работе, а затем извиняться, благо к позднему визиту смотритель архивов отнесся с пониманием, слегка попеняв на рассеянность, и выдал мне запечатанную воском бамбуковую тубу.

Простенькая, без использования фохата, печать так и соблазняла заглянуть внутрь: наверняка среди бумаг найдется что-то полезное касательно экзамена или горы Тяньмэнь. Но глас разума победил. Поручение могло, а скорей всего, и было проверкой. Снова же нарываться на неприятности стал бы только полный дурак.

К дому старейшины я добрался в начале часа крысы [чуть позже одиннадцати ночи]. Ночь выдалась прохладная, но ясная. Звезды усеяли небосклон сотнями белых светлячков. И фонарик в правой руке казался, еще одной звездочкой, заточенной в клетку из мутного стекла.

Пока я поднимался по бесконечной лестнице, вокруг царила удивительная тишина. Умолкла скрытая темнотой деревня. Не стрекотали уснувшие до лета цикады. Не шелестела поредевшая листва. И только шорох моих же собственных шагов отгонял мысли, что я внезапно оглох.

Пахло сыростью.

Говорят, в подобные ночи миры духов и людей особенно близки.

Окна дома старейшины не светились. Мастер Цзымин уже лег спать?

Я постучал. Выждал. Наставник открывать не спешил, хотя должен был ощутить мое присутствие. Не торопился выйти ко мне и Пинг. Засранец наверняка слышал стук, но ленился поднять свою задницу с лежака: много чести — сообщать неурочному посетителю, что ему не рады, сам поймет и уберется. Внушения, которое обнаглевшему служке устроил Тэнг Цзымин за то, что тот мешал мне, когда я пытался помочь Вэю, хватило ненадолго.

Я стукнул снова, настойчивее, сильнее, и калитка неожиданно поддалась. Не заперто?

Я пересек двор, поднялся на крыльцо.

— Добрый вечер, наставник Цзымин. Дозволено ли мне будет войти?

Дом отозвался тишиной.

— Наставник, я вхожу.

Внутри никого не было. Старейшина до сих пор не вернулся? Подготовка к завтрашней церемонии неожиданно затянулась.

Я поставил лампу, сел на пол и принялся ждать.

Плясал огонек на кончике потрескивающего фитиля, порождая тени. Гудели сквозняки в щелях. Скреблась ветла по крыше, и легко было представить, что то не ветла вовсе, а спустившийся с неба дракон или крадущийся демон.

Нестерпимо клонило в сон, и чтобы не поддаться ему, я решил еще раз подумать, как могу повысить свои шансы на горе Тяньмэнь. Обидно, конечно, что затея с хранилищем провалилась. Если бы у меня был кристаллизованный фохат…

Взгляд зацепился за стоявшую на полке шкатулку. Разве после выходки Вэя мастер Цзымин не избавился от нее? Я засунул тубу за пояс, потянулся и снял шкатулку. Кровь бухала в висках. Сердце бешено стучало в груди, и его дрожь передавалась пальцам.

Ограбить старейшину Дома? Наставника?

Мысль была до того дерзкой, дикой, что в первую секунду испугала.

Я тут же разозлился сам на себя. Хоть я и называю Тэнг Цзымина наставником, но не полагаю же я старейшину Лозы и правда таковым⁈ Мой единственный учитель — Чжан Лучань, и чтобы освободить его, я готов бросить вызов целому Дому! Что по сравнению с этим мелкое воровство?

Я поставил шкатулку на пол, тщательно осмотрел: не хватало еще напороться на какое-нибудь неприятное сторожевое заклятие. Чисто? Или моих навыков недостаточно, чтобы увидеть?

Я открыл крышку, и ничего не произошло. Россыпь изумрудных кристаллов тускло переливалась в свете лампы.

Червячок сомнений грыз душу, напоминая, что брать чужое нехорошо. Я заставил его замолчать. Кристаллы изначально принадлежали покойному мастеру Сяню. Старейшина Цзымин забрал их себе. Я же наследник Дома Шипа и возвращаю то, что должно быть моим по праву!

Я торопливо схватил горсть изумрудов и тут же, будто обжегшись, отдернул руку. Крышка захлопнулась, едва не прищемив пальцы.

— Саньфэн? Что ты делаешь?

В первый миг я оцепенел. Потом поспешно вскочил, склонился в приветствии. Камни в кулаке предательски впились в свежие мозоли.

— Добрый вечер, наставник Цзымин, — голос осип, а разум лихорадочно искал оправдание двусмысленной позе, в которой меня застукали. — Кажется… в углу скреблась мышь.

В тусклом свете лампы по лицу старейшины трудно было понять, видел ли он, как я задвинул шкатулку под шкаф.

— Мышь? — удивился наставник, заметил тубу у меня за поясом. — Принес? Молодец! Мог просто положить на пороге и не ждать.

Он сломал печать, пробежался глазами по строчкам. Я поднял лампу, чтобы ему было виднее.

— Уже поздно. Можешь переночевать тут, в зале, если хочешь.

Когда это предлагал учитель Лучань, я был счастлив.

— С вашего позволения, я вернусь домой. Доброй ночи… наставник.

— Доброй… Саньфэн! — окликнул старейшина, когда я был уже у порога. Сейчас он либо поинтересуется про шкатулку, либо прикажет показать, что у меня в кулаке, и тогда мне конец.

— Да, наставник Цзымин?

— Будь осторожен на горе Тяньмэнь.

Глава 18

В последний раз, когда в Доме Шипа объявляли испытание на адепта, мне было двенадцать лет.

Я хорошо помнил, как шестеро старших учеников под торжественный грохот барабанов шли ко Дворцу Старейшин. Помнил в том числе из-за обиды, что мое имя тогда не назвали. Наивно, конечно. Но я много тренировался, освоил первую старшую печать, из-за чего невероятно гордился и считал себя всяко достойнее пьяницы и лентяя Ли, который вместо учебы и медитаций целыми днями валялся под персиковыми деревьями в Садах Тишины или же лапал вдову скорняка.

Несколько дней напряженного затишья. Все, даже оставшиеся в Доме наставники, ждали новостей.

А потом был грандиозный праздник — с выступлениями заклинателей и странствующего театра, ломившимися от вкусностей столами, танцами и, конечно же, фейерверками.

В тот раз экзамен сдали лишь двое братьев-близнецов. Нелюдимые, они волками смотрели на окружающих и вечно держались вместе. Братья и погибли вместе, до последнего вздоха защищая Дворец Старейшин от атак Лозы.

Из тех шестерых в живых остался только пьяница Ли. После четвертой провалившейся попытки сдать экзамен, он прямо на празднике нагло заявил, что идти Путем Света слишком хлопотно и рискованно, а потому пусть Дом поищет других дураков. Он же возвращается в родную деревню. Тогда я не сдержался и назвал его трусом, который закапывает дар в помойную яму.

Последовавший за этим долгий разговор с учителем сводился к одной простой истине: каждому экзамену свой срок, а каждому человеку — свой экзамен; никогда не стоит осуждать других, не натерев ноги их башмаками.

Сегодня я, наконец, понял, что значили его слова.

Церемония Лозы была такой же торжественной, как та, которую сохранила память. Построение. Речь старейшины Цзымина: наставник говорил, что Дом гордится нами и возлагает на нас огромные надежды. Горящие глаза мальчишек — и Лозы, и бывшего Шипа, которые мечтали однажды очутиться на моем месте и отправиться на гору Тяньмэнь.