Ученица мертвеца (СИ) - Федорова Любовь Борисовна

Принцип существования Кощея стал Белке понятен — он заключается в том, чтобы не выпускать голову из рук. Чтоб не теряла с телом единства. Так это выглядело со стороны.

— Дай силы, — обернулась к ней Петра. — Мне не хватает. Слей хоть немножко. Помоги.

Но Белка прочитала в ее глазах нечто такое, чему не хотелось доверять. Вот как бы там ни было, а Белка к Петре приближаться не решилась. Хродова кровь. Схлестнулись Кощей с Кощеихой. Ой, хорошо, что Белка не училась в той их школе…

«Своей, — погромче подумала она, — не дам. Дам древу, пусть с тобой поделится, если так уж нужно. А уж помогу — чем смогу».

— Да что твоя сила древу! Капля в озере! Древо и так помирает!

«Моя, может, и ничего, а его собственную освободить попробую».

И Белка, шагнув назад, вложила в глубокую трещину коры серебряную монету, до этого момента ощутимо гревшую среди кощеевой стужи ладонь. Заклятий, призывов, красиво оформленных присловий придумать не сумела, вернее, отказалась от них. Надоели ей эти игры в Хродовы книжицы. Ее учитель учил совсем не так — чем проще, тем лучше, говорил он. Самая точная формулировка всегда краткая, термин должен быть точен и не допускать разночтений. Внутренне сосредоточься и вложись.

Белка просто изо всех сил попросила: «Прими!» Прижалась к дубу лбом, впихнула монету поглубже, придержала покрепче. И едва успела отдернуть пальцы — серебро вдруг разогрелось чуть не до пожара. По древу и вокруг него прошла волна тепла. Зашевелились оттаявшие ветви, проснулись и выглянули зазимовавшие в коре жучки. Белка подошла к упавшему суку и тронула за толстую ветку. Тут тоже древесина была теплой.

Петра заметно перевела дух, ей стало легче. Лизнула кровоточащую руку и сплюнула на стену сруба кровь. Дождались момента, поднялись в полный рост и рванулись вперед живодушные волки. Две шавки прыгнули, вцепились Кощею в ноги, а крупный стал хватать за спину. Кощей взлягнул. На миг явилась холодная волна и спала. Два мелких волка отлетели, покатились кубарем по снежному простору, теряя кости. Крупный удержался, пригнулся и шастнул за сруб, спрятался там от взора страшной головы.

«По-взрослому хочешь, деточка?» — проскрежетал Кощей, подтягивая колени на край покосившегося сруба. Он все-таки взобрался и встал там, балансируя на наклонном бревне.

Петра набычилась, уперла руки в бока.

— Я тебе припомню, — прошипела она то ли деду, то ли Белке.

Кощей вздел руки с всклокоченной головой, разинулась бездонная черная пасть, чтобы дохнуть на Петру.

«А вот что у меня! — мысленно крикнула Белка и прыгнула вперед. Она держала в руках „Методы вивисекции духа“ и „Искусственное слабоумие“. — Смотри как я могу!»

И с треском оторвала коленкоровый переплет сначала от одной книги, и сразу от второй. А потом и вовсе порвала их напополам по сгибу. Ветхие «Методы» легко, а «Слабоумие» помогая себе ногтями и коленкой.

Кощей аж захлебнулся собственным морозом. «Ай-яй-яй! — завыл он. — Плохая девочка! Очень плохая! Разорвала учебники!» Плюнул в Белку морозом, но не достал, потеплевшее древо помешало.

Белка бросила порванные книжицы на землю, нарочито наступила на листы. Достала из кармана «За дверью храма науки», показала Кощею. Стала медленно вырывать по странице.

«Ой-ой-ой, — горестно запричитал Кощей. — Не надо! Не надо! Хорошие полезные книжечки! Такие больше не пишут! Нельзя!»

«Отпусти нас, — мысленно сказала Белка. — Отпусти, и я не буду больше рвать хорошие книжечки, которых больше не пишут».

«Отпущу», — покладисто, разом удалив горестные интонации из голоса, отвечал Кощей. — Отдай мне те, что у тебя остались, и сразу отпущу. Сразу-сразу. Неси сюда, положи возле меня. Только не рви больше мои хорошие нужные правильные учебнички».

Отрываться от теплой ауры древа было страшно, но Белка, высоко подняв над головой надорванную книгу, шагнула к срубу. Еще на шажок. Еще на один. И еще. Кощей затанцевал на месте.

— Не отпустит, обманет, — негромко сказала Петра. — Я его знаю. Не отдавай.

Белка предъявила Кощею книги. Чуть порванный «Храм» и целые «Песни». Подошла еще ближе, сравнялась с Петрой. Потрясла книгами еще раз, демонстрируя серьезность намерений. Придвинулась еще ближе, чтоб не ошибиться, чтоб наверняка. И швырнула книги Хроду вверх, не особо надеясь, что фокус выгорит.

Но выгорело. Корявые лапы с кривыми когтями выпустили голову и сделали неуклюжую попытку поймать вразнобой летящие книжки. Голова, шлепая губами, ухнула на настил, ударилась, мячом отскочила, упала на землю и покатилась в сторону, в снег. А безголовое тело, еще раз нелепо взмахнув руками, с грохотом завалилось внутрь сруба.

«Пирокинез!» — выкрикнула Белка мысленно, подтвердив приказ мычанием, дополнив кашлем и от всей души вложив в него свою свою и инспекторскую силу, сколько держала внутри. И, словно от настоящего рабочего слова, занялась солома, вспыхнула пролитая смола, запылали облитые маслом бревна. Даже, кажется, задымились снег и лед. Пламя взметнулось выше самого сруба, опалило Белке волосы, заставило отпрыгнуть назад.

— Гори-гори ясно, чтобы не погасло! — заорала во весь голос Петра и захохотала — очень похоже на Кощея-Хрода.

Сруб занялся с другой стороны. Выскользнул из-под стены большой живоволк, схватил голову Хрода, хрустнул костями черепа, да и проглотил. Клацнули зубы, черный дым пошел у волка ушами. Волк облизнул костяную морду полугнилой язык и высунул его, довольный.

Белка и Петра отступили от палящего жара. Волк скользнул к Петре, лег, огромный, к ее ногам. Петра стояла, опустив руки и наклонив голову. Белка тоже.

— А хорошо, что он силы не набрал, — сказала Петра и искоса глянула на Белку. Потом протянула ей ладонь: — Мир?

Белка покачала головой.

— Нет у меня больше силы, — сказала она вслух, нещадно царапая простыми человеческими словами горло. — Вся в огонь ушла. Ничего тебе не от меня не втянуть.

— Ну, как хочешь. — Петра, подобрав траурную черную юбку, перешагнула через спину лежащего волка, села верхом, и тот встал на лапы. — Прощай тогда, вряд ли мы свидимся. Мне здесь не жить. Но учти — и тебе тоже. Они, — Петра указала на деревню, где сквозь упавшую силу оберегов начали осторожно переступать люди, — слишком много видели, а додумают и наврут вдесятеро больше. Даже если они позволят, у тебя самой не получится. Всегда будут по-черному в спину глядеть.

Эпилог

Может, и надо было замириться с Петрой напоследок. Но остается только развести руками.

Поняв, что обереги упали напрочь — нет их ни на охрану, ни на удержание, ни на зло, ни на добро — деревенские вереницей потянулись к дубу. Сначала медленно, неуверенно — даже прокурорский чиновник, замерзший до кощеевой бледности без плаща и шапки, вначале переступал нерешительно, почти что робко. Не очень-то верил, что опасность миновала.

Белка стояла вблизи жаркого пламени и грелась сразу и вся. Поворачивалась спиной, лицом, протягивала руки. В мыслях ее были порядок и простота, потому что каждая мысль может быть облечена в силу. Не только за словами своими нужно теперь следить, но и за мыслями.

На спину ей сначала бросилась мать Свита с криком: «Ты куда, кощеиха, сыночка моего зажрала!» Ее оттащили. Кириак стал объяснять, где Свит и как его найти. Потом ее похлопал по плечу инспектор Вернер со словами: «Не знаю, что и сказать. Это было впечатляюще!..» Потом решился и подгреб законник. Тронул Белку за плечо своей свернутой плетью. Понял, что она пустая, сразу осмелел.

— Вы, барышня, арестованы! — лязгнул зубами и наставил на нее плеть. — На этот раз определенно и точно. А следствие разберется, кто во всем тут виноват.

Но инспектор отвел его руку и заставил плеть опустить. А солдат оттеснили бабы. Они трещали и квохтали. Рассказывали друг другу и Белке увиденное из-за оберегов, будто не она была участницей противоборства с Кощеем.

— А она!

— А он!

— А потом как ух!..