Развод. Не прощу за "походную жену" (СИ) - Гераскина Екатерина

Лири сжала его локоть, крепко, до побелевших костяшек. Но он не шелохнулся. Просто сидел, прожигая Луизу взглядом.

Котёнок тихо урчал у него на коленях, как будто пытался унять бурю внутри. Кошка подняла голову, настороженно посмотрела на сына, потом снова улеглась у моих ног, свернувшись в тугой клубок.

Я видела, как вздымалась грудь Алекса, как вены вздулись на руках. Он едва держался.  Внутри него был ураган чувств.  Он ведь любил её.

Любил искренне, по-настоящему. Погибал ради неё.

Думал, что успеет спасти, что она ждёт ребёнка и нужно лишь продержаться чуть-чуть. А она столкнула его.

— Мне поставили задачу, — продолжила Луиза, цедя каждое слово, — я должна была окрутить Алекса. Но сразу предупредили — с ним будет сложно.

— Почему? — спросил Арагон, и голос его стал ледяным.

— Потому что вы… оба… — она усмехнулась, криво, почти с ненавистью, — одинаковые. Правильные до тошноты. Честные. Сильные. Богатые.

Мне сказали, что если я захочу, чтобы Алекс хоть раз на меня посмотрел, придётся постараться.

А он… он ведь не просто мужчина. Так похож на тебя, Арагон. Ему нужно любить, по-настоящему, всем сердцем, иначе ничего не выйдет. Он даже не стал со мной спать, пока я не постаралась его зацепить и пока тот не полюбил.

Всё было бы проще, если бы он просто переспал со мной. Я бы забеременела и исчезла. Но нет… мне пришлось быть рядом, строить из себя ту, кто заботится, кто лечит. Играть роль.

Я почувствовала, как у меня похолодели пальцы.

— Зачем тебе нужна была беременность? — спросила я, но мой голос был ровным, почти бесстрастным.

— А это не ясно? — Луиза вскинула подбородок. — Алекса заранее приговорили. Он был обречён. Мне нужно было только забеременеть. Всё остальное сделали бы другие. Портал… это просто совпадение, удачное стечение обстоятельств. Да и какой из него мужик теперь? Без ноги, калека, инвалид. Не военный. Я ему одолжение хотела сделать.

— Что с ребёнком? — голос мужа был тих, но я знала этот тон — перед бурей.

— Я должна была родить и отдать его императору. А потом исчезнуть. Чтобы обо мне забыли. Но потом выяснилось, что я нужна ещё. Что должна послужить императору вновь. Потому что, — она прожгла меня взглядом, — не так-то просто заманить тебя, Арагон. Тебя пришлось опоить, одурманить. И даже это сработало только тогда, когда ты был ранен, истощён, когда твой дракон был полумёртвый. Только тогда я смогла добраться до тебя.

В комнате стало совсем тихо. Только потрескивали дрова.

— Что хотел император? — спросил Арагон.

— Я не знаю, — прошептала она. — Он забирает наследников. Платит за них огромные деньги. Я просто… просто была сосудом.

Она посмотрела на нас — глаза стеклянные, голос хриплый:

— Разбирайтесь сами. Меня интересует одно — что будет со мной.

Я долго молчала.   В комнате пахло смолой и страхом.

Кошка у моих ног зарычала тихо, будто отвечая за всех нас. Алекс опустил голову, пальцы вцепились в колени.

Арагон сидел неподвижно, но я знала — внутри него сейчас бушует пламя. Его не было видно, но я чувствовала его жар.

— И где только таких беспринципных тварей находят? — спросила я холодно, не повышая голоса.

Луиза, побледнев, но упрямо вскинула подбородок. Глаза блестели — не от слёз, от злости.

— Да что ты понимаешь, — выплюнула она, — та, которая замужем за генералом, живёт всегда в достатке, с деньгами, не знает ни холода, ни бедности, ни голода… тебе этого никогда не понять!

А я — с детства... знаю, что такое лишения.  Нас в семье было шестеро.

Отец сбежал, мать спилась. Сначала хоть работала, потом перестала. Вернее, как — «работала»… спала с мужиками. Но те не только не оставляли денег, ещё и съедали всё, что было в доме.

Она судорожно втянула воздух, голос стал хриплым, надорванным:

— Ты же не знаешь, каково это — идти в лес и собирать всякие грибы, ягоды, корни… просто чтобы хоть что-то поесть. У меня на руках умер старший брат. Потом младшая сестра. Из нас шестерых вообще живая осталась только я. Остальные сгинули на этой чёртовой войне. Мать — пьяница и проститутка. Да я только и мечтала, как вырвусь из этого болота.

Чтобы тоже ходить в красивых платьях, есть нормальную еду, не мерзнуть, не бояться.

Она откинулась на спинку кресла, глядя на меня снизу вверх, почти вызывающе.

— Откуда у тебя деньги на учёбу, целительница? — спросила я.

— Император, — выпалила она. — Император подыскивает целительниц, обучает их за свой счёт. Вот кто протянул мне руку помощи. Вот кто помог мне выжить. Ясно?!

— Ненавижу вас всех. Бездновы жирующие аристократишки. Мне нужно только одно — знать, что будет со мной дальше.

Луиза сложила руки на груди.

— Я буду с вами торговаться. Я целительница. Я могу лечить себя, а могу — сбросить плод. Выбирайте. Я рожаю вам вашего внука и ухожу. Но вы мне заплатите. А если не согласны — никто не родится.

— Ну, живой в таком случае ты отсюда не выйдешь, — тихо произнёс Арагон, и от его голоса по коже пробежал холодок.

— А какая, к чёрту, жизнь? — хрипло засмеялась Луиза. — Это будет не жизнь, если у меня не будет денег. Император мне ничего не даст, потому что я не принесла ему ребёнка. Так что договариваться мне остаётся только с вами.

Я сжала пальцы, чувствуя, как ногти впиваются в ладонь.

— Зачем императору был нужен Арагон? — спросила я.

Луиза дернулась, потом вскинула взгляд на Арагона, и я уловила в нём смесь страха и злорадства.

— Да. На тебя тоже был заказ, — произнесла она, глядя прямо в глаза мужу. — Мне нужно было ослабить тебя. Постепенно. Подливать яд, разъедать изнутри, отлучить тебя от семьи, держать подальше от истинной пары. Чтобы ты терял силу. Чтобы ящер твой слабел.

Она усмехнулась — устало, горько, будто уже всё равно:

— Император тебя боится, генерал. Слишком сильный. Слишком независимый. Слишком много людей тебе верят. А это — опасно.

Я почувствовала, как во мне всё похолодело. Воздух стал густым, тяжёлым, будто на комнату опустился невидимый купол. Лишь пламя в камине трепетало, бросая красные отблески на стены.

Котёнок у Алекса шевельнулся, тихо мяукнул, будто чувствуя, что в воздухе витает нечто страшное. Арагон стоял неподвижно. Тень от огня резала его лицо, высвечивая линии усталости, сдержанного гнева и той боли, которую он не позволял себе показать.

Я знала — внутри него сейчас бушует буря.

И впервые за долгое время мне стало по-настоящему страшно.

— Так что скажите на мое предложение? — нервно переспросила Луиза. — Вас оно устраивает, а?

Глава 47

— То есть ты даже не могла и помыслить, что в бедности, в тяжёлом положении твоего народа, в отсутствии помощи таким женщинам как твоя мать, многодетным, брошенным мужьями, — может быть виноват сам император? — спросила я, не отводя взгляда. — Или ты думаешь, что твоя семья — единственная? Нет. Их много по всей империи. Идёт война: многие мужчины гибнут — братья, отцы. Твоему императору на это, по большому счёту, плевать.

Я сделала паузу.

— Хорошо, — продолжила я, — почему твоя мать не смогла узнать о тех графствах, герцогствах, баронствах, где дают пособия? Где могли бы ей предоставить хоть какую-то посильную работу, платить за неё, и дети бы не нуждались в хлебе? Самый лёгкий путь — пойти «на панель», пить, ничего не делать, сложить руки. И ты тоже захотела лёгкой жизни.

Луиза вскинула подбородок и хотела возразить, но я не отступала:

— Я не буду стыдиться того, что родилась аристократкой. Никто из присутствующих этого не стыдится. Но это не значит, что мы не работаем, не стремимся, чтобы люди, за кого мы отвечаем, жили тоже в достатке. Быть аристократом — не значит вести праздный образ жизни. Это — ответственность за тех, кто живёт на твоих землях. Это взаимовыгодные отношения.

По глазами видела, что плевать ей на мои слова.

— Но ты, Луиза, не могла даже подумать об этом, — выговаривала я. — Тебе было проще ничего не делать. Скажи: ты хоть задавалась вопросом, что будет с ребёнком, которого ты родишь и отдашь императору? Что он будет вкладывать ему в голову? Как он будет его воспитывать? Ты думала об этом? Ты же мать!