Безумный барон 2 (СИ) - Гросов Виктор

Видение сменилось. Город света охватила тьма. Из разлома в самой ткани реальности, из дыры, похожей на кляксу на картине мироздания, лезла она. «Тень Единого». Не существо, а принцип. Чистый, неразумный, всепожирающий Хаос, который не атаковал — он просто поглощал.

А потом я увидел их мастерскую. Не кузницу, а скорее операционную, где сама реальность лежала на хирургическом столе. Двое «Создателей», самых могущественных, пошли на отчаянный, безумный шаг, создавая не оружие, а замок.

Из самой сути энтропии, из «Изначального Голода», они выковали первый Ключ. Мой меч. Картинка была короткой, но ясной: вот сгусток абсолютной черноты, а вот его сжимают, придавая форму клинка. «Ага, значит, мой меч — это, по сути, консервированная черная дыра, космический пылесос. Забавно».

Из абсолютного, незыблемого Порядка они соткали второй Ключ. Сияющий, сотканный из чистого льда и света клинок. Его «брат». «А второй — морозильная камера. Отличный план, надежный, как швейцарские часы. С одной стрелкой».

Два артефакта, две противоположности, два замка на одной цепи. Их отдали в руки двух воинов, двух «Стражей». Один — в темной, как сама ночь, броне, с моим мечом в руке. Второй — в сияющих, серебристых доспехах. Они не были людьми. Они были… функциями. Константами.

Время в этом ментальном кинотеатре рвануло вперед, проматывая тысячелетия. Кадры сменяли друг друга, как в бешеной нарезке: вот они спина к спине на страже у разлома — идеальная боевая двойка. Вот темный клинок всасывает очередной всплеск Хаоса, а ледяной тут же «заваривает» трещину в реальности. Они не просто воевали — они работали, как два компонента одного сложного механизма. Идеальный, мать его, тандем. Идеальный баланс, державшийся на их воле.

А потом — катастрофа.

Воспоминания Искры здесь были рваными, полными боли и помех. Не предательство, нет. Что-то хуже. Сбой в системе. Я видел лишь вспышку слепящего, неправильного света, слышал крик, который был не звуком, а разрывом самой реальности. И видел, как второй Страж, тот, что в серебре, падает. Его ледяной клинок тускнеет, покрывается трещинами. Он умирал.

Баланс рухнул.

Лишившись своего противовеса, своего «тормоза», первый Страж, носитель Искры, начал сходить с ума. Голод, который до этого был под контролем, вырвался на свободу. Я видел его глазами, как он пожирает все вокруг, как его собственный меч начинает высасывать из него жизнь, превращая в то самое чудовище, которое он должен был сдерживать.

И в последний момент, прежде чем Хаос окончательно вырвался, он сделал единственное, что мог: запустил протокол «глубокого сна». Пожертвовал своей силой, своей памятью, своей личностью, чтобы запечатать собственный меч, превратив его в проклятый, спящий артефакт.

Последнее, что я увидел перед тем, как видение погасло, — это темный клинок, падающий на выжженную, мертвую землю этого мира. Падающий, чтобы тысячи лет спустя оказаться в руках рода Рокотовых. В моих руках.

Реальность с грохотом вернулась, и я рухнул на колени, хватая ртом воздух. В голове гудело, как после хорошей контузии. Это было не кино. Я все это… пережил. Я смотрел на меч в своей руке уже не как на оружие, а как на своего предшественника по несчастью. На бедолагу, который завалил смену и оставил весь этот вселенский бардак мне в наследство. «Спасибо, старик. Очень вовремя».

Все эти детские и подростковые личности, все эти «что такое „задница“?» и саркастичные комментарии — лишь осколки, эхо той великой сущности, что заперла сама себя. Спящая программа, отчаянно пытавшаяся понять мир, в который попала, не имея доступа к собственной памяти.

До меня дошло. Я держал в руках не просто оружие, а одного из двух древнейших стражей этого мироздания. И я, чтоб его, только что его разбудил. Теперь его голод был моим голодом, а его единственная надежда на спасение — моим единственным шансом.

Стоя на четвереньках посреди этой убогой комнаты, я пытался собрать свой мозг обратно в кучу. Кажется, я только что посмотрел самый дорогой и самый паршивый документальный фильм в истории вселенной, и главную роль в нем, похоже, теперь предстояло играть мне. Наследство, чтоб его.

— Отлично, — прохрипел я, поднимаясь на ноги. Мир качнулся, но я устоял. — История, конечно, трогательная. Только вот один вопрос: если твой «братец» где-то тут валяется уже пару тысяч лет, как мы его, к черту, найдем? Объявим в розыск? «Разыскивается ледяной клинок, особые приметы — сияет и замораживает все вокруг»?

Вместо ответа меч в моей руке взвыл — низко, на грани ультразвука. Внутренний холод, до этого бывший просто фоном, вдруг сжался в тугую, острую иглу, вонзившуюся мне под ребра. Не боль, нет. Что-то хуже. Тяга. Настойчивая, требовательная, как у наркомана, учуявшего дозу. Она тащила меня, разворачивала на месте. «Какого черта?..»

«Энергия, которую мы поглотили, была не просто едой, Носитель, — голос Искры в моей голове прозвучал с той же древней, усталой ровностью. — Она была… ключом. Она перезагрузила древний протокол».

Я посмотрел на меч. Черные вены на нем перестали просто пульсировать. Теперь они едва заметно светились тусклым, иссиня-черным светом, и это свечение становилось ярче, когда я поворачивался на север. Мой личный, персональный счетчик Гейгера, который реагировал не на радиацию, а на какой-то вселенский зов.

— Протокол поиска… — прошептал я, и до меня дошло. — Экстренная программа.

«Баланс нарушен, — подтвердила Искра. — Впервые за тысячелетия я снова… чувствую его. Не как точный адрес. Скорее, как эхо в пустоте. Как зов, на который я обязана ответить. И с каждым поглощенным нами осколком Пустоты этот зов будет становиться все громче».

Ну вот и все. Приехали. Моя личная проблема выживания только что превратилась в глобальную, мать его, миссию. И у меня появился компас. Компас, который работает на вражеской энергии и ведет меня прямиком в пасть к дьяволу.

Миссия перестала быть абстрактным поиском мифического артефакта, превратившись в погоню за целью. Целью до одури конкретной и до одури опасной.

— Куда? — выдохнул я, уже зная, что ответ мне не понравится. — Покажи мне.

Это был не вопрос, а требование. И Искра ответила.

В моем сознании возникла карта. Не пергаментная, не нарисованная. Живая. Трехмерная. Сотканная из тьмы и света. Знакомые очертания северных земель, замок Шуйских, похожий на муравейник, Орлиное Гнездо, все еще дымящееся на ментальном плане. Но мой взгляд, будто его тащили на невидимом поводке, устремился дальше. На север. За пределы всех известных карт, за так называемую Стену Мира, в неизведанные, проклятые земли, которые на всех картах обозначались одним словом: «Ничто».

Там, на самом краю мира, я увидел его. Огромное черное пятно. Шрам на теле планеты. Гигантский горный хребет, окутанный вечными бурями и тьмой, от которого даже на ментальном уровне веяло таким могильным, нечеловеческим холодом, что мой собственный внутренний ледник показался мне теплой грелкой.

— Мертвые Горы, — прошептал я вслух, и голос сорвался.

Я посмотрел на Арину. Она тоже видела это. Не карту, нет. Она видела ужас в моих глазах и чувствовала, куда указывает мой внутренний компас.

— Это… их главная цитадель, — ее голос был едва слышен. — Логово Ордена.

Логично. Где еще хранить такой артефакт, как не в своей главной крепости? Это укладывалось в мою картину мира. Прямолинейно, просто и чертовски предсказуемо. Я уже приготовился к очередному штурму, когда Искра снова заговорила, и ее слова выбили у меня почву из-под ног.

«Он там, Носитель, — ее голос был холоден, как сама вечность. — Но ты ищешь не то. Ты ищешь артефакт. А нужно искать… тюремщика».

Я непонимающе моргнул.

«Клетка заперта не снаружи. Она заперта изнутри. Он там. Он сам стал своим замком. И он ждет тебя».

Глава 20