Соломенное сердце (СИ) - Алатова Тата

— Перед свадьбой, — медленно сказала она, — когда на меня наносили руны, я набралась решимости прожить свою жизнь полной грудью, со всем, что она мне подкинет. Это желание было таким ярким, таким сильным, что у меня перехватывало дыхание. Знал бы ты, как я себе тогда нравилась, такая смелая, такая рискованная.

— Я знаю.

— А сейчас мир как будто стал черно-белым, но я же точно помню: он цветной.

— Цветной, — согласился Даня с улыбкой.

— Что же делать?

— Что-нибудь. Там или сям, так или этак, но как-то все да разрулится.

— А более понятных планов у тебя нету? — хмыкнула она, но ее глаза оставались грустными.

Глава 25

Утром они отправились на Кузнечную улицу, чтобы отнести туда посылку Постельного. Перед этим Даня от души намахался чертополохом, отгоняя ручных муннов старейшин, которые так и следовали по пятам за Полей, как за верхогорской заложницей.

При свете дня стали заметнее потрепанность столицы, растрескавшийся асфальт, облупившиеся фасады. Старики пили чай на скамейках, грелись на солнышке и стучали в домино. Люди разговаривали друг с другом громко, почти кричали, но это от переизбытка чувств, быстро поняла Поля, а не из желания поругаться.

Пустынные тротуары порой сменялись стихийной многолюдностью, повсюду продавались орехи и сладости, цвели ядовитые олеандры, прикрывая густой зеленью общую обшарпанность.

Мальчишка, у которого они спросили дорогу, махнул влево, прикрывая другой рукой вспухшее ухо.

— Кто тебя так? — посочувствовал Даня.

— Деда… — насупился тот обиженно. — А чего они горту пирогов, а мне супа дурацкого! А он мне еще вчера надоел!

— А, — понимающе хмыкнул Даня, — спер у горта подношения?

— Сами пусть свой суп лопают, — буркнул малец. — Вот найду пришлого балабола и отправлюсь с ним скитаться по селам, будут знать!

— Пришлого балабола? — переспросил Даня.

Поля, едва сдерживая смех, указала на него. Он расширил глаза: «Я — пришлый балабол?» Она закивала.

— Он остановил во-о-от такой пожарище в Сытоглотке, — воодушевился мальчишка, — да я тоже выучусь на балабола, и меня анки будут как миленькие слушаться. Хочешь мясо пожарят, а хочешь дом спалят. Посмотрим, кому тогда мамка пироги будет печь.

Хохотнув, Даня порылся по карманам, извлек оттуда засаленный леденец и вручил мальчишке. Тот принял его с достоинством и утопал прочь, насвистывая.

— Вон Кузнечная улица, — показала Поля, когда они изрядно поплутали по узким улочкам, перешагивая через дрыхнущих собак и отгоняя ленивых куриц.

— Наверное, там живет прекрасная женщина, — предположил Даня. — Кому еще Постельный мог передать посылку?

— Тайная любовница? — задумалась Поля. — Тогда это очень грустно, ведь они уже пятнадцать лет не видели друг друга.

Тринадцатый дом оказался приземистым и неказистым, будто строился согласно настроению хозяев, а не какому-то плану. Невысокая калитка стояла нараспашку, на заборе красовались таблички: «Лошадей не подковываю», «Ремонт велосипедов», «Доктор живет через три дома».

Переглянувшись, Поля с Даней вошли во двор, чуть не споткнулись о груду металлолома на входе, крикнули хозяев.

Из просторного сарая вышел пожилой мужчина в промасленной спецовке. Вытирая руки о какую-то тряпку, он без излишней ласковости зыркнул на гостей, задержался взглядом на лице Дани, и что-то промелькнуло в выцветших серых глазах.

— И чего? — буркнул он неохотно.

— Посылка от Александра Михайловича Постельного, — сообщила Поля. — Знаете такого?

— Ну дык.

Даня поставил увесистый рюкзак на крыльцо, старик не проявил к его содержимому ни малейшего интереса.

— Чай, — объявил он и первым пошел в глубину сада.

Они на мгновение замешкались, не понимая, предложение ли это, но все же последовали за ним.

Летняя кухня пряталась за виноградными лозами. Электричество экономили, и старик грел воду на газовой горелке.

— А я, стало быть, Михаил Александрович Постельный, — он загремел кружками, стоя спиной к ним. Достал пряники из шкафчика, варенье и засохший мармелад.

— Отец Александра Михайловича? — удивилась Поля. Насколько она помнила, Постельные поколениями служили при князе, кто мог ожидать, что ближайший предок подручного по всем делам чинит велосипеды в Верхогорье.

Хозяин выставил на грубо сколоченный стол угощение, подергал мяту и душицу из кадок поблизости, кинул травки в чайник и замер в ожидании кипения. Теперь Поля видела их сходство с сыном — тот же горбатенький нос и кустистые брови.

— А мы Даня и Полюшка, — ожил немного растерявшийся было Даня, — муж и жена. Несколько дней назад переплелись венками в какой-то пещере, было весело.

Старик вскинул лохматые брови, неопределенно покачал головой и достал из-под стола бутылку домашнего вина, плеснул в заготовленные для чая кружки.

— За молодых, — сказал он таким тоном, будто отдавал распоряжение.

Вино было кислым и терпким, отдавало смородиной и превращало ноги в вату с первого глотка.

Поля выпила сразу половину кружки — с тех пор как они покинули пещеру, все вокруг казалось ей ненастоящим, и она не знала, как снова обрести четкость происходящего. Вино не прибавляло ясности, но хотя бы кружило голову.

— Как вас вообще сюда занесло? — спросила она.

— Долгая история, — Постельный закусил пряником и опять внимательно посмотрел на Даню. — Рассказать?

— Обожаю долгие истории, — разулыбался Даня.

— Я тоже был когда-то подручным князя по всем вопросам, до того, как эту должность занял мой сын. И тот праздник для шахтерских семей из дальних провинций я готовил.

— Какой тот праздник? — неохотно уточнил Даня, моментально заскучав.

— Тот самый праздник, — отрешенно повторил Постельный, — где пятилетний Тема Стужев забрался на яблоню да и сорвался с нее насмерть. Законы гостеприимства непоколебимы: гость погиб в твоем доме, значит, его семье надо отдать самое драгоценное.

— Ну отдали и отдали, — нервно перебил Даня, — сейчас-то какая разница.

Старик хозяин не обратил на него внимания.

— Княгиня была в полном отчаянии, — продолжал он неспешно. — Она заклинала князя не трогать ее первенца. Обещала отдать Стужевым следующего ребенка — новорожденным. Нельзя, умоляла она, вот так, по-живому, вырвать мальчика из семьи. Ведь он любит своих родителей, привык к своему дому… Младенцу будет куда проще в обменной семье, убеждала Мария Викторовна. Она ведь помешалась тогда, — старик посмотрел на Даню прямо и скорбно. — Была готова обещать что угодно, лишь бы ее не разлучили с сыном. Спятила, совершенно спятила… Мне предстояло подготовить ваш побег.

— Что? — у резко побелевшего Дани дрогнули губы.

— Мария Викторовна намеревалась выкрасть своего старшего сына у Стужевых и затеряться с ним в горных деревеньках Верхогорья. И я собирался помочь с этим побегом.

— Как же вы осмелились пойти против князя? — спросила Поля, нашла руку Дани и крепко сжала ее. — Или же… неужели с его позволения?

Постельный резко мотнул головой.

— Разумеется, нет. Князь — это закон и принципы, он бы никогда не одобрил этого побега. Да только, — он скривился, словно зеленое яблоко надкусил, — жалко мне стало Марию Викторовну, до того она себя измучила, бедная.

Поля мало знала княгиню, та редко появлялась в детской части дома, где жили они с княжичем. Отстраненная, печальная и молчаливая, женщина пугала даже бесстрашного любопытного Егорку.

— Тогда ведь как оно было, — воспоминания что-то делали с Постельным, как будто он с каждым словом превращался во вьера, деревенея морщинами, — что ни день — то скандал, что ни разговор — то слезы ручьем. Мария Викторовна всех ненавидела, а пуще других — князя. Но он ей спуску не давал, княжеству требовались наследники. После рождения княжны Кати раны закровили с новой силой. Посмотрит, бывало, княгиня на дочь — и такая ярость ее охватывает, что чудо просто, как это девочка вообще выжила. Однажды, помню, княгиня с такой силой запустила в маленькую княжну расческой, что рассекла ей лоб. После этого князь и запретил жене приближаться к ребенку, а Мария Викторовна с новой страстью принялась планировать побег. Я же отправился в Верхогорье, чтобы подготовить для княгини и Данилы дом. А потом горы обрушились на перевал, и меня отрезало от Первогорска на долгие годы. Но, — тут Постельный снова задумчиво посмотрел на Даню, — кажется, ты благополучно вырос и даже нисколько не изменился с тех пор, как был еще совсем мальчиком. Трудно не узнать княжеские гены.