Ключ Руна (СИ) - Изотов Александр

— А как быть с Грецким?

— Ему всё равно придётся умереть, — главный усмехнулся, — Потому что его жизнь — мучение. Эльфийская кровь, запятнанная орочью мерзостью, всегда молит о смерти. Неужели ты не слышал её мольбы, брат, когда говорил с Грецким?

Левый кивнул, а главный продолжил, чувствуя упоение своей речью:

— Его смерть будет назиданием. Потому что грех отступничества смывается не только кровью отступника, но и всех, кто ему дорог.

— А что княжна Ростовская?

— Воевода умён и бережно хранит её, — главный сплюнул от досады, — Наглый орк смеётся над нами! Она до сих пор не подозревает, что её пытаются убить, а когда нет страха, наша волшба бесполезна.

— Но метка работает. Её тянет к изменённым, и она тянется к ним. Рано или поздно Ростовская умрёт, это неизбежно, — сказал правый.

— Воля чистокровных всегда непреклонна, их кара неизбежна, — твёрдо сказал главный, — И если нам повезёт, смерть Ростовской свяжут с герцогиней. Так убьём двух зайцев.

— Двух орков, — поправил правый, усмехнувшись, — По крови они недалеко от зайцев ушли.

Все трое сплюнули, словно само слово «орк» было для них грязным.

— Надо успеть до похода в Сибирь, я бы не хотел терять там эльфов, — сказал правый, — Сибирские шаманы слишком хорошо чуют чёрную волшбу.

— Император посылает к ограм всякий сброд, и не трогает основную армию, — с досадой сказал главный, — Он оказался умнее, чем мы думали.

— Недаром он эльф, — хмыкнув, сказал левый, и другие двое кивнули. Мол, эльф, каким бы порочным он ни был, всегда достойный и хитрый противник.

— И всё же, зачем он посылает туда и княжну?

Было видно, что главный не требует ответа на этот вопрос, и все трое лишь задумчиво глянули на видимые отсюда крыши городка Качканар. Сирота рода Ростовских была очень ценной для императора Павла Алексеевича, точнее, её кровь… и при этом княжна будет сопровождать воинов в походе.

Может, надеется спрятать её в глухой тайге? Глупо, и совсем не похоже на эльфийский замысел.

Чистокровные с трудом вычислили много лет назад один из дворянских родов, являющийся носителями рун, защищающих императорскую семью. Это была ненавистная орочья волшба, уродливая и омерзительная, противная любому уважающему себя эльфу, и она просто не имела права на существование. Но она была… Была!

Она смела существовать и даже делать самого императора-эльфа и войска под его началом практически неуязвимыми!

Это приводило в ледяное бешенство чистокровных эльфов. Тем более они, правящие Европой уже многие десятки лет, просто оскорблялись миролюбием Российской Империи, которая нагло смеялась в лицо своей неуязвимостью. Да и не верили никогда чистокровные в миролюбие.

Это либо глупость, либо слабость…

Свора диких орков, людей, и презренных, забывших своё предназначение эльфов, наплодив смердящих полукровок, просто оскверняла реальность своим существованием. Каждый день восток источал мерзкое зловоние, и это именно она мешала чистокровным эльфам однажды вернуться к своим истокам, где их ждал свет очищающей Луны.

Поэтому, когда чистокровные впервые нащупали слабое место в извращённой волшбе орков, они бросили все силы, чтобы пробить брешь. Одна Ростовская тогда всё-таки выжила, и вот они наконец нашли её, причём совершенно случайно — в Качканаре чистокровные довершали обязательный обряд наказания за отступничество.

Любой чистокровный должен знать — если он подумает об отступничестве, его наказание закончится не только смертью. Он потеряет всё и всех, кто ему дорог.

А то, что в поле зрения чистокровных внезапно оказалась выжившая Ростовская, явно благоволение высших сил. Потому что чистокровные не могут ошибаться… Уж кому, как не им, знать, что горячая вера в своё дело — это не пустые звуки.

Итак, я в дружине… Гадство! Потому что я ни хрена не понимал свою роль!

Прошло уже больше недели, а у воеводы и у барона как отрезало — просто отрок, да и всё. Зачем меня гномы в дружину отрядили, и что там со спасением жизни княжны Ростовской, о котором так просил воевода? Ни хрена не понятно.

Платон Игнатьевич как воды в рот набрал, Копаня Тяженич тоже куда-то пропал, а барон, который и так ко мне неприязненно относился, был, как говорится, не совсем доступен.

Мы жили в гриднице при его имении, но нас так загрузили подготовкой, и здесь были такие строгие правила, что куда-то отлучиться по собственной воле было невозможно. А испытывать местную систему, что она делает с ослушниками, я пока особо не хотел.

Тем более, в плане «набора могучей силы, чтобы победить таинственных жрецов», меня всё устраивало. Я наконец-то получил доступ к знаниям о волшбе… Всё, как я и думал — подавляющее большинство жителей городка представления особого и не имели, что такое настоящая волшба.

Уже прошла неделя, как меня и двоих моих человеческих друзей отрядили десятнику Даниле Пахомычу Орчанскому. Особого отношения к себе он не требовал — просто десятник, или Данила Пахомыч, или Данила, или Пахомыч.

«Я тебе сотник, что ли, али воевода⁈» — рявкнул тот, когда я попытался вызнать местную субординацию.

Орк этот на самом деле был простой и мировой. Связанные в хвост толстые косички, татуировка на щеке, и внушительный топор на поясе, которым он владел как в ближнем бою, так ещё и мастерски метал, раскалывая брёвна… Как уж тут не проникнуться к нему симпатией?

Как оказалось, десятник Данила тоже был жалованным Деярем первого круга. И если с Денисом и Лукьяном всё было понятно — им с их способностями было суждено скоро перевестись из отроков в гридней — то со мной оказалось всё не так просто.

Даже то, что я имел дворянские корни, и в гриднице жил со своим слугой Захаром, не имело никакого значения. По чьему-то разумению я должен был прочувствовать на себе службу, как говорится, от самых низов.

Воинские звания я выучил тут за считанные часы. Всё оказалось донельзя просто.

Внизу иерархии отроки. Кроме того, что они должны были освоить волшбу, в них буквально вбивали воинскую науку, да ещё и вся чёрная работа по гриднице была на их плечах.

Кстати, в дружине оказалось и много безъярных воинов. Они не владели волшбой, но были хорошо обучены, а зачарованное оружие и ярь-поделия давали им шанс сражаться даже с яродеями. И всё же воин-яродей, даже с жалованным источником, всегда был на голову выше.

Радовало, что у меня прорезались хотя бы навыки Видящего… Это уже большой плюс для любого воина.

Дальше отроки росли в гридней. Гридни были уже ядром дружины, умелыми и бывалыми воинами, которым десятник или воевода могли отдать приказ и быть уверенными, что те его выполнят.

Хороший гридень становился десятником, под чьим командованием, конечно, всегда было гораздо больше десяти воинов. А куда деваться? Толковых голов в дружине (как обмолвился воевода) можно было пересчитать по пальцам…

По этой же причине в бароновой дружине не было сотников, а всеми сразу руководил тысяцкий воевода Платон Игнатьевич. У барона в мирное-то время было всего около ста пятидесяти воинов… Даже сейчас, с новым набором, их стало около двухсот.

Перед походом воеводе, конечно, придётся назначить сотника, чтобы тот замещал его в Качканаре, и поэтому сейчас некоторые десятники особо старались выслужиться. Чаще всего это выглядело так, что нас, отроков, просто ещё больше гоняли.

Но я был доволен.

Отдраивая полы в гриднице под возмущённый плач Захара, или начищая картошку в поварне, или наматывая сотый круг по двору, я был доволен. Потому что кроме всей этой муштры наши мучения теперь включали и занятия по волшбе.

Ах, какое же это было приятное чувство, когда тебя, будущего яродея, берут за белы рученьки и шаг за шагом ведут к обретению настоящей силы…

Впрочем, я довольно скоро столкнулся с трудностями. Не всё оказалось так просто, но, по крайней мере, я теперь хотя бы примерно знал, в чём именно состояли эти трудности.