Наперегонки с ветром. Буря (СИ) - Виннер Лера

Как и полагалось всякому скорбящему о брате брату, Самуэль был одет в чёрное, и этот цвет только подчёркивал оттенок его кожи.

А вот следов слез, даже тщательно замаскированных, на нём не наблюдалось.

Кайл сел напротив него, а я, хотя места и было достаточно, осталась стоять.

Единственный теперь младший Готтингс молчал почти две минуты, как молчал бы человек, намеренный сделать единственную ставку, рискнув всем, что имеет, а после взглянул прямо на меня.

– Я знаю, что Альфред это ваших рук дело. И пришёл сказать, что вам не о чем беспокоиться. Даже если тень подозрения, падёт на вас, я сумею сделать так, чтобы оно оказалось ложным. Кстати, эти синяки вам не идут.

Такое заявление стоило тишины, которая за ним последовала. В ней стало слышно даже как тикают часы, в кабинете.

По большому счету, убийство Альфреда стало бы даже меньшей проблемой, чем растрата выделенного на одну поездку бюджета и провал задания. Учитывая состояние, в котором обнаружили тело, о причинах меня даже не спросили бы, а усе пробному с Фьельденом Йонас уладил бы по своему обыкновению – деньгами или угрозами.

Однако на месте ни проблемы с полицией, ни испорченная репутация, ни вмешательство Совета были нам ни к чему.

В наступившей тишине Кайл откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе.

– Что мэр?

Он не подтвердил и не опроверг, и не стал дожидаться, чтобы я ответила за себя сама, хотя, как Старший специалист, вмешиваться здесь и сейчас был не обязан.

– В бешенстве, разумеется. Клянется собственными руками прикончить ту тварь, что убила Альфреда, – Самуэль едва заметно, но поморщился.

Предмет разговора был ему противен. Как будто его расспрашивали о неприглядных проявлениях деликатной болезни, которой он стыдится.

– А вы? – об этом спросила уже я.

Готтингс сделал медленный вздох и сел удобнее. Он, очевидно, решил, что самый сложный и ключевой момент уже пройден.

– Мой брат, как вы наверняка успели заметить, был первостатейной мразью. Всегда, с самого детства. Я на пять лет старше и имел возможность наблюдать. Сначала были животные. Потом его ровесники и дети помладше. Потом Альфред вырос, и его забавы тоже стали… взрослыми. Я пытался контролировать это и не придавать огласке, этому вы тоже успели стать свидетельницей. Но скажем так: человек, избавившись Фьельден от этой скверны, оказал не только городу, но и лично мне неоценимую услугу. Мне не пришлось становиться братоубийцей, а это, даже с учётом всех тонкостей, кое-что значит. Кем бы он ни был, я перед ним в долгу, и он может рассчитывать на моё содействие в любых своих делах. Такая формулировка вас устроит?

В этом не было ни намёка на издевку, он в самом деле интересовался, достаточно ли корректно выразился в этот раз.

– Более чем, – я кивнула ему одновременно в знак согласия и признательности за честность, и все-таки убрала морок.

Губы Самуэля дрогнули в некоем подобии благодарной улыбки.

– Дознаватель Бюль на моей стороне, если это важно. Альфред добавлял ему работы, а хорошему полицейскому, по большому счету, всему равно, как именно обезвредить существо, не дававшее городу покоя.

Именно это определение, «существо» подходило Альфреду Готтингсу идеально. Почти так же хорошо, как «скверна» и «мразь», и почему-то именно оно разрядило напряжение окончательно.

Я подошла ближе, но села не на диван, а на подлокотник кресла, в котором расположился Кайл. Просто потому что захотелось, и чувствовать его бедром было приятно.

– Значит, Фьельден всё это время защищали вы?

Самуэль коротко дёрнул плечом:

– Я полагал, что для вас это очевидно.

– Я полагала, что это работа вашей жены.

На этот раз он нахмурился, как если бы услышал самый неожиданный из всех возможных вопросов, а когда заговорил, речь его оказалась медленной. Он на ходу решал, что именно должен ответить и как.

– Женевьева не такая, как я. В её семье был дар, но на ней он оборвался. Я не знаю, хпочему так произошло. Она говорит, что сама отказалась от него в детстве, потому что испугалась. Как бы там ни было, её участие во всём этом меня не радует, но со временем оно стало необходимым, – Самуэль умолк, словно вспомнил о чём-то важном, а потом перевёл взгляд на Кайла. – Вы ведь видели мою порезанную руку в вечер, когда погиб Джон Уортен.

Тот лишь неопределённо пожал плечами и посмотрел в сторону окна.

– Я видел платок вашей жены, который вы держали. Она могла просто потерять его, когда побежала на крик, а вы подняли. Или отдать вам, чтобы остановить кровь. К примеру, если вы услышали вдову по дороге с кладбища.

Он подтверждал мои мысли о том, что так быстро Женевьева могла появиться у дома Уортенов только в одном случае, – если шла по той дороге.

Это мы тоже не обсуждали, и такая тенденция начинала походить на охрененную проблему для напарников. Мы оба не привыкли полагаться на кого-то и отвыкли рассчитывать друг на друга.

Готтингс кивнул медленно и серьёзно.

– В тот раз я много отдал и очень устал. В темноте мы не были уверены, что на моей одежде нет пятен. Пока Женни вертелась в толпе, я мог пройти домой незамеченным.

– Но вы вернулись за ней, – Кайл кивнул скорее самому себе, чем ему.

– А вы бы не вернулись? – Самуэль хмыкнул тихо и иронично.

Ответом ему стала лишь неопределённая полуулыбка.

Совершенно нечитаемая, если не знать, что он рисковал сгореть заживо, спасая меня и Гаспара.

Самуэлю её оказалось достаточно. Положил ногу на ногу, он принялся с подчеркнутым вниманием разглядывать что-то на своём колене, а Кайл поднялся и прошёл к окну.

– Печать на могиле Альфреда ваша?

Готтингс беззвучно и невесело улыбнулся и поднял голову, чтобы на него посмотреть:

– И теперь я знаю, кто поставил вторую.

– Учитывая страсть вашего брата к посмертным прогулкам, я не хотел бы обнаружить то, что от него осталось под своим окном, – Кайл отозвался почти равнодушно, отодвинул штору и выглянул на улицу.

Рассказ Женни о том, как они пытались проверить историю о встающих из гробов мертвецах начинал играть новыми красками.

– Он действительно мог бы?

Лицезреть мертвеца перед порогом мне тоже не хотелось бы, и теперь становилось понятно, зачем на самом деле нужно было запирать меня дома. Если Габриэль в самом деле мог думать о неконтролируемой реакции мэра и его жены на моё присутствие, то Кайл руководствовался вполне конкретным расчётом: поставить печать и отгородить меня от мира, чтобы Альфред, если тому вздумается рваться из могилы, не усердствовал слишком сильно.

Остаться с ним наедине теперь хотелось почти нестерпимо, но то, что ещё мог рассказать Самуэль было важнее моих желаний.

Кайл то ли не почувствовал, то ли проигнорировал мой взгляд. Как бы там ни было, сам он предпочёл смотреть только на нашего гостя.

– Что здесь происходит? Это не похоже на типичное проклятие. Кладбище тоже в порядке, проблема не в нём.

– Если бы я знал, принял бы конкретные меры, – Готтингс ответили ему таким же прямым взглядом,а я вдруг поймала себя на том, что сижу очень прямо.

Они оба держались с известной долей осторожности, но определенно понимали друг друга.

Понимали так, как не смогла бы понять я просто потому, что смерть никогда не была моей стихией.

Кайл еще чего-то ждал, а Самуэль кивнул не то ему, не то себе и в самом деле продолжил:

– Первые погибшие все как один твердили, что незадолго до смерти их мучили кошмары. Какие именно, они не помнили, а после наступал провал. Никто не смог сказать, что его убило.

Под конец его голос стал тише. Так говорили все, кому было дико и неловко обсуждать подобное.

Едва ли он говорил об этом с кем-то, кроме Женевьевы.

Кайл слушал внимательно, вероятно, отвечая что-то для себя.

– Йозеф Мерц?

Вот теперь лицо Самуэля дрогнуло, хотя и всего на секунду.

– Он обмолвился, что стал плохо спать, примерно за месяц до своей кончины. Но о страшных снах речь не шла. Напротив, ему было трудно уснуть.