Черноокая печаль (СИ) - Солнцева Зарина

— Ночью был дождь. — Бер устало присел на стул, и я тут же всучила ему в руки кувшин с водой. Благодарно мне кивнув, мужчина отпил. — Следы размыло, запахи развеяло.

— Ну куда она могла пойти! Ума не приложу!

Снова досадливо прикусила губу медведица. В избу зашел теперь ее муж. Глянув на брата беглянки, бер проговорил:

— Добрый, надо сказать Грому. Нужны еще беры. Не дай боги, она забрела на озеро… Или болота…

Второй бер потер лицо. Очевидно, не зная, что делать.

— Власта ее за это покрамсает, — тихо подала голос Умила.

— К черту Власту, мне сейчас лишь бы Озарку найти! — рявкнул бер. Подымаясь на ноги. Но у самой двери спохватился. Развернулся и поймав мой взгляд, благодарно кивнул.

— Благодарствую за твои целебные отвары, Наталка. Только на них и держимся на ногах.

— Добрый, позвольте мне вдоль реки пособирать полынь. Я еще сварю. Не могу без дела сидеть! Я дорожку знаю, по ней же сюда пришли с мужем моим!

Молитвенно прижала я руки к груди. Беры переглянулись.

— Ладно, иди… — махнул рукой Добрый. — Все равно скоро весь лес кишеть будет берами. Да и вандоса Третьяк сжег. Только в реку не лезь. Холодная вода после дождя. Да и мало еще какая тварь там расплодилась!

Долго тянуть не стала. Взяла холщавый мешнчек, корзинку мне побольше одолжила Умила, та тоже порывалась пойти со мной. Но у нее дети еще не покормлены. Вот я и отправилась сама. Только до реки не дошла.

У самой опушки леса в зарослях дикого шиповника раздалось ворчания и быстрое биение человеческого сердца. Бестолково лезть на рожон не стала.

Оглянувшись по сторонам в поисках оружия, я схватила ветку потольше в одну руку, а во вторую подобрала сморщеный плод дикого яблока. Замахнулась и кинула в кусты.

— Ай!

— Кто там?! Выходи! А то сейчас мужа позову на помощь! Он у меня бер!

Нагло солгала я. Хотя и знала, если закричу, меня услышат и прибегут.

— Не виноват я… — из кустов кубарем скатился немытый мужичек, грязный, в потертых штанах и рубашке. — Не виноват… Лелей клянусь… Они сказали… Я и сделал… Я…

— Ты кто таков будешь?

Нахмурила я брови, демонстративно сжав ветку посильнее. Мужичек побледнел.

— Мы для благого дела… Мы честно… Мы…

Он все пятился назад, обливаясь слезами. Только сейчас я заметила на его ноге широкие три полосы, оставленные чьими-то когтями.

— Ну зачем она пришла?! — досадливо крикнул он, плача. — Зачем…

Упав назад, он все пятился назад…

Причитая про какую-то ону. А потом и вовсе развернулся на четвереньках и дал деру, так что аж пятки засверкали.

Обескураженно застыв на месте, я не могла поймать, что происходит. Впрочем, додумать не успела. Позади кустов раздался тихий, но недовольный писк. Так напоминающий новорожденное ворчания котенка. А за ним густым шлейфом моих ноздрей коснулся аромат крови.

Человеческой крови. Младой крови. Крови дитя.

Позабыв и об корзинке, и об ветке, я побежала туда, огибая заросли.

Ветки хлестали по лицу, но крошки целительской магии во мне бурлили. Я чувствовала робкий росток новой жизни. После того как пришлось достать отшметки ребенка Озары, новорожденный ощущался для меня как глоток свежего воздуха, коим я не могла надышаться.

Вырвавшись в небольшой ельник, я застыла на месте, тяжко прогоняя воздух через легкие.

Озара… Обнаженная. Перепачканная в крови и грязи, из левой ноги, аккурат повыше стопы на ладонь, торчит стрела, что проткнула ногу насквозь, словно прут. Золотистые кудри спутались, сохраняя в узлах листочки и куски грязи. Но лицо ее было безмятежно и спокойно. С каким-то тихим восторгом наблюдая за меленьким комочком на своих руках. Дитё, как и сама мадвидица, было перемазано в крови и грязи, голышом. Будто только родился, тихонько попискивая и дрыгая ножками.

Оторвав взгляд от ребенка, она перевела чистые глаза, словно небесная гладь, на меня. Неожиданно ее зрачок запульсировал, она испуганно охнула и прижала дитя крепче к груди.

За моей спиной хрустнула ветка. Я вовремя успела развернуться, и мощный удар, который грозился пробить мне макушку, только слегка коснулся щеки.

Но от резкого разворота все равно упала на землю.

Мужик растянул потресканые губы в недоброй ухмылке. Выглядел он получше прежнего, в добротных сапогах, кожаных штанах, тунике. Я даже узрела амулет Велеса на его шее. Достав стрелу со спины, тот натянул ее на тетиву, направив лук на Озару.

— Брось ублюдка, медвежья сука, иначе погублю!!

Оскалившись совсем по-звериному, показывая острые зубы, Озара прижала малыша еще сильнее к себе.

Охотник облапал ее похотливым взглядом голое тело, сглотнул вязкую слюну.

— Какая… ммм… прям… эх… было бы у меня чутка времени… я бы тебя…

Потом, повернув взгляд на меня. Бесстыжими очами пощупал вдоль и поперек. Мерзко усмехнулся.

— А может быть и тебя… но сначала… — он снова плотно обхватил лук, направив стрелу на Озару. — Отпусти дитя, дура, он уже отдан!

Медведица отчаянно помотала головой. Она было дернулась на него, пытаясь сорваться с места и напасть. Сжимая дитя в руках. Но подвела раненая нога. Озара рухнула на колени, а подлый, трусливый ублюдок с испугу отпустил тетиву. Стрела полетела на медведицу.

Думать времени не было, нащупав ранее рядом ветку ели, я покрепче ее ухватила. И, не вставая, со всей дури шмякнула его по ногам. Мужик рухнул на спину.

Но я по-прежнему осталась слабой девкой. Едва ли смогла отползти, как этот гад ухватил меня за ногу и залез сверху. Влепил одну пощечину.

— Ах ты ж… сука! Да я тебя! Подстилка беровская!

Замахнулся за второй, и тут я словила его взгляд. Такой злобный, лютый и в то же время трусливый, крысиный.

— Смотри мне в глаза, тварь!

Крикнула я на него, и тот непонимающе застыл. Одного мгновения мне было достаточно, дабы поймать хотя бы одну нить, что вела от его разума. Это оказалась нить из спиной косы. По опыту я знала, что если порву с уровня шеи, он задохнется к чертям собачьим. Оттого резко скользнула вниз. Ровно до того стыка, как она раздвоилась на двое. И, не мешкая ни секунды, дернула ее что есть силы, обрывая ко всем чертям бездны!

— Аааа!!!

Заорал мужик, ощутив лютую боль в ногах, и, потеряв равновесие, скатился на бок, упав на землю. Он оказался пленником собственной боли, даже не представляя, что больше никогда не сможет ходить.

Но первое, что я сделала, это развернулась к Озаре. По-прежнему оказавшейся узницей своих материнских инстинктов, медведица сжалась в комочек, бережно качая дитя на руках. Не замечая ни стрелы в ноге, ни второй, торчащей над ее плечом в дереве. Ни жирные капли крови, что стекали с грубой раны на щеке, что оставила вторая стрела.

Подползав к ней, я аккуратно коснулась ее плеча. Будто выпав из транса, она сначала оскалилась на меня. Но потом в ее очах промелькнуло узнавание.

— Тише, милая, ну тише… — я снова глянула на ослабшего ребенка. Пуповина еще не зажила. Небось ночью родился. Или родилась. — Ну кто тут у тебя?

Видно, почуяв мой дружеский настрой, медведица спрятала клыки. Я обняла ее за плечи и прижала к своей груди вместе с детем. По щеке потекла одинокая слеза. Но я спешно ее вытерла рукавом, точно помня, что где-то неподалеку бродит Тихомир. И не время сейчас, потом наплачусь. У Третьяка в объятьях.

Набрав воздуха побольше в легких, я закричала, что есть мочи:

— ТИХИЙ?! ТИХИЙ?!

Забуянил ветер, заворчали кроны деревьев. Будто сама Леля послала мою весточку и отчаянный крик побыстрее.

Тем временем ублюдок пришел чутка в себя. Неспособный подняться на ноги, он злобно глянул на меня.

— Ты что… со мной сотворила?! Ах ты ж сука…?! Да я тебя!

Очи, наполненные злобой, пылали пламенным гневом, отдавая мне возможность вдоволь ему отомстить.

— Твои ноги пылают. Голубым огнем! Мышцо скукожилось! Кожа поползла! Воняет гопемы, чуешь?

Нет, он не мог чувствовать эту боль. Как и встать. Но его разум слушал меня, внимал моим словам и верил. Верил каждому словечку. Завизжав, он принялся тушить несуществующий пожар по своим ногам, отчаянно вереща, как свинья.