Я кивнула.
— Это она была сегодня у меня. Она предупредила, что меня вычислили. Она помогала все это время. Я расскажу тебе все… Два года назад… тогда, в госпитале… хаоситы хотели заразить тебя. Они хотели захватить других драконов. Я… Я не позволила им.
Рассказывая все это, я волновалась. Пришло запоздалое осознание. Я ведь не всесильна. Опасность была так близко. И если бы не мой истинный, я даже не знаю, смогли бы мы спастись.
Аданат обнял меня одной рукой за плечи. Поцеловал меня в лоб. В этот поцелуй он вложил всё: тревогу, восхищение, вину.
— Тише… Всё хорошо. Боги, ты столько сделала. Для нас. Для Империи. А сама всё это время… ты была беззащитна. Совсем одна перед лицом опасности. Я не могу себе простить этого. Никогда.
— Всё хорошо теперь, — прошептала я. — И даже не «наверное». Точно. Всё будет хорошо.
Он не ответил, только подхватил одну из сумок. Другую я взяла сама. Аделию он по-прежнему держал прижатой к себе. Крепко, но бережно.
Мы вышли из дома. Оказалось, у генерала была тут собственность. Он взял наемный кэб, и вскоре мы вышли около особняка, в котором не горел свет.
— Я тут много лет не был. Переночуем тут.
Аделия к этому времени уже уснула.
Мы поднялись наверх, в его двухэтажном особняке. Там была спальня, и я сразу поняла по сдержанной, мужской обстановке: это его комната. Я заглянула в шкаф. Взяла там чистое белье. И пока Аданат держал Аделию, застелила кровать чистым бельем. Он аккуратно уложил малышку, бережно окружив её подушками. Аделия даже не шевельнулась — спала сладко и крепко.
Аданат замер возле кровати, не отводя от неё взгляда. По нашей связи я чувствовала — он не может нас отпустить даже на секунду. Дракон внутри него требовал быть рядом. Просто быть. Оберегать.
Я дотронулась до его плеча, мягко, стараясь не беспокоить дочь:
— Иди в душ. Твои раны нужно обработать. А потом… потом мы никуда не денемся, — хрипло прошептала я.
В комнате царила полутьма. Только ночник тускло освещал пространство. Я присела на край кровати. Аданат всё ещё стоял. Боролся с собой.
Я снова посмотрела на него и тот, наконец, согласно кивнул мне.
Когда за стеной послышался шум воды, я на мгновение позволила себе расслабиться. Тело дрожало от остаточного напряжения. Мы были в безопасности.
Но Аданат вернулся слишком быстро. Он был уже в свободных чёрных штанах и расстёгнутой белой рубашке. Волосы слегка влажные, но аккуратно подсушенные магией. И всё равно от него пахло — разгорячённой кожей, смолой и ветивером.
Я всё ещё сидела на краю кровати, не в силах пошевелиться. Он подошёл. Я встала. Мы просто смотрели друг на друга.
Слов не было. Они и не были нужны. Связь говорила за нас. Он видел мою тревогу. Я ощущала его осторожность.
И тогда он сделал то, что сдерживал весь этот день. Медленно, почти боясь спугнуть, он притянул меня к себе и коснулся губами моих губ. Поцелуй был лёгким, почти невесомым. И только едва уловимое, глубокое порыкивание в его груди выдало ту бурю, что кипела внутри.
Он не позволил себе большего. И я поняла — не потому, что не хотел. А потому, что не хотел меня испугать.
Потом он снова обнял меня. Я прижалась к его груди, вдыхая его запах. Этот запах — раскаленного песка, древесной смолы, силы и… дома. В нём было всё, чего мне так не хватало.
Мы опустились на пол, прямо у изножья кровати. Аданат осторожно дотронулся до крошечной ручки Аделии — та, не просыпаясь, пошевелила пальчиками. А другой рукой он сжал мою ладонь. Крепко. Надёжно.
А потом он заговорил.
Пальцы всё ещё удерживали мою ладонь, и только по еле заметной дрожи я поняла, что он сдерживается. В его глазах была… боль. И такая безмерная, что у меня сжалось сердце.
— Я умер… — прошептал он наконец. — Был мертв почти два года.
Он опустил голову, прижался лбом к нашему переплетённым пальцам.
— Я поздно понял, что ты моя пара, что ты не Ирида. А когда узнал — было уже поздно. Мне хотелось выть. Разорвать небеса, сжечь до тла землю. Я не чувствовал себя живым. Только пустота… и жгучая, неутихающая ярость.
Аданат поднял голову, его жёлтые глаза — такие нечеловеческие встретились с моими.
— А потом… потом я узнал правду. Что мой собственный лекарь Одержимый. С его подачи Ирида была отравлена. Они хотели убрать тебя — как угрозу, как помеху. Но на ее место пришла ты. А я… я не увидел. Не догадался. Не защитил. Та истинная оказалась ложной. Одержимые научились подделывать связь. Только потом, спустя месяцы, собрав разрозненные куски, я понял правду о тебе. Но уже ничего нельзя было изменить.
Он замолчал. В горле у меня стоял ком. Я видела, как блестят его глаза. Слишком откровенно. Слишком больно. Он дышал тяжело, будто каждый вдох давался с усилием.
— Прости меня, — хрипло выдохнул он, прижимаясь к моей руке губами. — Я… я так тебя люблю. И не знаю, имею ли право произносить эти слова. Но всё, что я чувствовал тогда, я чувствую и сейчас. Сильнее. Чище. Я не жду прощения. Я просто хочу быть рядом. Хочу быть тем, кто будет держать тебя, если ты упадёшь. Кто будет заслоном от всего, что угрожает тебе и Аделии. Если ты позволишь… я останусь. Я всегда буду с тобой.
Он осторожно потянулся ко мне, его ладонь легла на мою щеку. Тёплая. Шершавая. Он не настаивал, не торопился — просто был рядом. Его пальцы дрожали.
— Позволь мне быть рядом, — прошептал он. — Просто быть…
Я не сразу смогла ответить. Горло было пересохшим, дыхание — сбивчивым. Я подняла руку, осторожно прикрыла его ладонь своей, прижалась к ней щекой.
— Аданат… — шепнула я.
Он закрыл глаза. Его рука легла мне на затылок, осторожно притянула ближе, как будто боялся, что я исчезну. Мы не целовались, просто молчали. Просто были рядом. И это было достаточно.
Молчание обволакивало нас теплом. А в груди рождалась робкая надежда.
А потом…
Слова будто застряли в горле, где-то внутри всё сжималось, как от слишком долгого, мучительного бега. Я чувствовала Аданата через нашу связь. Боль, вину, и… ту любовь, что он не пытался спрятать. Она была невыносимо чистой, обжигающей. Не требовательной. Не посягающей. Просто — была. И будто окутывала меня и Аделию мягким пламенем, в котором хотелось утонуть.
Я плакала. Беззвучно. Сначала сдержанно, потом — дрожащими руками вытерла слёзы, но они всё текли и текли.
Я чувствовала, что он не врёт. Он был искренен. Я медленно вдохнула, а потом, дрожащим голосом, почти шёпотом сказала:
— Я… я чувствую, — выдохнула я. — Ты говоришь правду. И я не хочу, чтобы ты уходил. Мы так давно оказались знакомы… но не знали друг друга. Даже зачали Аделию, но по-прежнему были друг другу чужими. Я хочу исправить это… Будь с нами рядом.
Он оставил поцелуй на моем виске. Он сжал меня в своих объятиях. Не властно, не требовательно. Осторожно. Уверенно. Он был моим щитом.
А я, наконец, позволила себе положить голову ему на грудь. Закрыла глаза. Позволила себе слушать, как бьётся его сердце рядом. Оно билось ради нас. И я это чувствовала.
А потом… вот так, обнявшись — тесно, по-настоящему, будто мир за дверью уже не существовал — мы проговорили до самого утра.
Тихо, с длинными паузами. О боли. О потерях. О страхах. О войне. О том, чего не сказали тогда — когда могли. Он рассказывал все о себе.
А я рассказывала, как жила после того как сбежала, как мы жили с дочерью, как каждую ночь засыпала с мыслью, что завтра могут нас найти.
Иногда я плакала, иногда молчала. Аданат гладил мои волосы, осторожно, почти священно. Целовал макушку. Прижимал крепче. А я не отталкивала.
И под утро — впервые за долгое время — я уснула у него на груди. Спокойно. Без страха. Потому что знала: теперь мы не одни.
Мой генерал будет охранять наш сон… вечно.
Осталось только победить.
Глава 54
Уже к концу следующего дня мы были в Гризроге и вскоре оказались в доме Аданата. Тихом, пустом, заброшенном особняке, а ведь когда я его покидала, тут не было запустения.
