Древесный маг Орловского княжества 6 (СИ) - Павлов Игорь Васильевич

Утром провожая, старики на нас хитро так смотрели. А у меня впервые совесть проснулась, я ж теперь с Василисой помолвлен, пусть и тайно. Хотя… до свадьбы никто не отменял мальчишник. Мальчишники.

Доскакали вразвалочку. Село Жихарево на треть выгорело, о чём свидетельствует большой пробел вдоль дороги. В целом, ничем не примечательное село. Серое, из простых изб и сараев. Стоит в поле у оврага, куда спускаются люди за водой. Одно смущает, сам овраг явно не простой, по величине в целую долину, и впечатление складывается, что земля здесь разверзлась. Местные внизу только у краюшка копошатся, где колодец с ключевой водой. Дальше не ходят, потому что от половины оврага дремучий лес начинается, до кучи и топь.

Сразу к краю оврага и прискакали.

Ясным утром шапка из могучих деревьев в конце оврага выглядит, будто ночь подступает. Очень уж мрачно и зловеще.

— Туда? — Показываю рукой самое нежелательное направление.

— Туда, как догадался? — Усмехнулась Купава. Но оказалось, не всё так просто.

Мало того, что люд стал на нас подозрительно коситься, вскоре вообще восемь мужиков вышли с вилами, преграждая путь. А Купаве как раз приспичило до одной избы доехать, что в самой глубине села.

— Чего надо, путники? — Сразу наехал ворчливый дед.

Только я уже собрался явить морозящий пулемёт, подруга выдала:

— К бабке моей едем. Фетиньи хата всё там же?

Услышав имя, сразу расслабились.

— Как вымахала девка, — прокомментировал дед, присмотревшись к подружке. — А ведьма твоя старая всё никак не сдохнет. Несмотря на все наши молитвы Велесу.

— Заткнулся бы ты, Трофим, — бросила Купава брезгливо. — Не твой ли она хрен лечила, аж пятерых сыновей настрогал.

Замялся сразу дед, мужики переглянулись с улыбками. Некоторые на Купаву жадно поглядывать стали.

Доскакали к нужной избе, которая одиноко стоит у края и, покосившись прилично, в обрыв смотрит. Тут как раз трещина отдельная доползла метров в двадцать шириной. Судя по следам на земле, все соседние избы отсюда уже эвакуировали, по брёвнам разобрав.

А с ведьмой, видимо, ждут когда сдохнет, либо в обрыв вместе с домом упадёт. А лететь немало, метров пятьдесят до бурелома, откуда ручей выходит.

В избу страшно заходить. Видимо поэтому Купава прямо с седла и позвала:

— Баб Феть! Ба!

Почти минуту ничего не происходит. Затем изба как зашатается мощно!

— Ироды, — слышу ворчание через окошко. — Кого там жабы принесли.

— Баб Феть, это Купавушка! — Отозвалась подружка и слезла с коня, передавая мне поводья.

Вышла скрюченная, крохотная старуха, смахивающая на бабу Ягу из сказок. Из волос пара седых прядей, нос кривой. Прищурилась, присмотрелась.

— Внученька! — Осенило каргу, и только тогда Купава полезла к ней обниматься, переступив заваленный да сгнивший уже забор.

— И чего надобно, гости дорогие? — Спросила теперь вежливо.

— Поговорить о былом хотим, — ответила женщина.

— Тогда прошу в дом, — поклонилась ведьма.

— Может, мы на лавочке? — Взвыл я, спрыгнув с седла.

— Какой лавочке? Нет здесь никаких… что за бесовщина? — Возмутилась, увидев быстро выращенную из корней лавку. — Э, не, нам уши посторонние ни к чему. Купавушка, с женишком заходи, старую потешь.

— А изба нас выдержит? — Стону. — Может, не надо?

— Изба еще лет сто простоит, Купавушке и достанется в приданое, — выпалила бабка и первой зашла, расшатывая её мощно.

Купава плечами пожала и за ней. Двинулся и я, корни под днищем хаты пустив для подстраховки. А они взяли, да засохли в процессе. Так, какие–то обереги, или изба волшебная? Нет, «курьих ножек» не видно. Но с ней явно что–то не то.

Уже в комнате усевшись за засаленным столом, карга посмотрела на меня с подозрением:

— Не простой у тебя женишок.

— Он граф, баб Феть.

— Да я не об этом, — съехидствовала карга, глаз с меня светло–голубых не спуская.

— Для вас это проблема? — Спросил я испытывающе. Но почуял вдруг, что могу от неё и огрести.

— Всякого повидала, и пострашнее тебя иродов, — выпалила и вздохнула, растеряв боевой настрой. — Садись, коль с миром, чаем напою. Но Купавушку за тебя выдавать не стану. Даже не проси.

— Мы по делу, баб Феть, — вмешалась Купава, подсаживаясь на скрипучий стул сбоку к бабке. — Это не жених мой.

— Слава, Велесу, — выдохнула карга. — Тогда чего припёрлись?

Подруга браслет из трёх рядов жемчуга протянула бабке.

— Для тебя плела, прими в подарок.

Фетинья внимательно рассмотрела презент, пощупала, на зуб свой единственный попробовала, подивилась.

— Хм, за такое сокровище и спрос, — прокомментировала и отбросила на стол небрежно. — Чего за дело с этим иродом, говори да проваливай.

Видимо, из–за меня и взъелась на внучку.

— К Кишкинке путь расскажи, да подсказки дай. Пойдёт только он, — ответила Купава спокойно.

От услышанного у карги глаза почернели и скукоженное лицо расправилось.

— Туда ему и дорога, — ухмыльнулась вдруг. — Путь расскажу, а подсказок нет у меня.

— Брешешь старая, есть секрет, какой ты Алёше говорила.

— Сгинул твой Алёша, — огрызнулась карга и на меня зыркнула зло: — и ты сгинешь.

— Ба! — Возмутилась Купава.

— Ладно, — опустила та дряхлую плешивую головушку, но дальше запричитала: — нельзя её тревожить, нельзя. Пусть себе спит ещё сотню лет, чтоб с моей кончиной все о ней и забыли.

— Помоги Ярославу, и я тебя прощу, — заявила вдруг Купава чувственно.

Карга нахмурилась и задумалась на пару минут.

— Хорошо, будь по–твоему, — выдохнула. — Слушай, молодец, внимательно.

— Весь внимание, мать.

— Не перебивай старую!

— Не ворчи, — фыркнула на неё Купава. — Говори, что Алёше говорила, и мы уйдём.

И ведьма начала железным голосом, будто и не она изрекает вовсе, а «чудо–зеркальце»:

— Золото не блестит, красота не диво. Свет скрывает, тьма обнажает. В зенки глядящий, проклятье сыщет. На сокровище зрящий — погибель.

Замолчала с торжественным видом.

— Ещё подсказки есть? — Спрашиваю деловито.

— Всё, что знаю, милок, — произнесла неожиданно ласково.

— А идти–то куда? — Возмущаюсь. Это самое главное, а не китайские трёхстишья, которых я сам наштампую, сколько хочешь.

— Внучка знает, — бурчит Фетинья, глядя на неё исподлобья.

Распрощались, двинули по тропке сельской в овраг. Мимо колодца по ручью поскакали. Дорога вроде есть, но заросшая, не хоженая. Метров сто вперед, и уже дикая живность гуляет непуганая. Похоже, здесь даже не охотятся.

— Далеко ещё? — Интересуюсь.

— Километра два, до Камня доведу, дальше сам.

— А что за Камень? — Насторожился.

— Говорят, что проклятый. Увидишь.

Ручей утонул в кустарнике и разлился, перерастая в затянутый рясой, заросший пруд. Спешившись, занырнули в густой лес и стали продираться.

Вышли на проталину, где останки изб сказали о некогда стоявшем тут поселении.

Чуть погуляв меж развалин, Купава, повела дальше уже по зарослям. Когда стала петлять, я засомневался, что помнит дорогу. Спустя час вывела к мощному бурелому в чёрном болоте. И не просто чёрном, здесь будто нефть разлилась. Воняет гнилой картошкой, комарьё жужжит целым роем, готовое обглодать за секунды, лягушки расходятся в кваке глоточек в двести. Одну тёмно–зелёную спину рассмотрел и страшно стало. Да это не лягушки, а жабы размером с черепаху!

— Через топь идти надобно, — заявляет Купава, вздыхая.

— А крокодилы здесь не водятся случаем, не знаешь? — Уточнил, а то мало ли.

— Только жабы, которые детей малых глотают, — ответила вполне серьёзно. — По этой гнили теперь охотники не ходят, все знающие тропу сгинули давно.

— А ты?

— Есть секрет один, который мало кто ведает, — заинтриговала женщина, осматриваясь. — Ищи болотный подорожник, где цветочки алые с жёлтым, там земля твёрдая. По ней и пойдём.

Легко сказать, тут вообще все растения либо серые, либо чёрные, всё в дерьме болотном вымазано. И не мудрено, как жабы здоровенные выпрыгивают на траву, сразу расплёскивается мощно во все стороны.