Сошествие в Аид (ЛП) - Райли Хейзел

— Не твоё дело.

Он отворачивается, пряча лицо.

— Если из-за меня у тебя будут проблемы, это моё дело. Прости. Лучше бы ты меня ударил, честно.

Это заставляет его снова посмотреть на меня. Он изучает меня так, будто хочет поверить — и не может.

— Иди спать, Хейвен.

Потом резко встаёт и, метнув пакет со льдом в сторону импровизированной кухоньки, попадает в стену. Я остаюсь сидеть на полу, сердце колотится.

Передо мной появляется ладонь, раскрытая вверх. Хайдес. Я хватаюсь, позволяя ему поднять меня — вот мы уже стоим, лицом к лицу.

— Мне жаль, — шепчу. Сколько ни повторяй — мало.

— Правильно, — отвечает он.

Наши руки всё ещё сцеплены. Я жду, что он это осознает и отпустит — но момент не приходит. А может, как и я, он прекрасно осознаёт и не хочет отпускать. Невозможно, конечно: я ведь для него — лишь потенциальный секс.

— Спасибо, — говорю тихо. И так понятно, за что. Хайдес выпускает мою ладонь и кивает. Кадик резко двигается вниз, и я поднимаю руку — новым, непреодолимым порывом.

Хайдес следит за каждым моим сантиметром напряжённо. Видит, как у меня дрожат пальцы, когда они приближаются к его лицу и ложатся на ушибленное место, где поднимется синяк. Синяк, который не испортит его невозможную красоту. Я глажу кожу, и на несколько секунд Хайдес сдаётся моему прикосновению. Он приоткрывает рот, и у меня вырывается улыбка.

— Убирайся, Хейвен, — шипит он.

Отбрасывает мою руку мягким, но решительным движением.

Он идёт к трём дверям — их комнатам и ванной. Стучит в левую. Почти сразу выходит Аполлон. Они обмениваются коротким взглядом, и тот идёт ко мне.

Он пытается улыбнуться:

— Пойдём?

Я отвечаю улыбкой:

— Уверен, что хочешь меня проводить? Не обязательно, правда.

— Хочу, — выпаливает он. — Пошли.

Аполлон выпускает меня первой, но дверь закрываю я. И, пока тяну ручку, замечаю: Хайдес так и стоит на пороге своей комнаты — и смотрит нам вслед.

Глава 19

Наказание титанов

Кронос захватил власть, свергнув собственного отца, и потому жил в постоянном страхе, что его дети поступят с ним так же. Чтобы этого не допустить, он решил помешать им повзрослеть: пожирал их при рождении.

Хайдес

Стоит мне только открыть глаза — и сразу ясно: день будет дерьмовый. Возможно, самый дерьмовый из всех дерьмовых дней в моей дерьмовой жизни.

Пол-лица всё ещё болит, но мышцы уже двигаются чуть свободнее.

Сажусь и утыкаюсь взглядом в ту часть кровати, где пару ночей назад спала Хейвен. И по какой-то непонятной мне причине не хочу ложиться туда сам. Хочу оставить место нетронутым.

Как бы я ни пытался, мысли о Хейвен не уходят. Каждый раз, когда вспоминаю её, в голове вспыхивают две картинки: её тело в облегающем костюме на Хэллоуин и её хрупкая, неуклюжая фигура, которую тащат на ринг — не зная, что соперником буду я.

Одна картинка меня бесит. Другая — будит во мне совсем иное.

Я сползаю с кровати. Вокруг стоит мёртвая тишина, и, подойдя к двери, я замираю. Слишком уж тихо. Что-то не так. Гермес обычно начинает тараторить сразу, как открывает глаза. А от Аполлона всегда слышны короткие ответы — лишь бы тот отстал.

Открываю дверь — и убеждаюсь: да, день и правда обещает быть конченным.

— Привет, — бросаю.

Джокс стоит как солдат, руки за спиной.

— Хайдес. Ты идёшь со мной.

Джокс — один из многочисленных шавок моих родителей. Здоровый выше меня на голову, с выбритым черепом, окрашенным в ядовито-розовый, и татуировкой на пол-лица. Не тот человек, которого хочется видеть первым делом с утра.

— Зачем? — спрашиваю.

— Так хотят твои родители.

Прекрасно. Ещё две персоны, которых видеть не хочу никогда и ни при каких обстоятельствах.

Краем глаза замечаю: Гермес и Аполлон тоже здесь, стоят неподалёку, с опущенными головами, молчаливые.

— Живо. Все, — бросает Джокс и уже шагает вперёд.

Хмурюсь. Не удивительно, что родители требуют меня — им же нужно меня за что-то отчитывать. Но при чём тут Аполлон? Он ведь мамин любимчик.

Братья встают рядом, не произнося ни слова.

Я останавливаюсь на пороге, чтобы натянуть кроссовки и худи. Выглядываю в коридор — и только сильнее офигеваю. Там стоят Афина и Афродита.

— Да что за хрень? — рявкаю. — Семейный совет?

— Ваши родители хотят поговорить со всеми вами, — отзывается Джокс, не оборачиваясь.

Афродита цепляется за мой локоть и сжимает руку, её огромные голубые глаза полны страха. Как всегда, когда речь заходит о мамочке и папочке Лайвли.

Йель пуст. Совсем. Как после апокалипсиса. И снаружи не пробивается ни луча света: всё ещё глубокая ночь, неудивительно, что никого нет.

— Может, сыграем во что-нибудь, чтобы разрядить обстановку? — предлагает Гермес, шагая впереди вместе с Аполлоном.

— Нет, — рычу я.

— Я за, — откликается Афина у меня за спиной. Я даже не смотрю в её сторону. У меня иррациональный страх, что она сразу догадается, что я поддался в её игре и позволил Хейвен «победить». — У меня своя идея! Игра называется «Оставьте меня наедине с Аполлоном, чтобы я надрала ему зад».

Аполлон молчит. Он давно привык глотать ярость сестры. Гермес пытается вмешаться:

— Эм. Я имел в виду что-то попроще. Давайте в рифмы. Начну я: «котлета». Хайдес?

— Отвали, — отрезаю. Последнее, чего мне хочется — искать рифмы.

— Похоже, ты не понял. «Отвали» не рифмуется с «котле…» — он обрывается. — А. Это был приказ. Ты не играл. Ладно. Афродита?

Она только сильнее вжимается в меня и молчит. Никто не хочет играть — всем не до отвлечений.

— Хорошо, тогда я продолжу, — не сдаётся Гермес. — Котлета. Тета. Полу-тета. Супер-тета. Центро-тета… — он делает паузу. — Фета-тета. Считается за двойное, народ.

Джокс бросает на него тяжёлый взгляд.

Гермес фыркает, но тут же прикрывает рот ладонью. Джокс хоть и обязан уважать детей хозяев, но вывести его из себя не так уж трудно.

Мы приходим в западное крыло, и я морщусь. Родители ждут нас в одном из глухих кабинетов Йеля? Отлично. Всё идёт по нарастающей. Братья и сёстры это тоже понимают — воздух натянут до предела.

Поднимаемся по лестнице, и я снова думаю о Хейвен — о том, как она вечно теряется в коридорах. О том, как в первый учебный день, даже найдя дорогу, всё равно прошла мимо, будто что-то искала. Меня.

Доходим до верхнего этажа, где я ни разу не бывал. Узкий коридор, всего две двери — напротив друг друга. Джокс останавливается у левой и коротким движением руки приказывает входить.

Первым заходит Гермес. За ним Аполлон. Потом я с Афродитой. Афина — последней.

Комната пустует, внутри только один стол и три стула. Свет включён, но горят лишь две лампы. Их хватает, чтобы выхватить из темноты фигуры наших родителей.

Кронос Лайвли. Мужчина с рыжеватыми волосами и янтарными глазами. Тонкие губы искривлены в постоянной злорадной усмешке. И Рея Лайвли — всегда собранная, элегантная, с ледяной красотой. Светлые волосы, карие глаза. В отличие от мужа, её лицо вечно омрачено складкой между бровей, взгляд прищурен.

Они сидят за столом и несколько секунд просто смотрят на нас.

— Вот они, наши драгоценные дети, — приветствует отец.

Мы склоняем головы и хором произносим:

— Патера. Митера.

(«Отец» и «мать» по-гречески).

Как ни странно, наша семья не помешана на мифологии «с пустого места». Кронос и Рея родились в Афинах. Там познакомились, поженились, а потом перебрались в Штаты, где построили империю. В том числе усыновили пятерых детей и нарекли их именами олимпийцев. Не то чтобы это оправдывало их образ жизни, но…

— Афина, — отец кивает. — Иди сюда, моя прекрасная дочь.

Афина чуть ли не светится от счастья. Любимица отца. Она тут же занимает стул напротив родителей и выпрямляет спину до абсолютной прямоты.