Ключ Руна (СИ) - Изотов Александр

У людей всё было намного сложнее. Их секрет «варения» оказался самым строгим и скрывался за стенами человеческих мастерских.

Ответом была сама суть их волшбы, которая позволяла им управлять предметами. Все эти предметы были творением рук человеческих, и руны наносились именно при их создании. Кузнец, кующий меч, или плотник, изготавливающий боевой лук, одновременные были и мастерами рун.

Но Денис, разоткровенничавшись, как-то шепнул мне на ухо, что, например, кузнец одного великого вологодского рода тщательно собирал окалину с разных клинков. А другой, как он слышал, соскребал ржавчину с металла, окроплённого кровью, и всё это тоже шло в варь. А третий добавлял в создание рун свой собственный пот, выделенный при ковке клинка. Правда это была или вымысел, он не знал.

Ну, а про гномов все знали очень мало, но ни для кого не было секретом, что они создают варь из разных земных пород и минералов, добываемых на большой глубине. Что было, впрочем, логично.

Гномы тоже владели обработкой металла, но больше имели склонность к механизмам и к ювелирному делу. Их ярь-поделия были очень дорогими и ценились по всей Российской Империи.

Познавая теорию волшбы, которой владели разные народы, я и вправду стал видеть в этом некую логику. Расы отличались между собой и видом, и волшбой, но при этом будто бы дополняли друг друга.

Полукровки, как водится, обычно наследовали волшбу какой-то одной крови. Это если им везло, и у них совпадали ядро и покров — это касалось и жалованных, и рождённых яродеев.

Потому что часто случалось, что полукровки получали внутри комбинацию, не пригодную для волшбы. Например, ядро от отца, а покров, в котором творится волшба, от матери — именно тут и начинались сложности, которые не позволяли полукровке овладеть волшбой.

Но, как назло, выяснить, что у меня с ядром и покровом, я не мог. Дальше пары уроков по теории наши занятия пока не заходили.

Что же касается практики, то нам её хватало вдоволь… С брёвнами на плечах, десятки кругов друг за другом.

Когда я услышал о всплеске Омута за Качканаром, то ещё надеялся, что вот оно! Первое наше серьёзное приключение и возможность понаблюдать за яродеями.

Но нет, туда отправились старшие вместе с матёрыми воинами, а мы, отроки, остались предоставлены старому Орчеславу Добрыничу, вместе с его боевым другом — таким же старым и лысым эльфом Ухояром. Отчества его мы не знали, потому что остроухий старик требовал обращаться к нему просто — мастер Ухояр.

В отличие от Орчеслава, который был только Видящим, мастер Ухояр неплохо владел эльфийской волшбой, но с нами он тоже любил только поговорить. И когда мы сегодня собрались во дворе, я заподозрил, что нас опять собрались муштровать только брёвенными потаскушками.

Гадство!

Уже полмесяца, но волшебный мир для меня не расширился, а лишь сузился до размеров дружинного двора. Это что же, получается, когда Жнецы придут в этот мир, всё, что я смогу, это с бревном на плечах удирать от них? Нет, мне однозначно следовало рискнуть…

— Давайте, давайте, сынки, — Орчеслав, восседая на любимом пеньке, упёр трость между колен и положил на неё руки, — Позабавьте стариков молодеческой удалью.

Отроки стали набирать на плечи брёвна, готовясь к бесконечным кругам. Я тоже собрался вскидывать груз, но мой тоскливый взгляд упал на стойку, где в одиночестве уже которую неделю пылились деревянные тренировочные мечи, топоры и копья.

— Батюшка Орчеслав Добрынич, — сказал я, встав у бревна и чувствуя, как бьётся сердце от волнения. Старый орк был очень консервативен и совсем не любил перемен, поэтому уговорить его на что-то другое казалось невозможным.

Мне же за мою дерзость могли назначить не только десяток лишних кругов, но могли и огреть клюкой, как следует. У полуслепого орка удар был поставлен, что надо.

— Это у нас кто говорит-то? — орк прищурился.

Ухояр видел лучше, и поэтому лысый эльф смотрел на меня с хулиганским интересом — охну я при ударе тростью или стерплю.

— Борис я, Грецкий! — мне пришлось повысить голос, — Орф.

Денис и Лукьян встали рядом, заинтересованно слушая, да и другие отроки застыли. Среди них тоже было много таких, как я, никогда не пробовавших волшбу.

Я всё же начал издалека, надеясь прошибить стариков хитростью. Воевода меня и слушать бы не стал — приказано таскать брёвна, значит, таскаешь. А болтать и думать отроку не положено.

При таком распорядке хочешь не хочешь перестанешь верить в собственную особенность.

Денёк стоял хороший, в последние дни лета солнышко грело особо ласково, отчего настроение у Орчеслава Добрынича, кажется, присутствовало. И у мастера Ухояра, хотя он и так был довольно мягким.

— Орф Грецкий, — повторил мастер Ухояр и потрепал ухо, — Говорят, Видящий. Нашу, эльфийскую волшбу зришь.

Я кивнул.

— Видящий? — Орчеслав будто впервые это услышал, хотя это звучало уже десятки раз, — Кхе-кхе, интересно…И что же ты хочешь спросить, орф Борис Грецкий?

— Мы тут уже две недели, а всё только брёвна таскаем! — возмутился я, — Воевода не говорит, зачем, и старшие молчат.

Я видел, как Денис прикусил язык. Болтуну очень хотелось вставить свои двадцать пять копеек, но Добрынич уже давно его научил, какая цена у каждого слова.

— А ты, значит, отрок, в дружину вступил и свои распорядки решил сюда принести? — старый орк сразу насупился, — Сомнения у тебя? Мы, значитца, сотни лет так живём, растим лучших воинов, но из-за сомнений юного отрока должны перестать?

— Да, да, батюшка Орчеслав, — закивал мастер Ухояр и важно поднял указательный палец, — Мне хоть и сто двадцать годков как стукнуло, а до сих пор сомнений нет. Видит Бог, всё правильно у нас было и будет.

Со вздохом я начал заваливать бревно, но дело было сделано. Рыбка, точнее, рыбки всё-таки клюнули.

— Не извольте серчать, батюшка Орчеслав Добрынич, — сказал я как можно громче, с кряхтением взвалив бревно, — Думал, хоть вы, старые добрые мастера, поясните нам эту науку, в чём же хитрость. Самим нам не постичь, как брёвна приближают к волшбе.

А дальше я вместе с остальными безропотно побежал, неся на плече уже ставшее довольно лёгким за полмесяца брёвнышко. Денис пыхтел рядом со мной и улыбался, подмигивая мне. Кажется, он понял, что я пытался сделать.

Двое вологжан, при их талантах и уже освоенной волшбе, уже засиделись в отроках и тоже надеялись побыстрее начать постигать качканарскую воинскую науку. Зря, что ли, они пёрлись столько вёрст через Урал? И таких талантливых отроков здесь было много.

Не успели мы пробежать даже двух кругов, как послышался скрипучий голос Орчеслава Добрынича.

— Ну-ка, отроки, брысь сюды!

— Да скорее, пока не передумали, — добавил мастер Ухояр, оглядываясь, словно они затеяли что-то плохое, и как бы их кто не застукал за этим.

Брёвна полетели к забору с таким грохотом, будто развалилась громадная поленница, и вот мы уже сидели перед двумя мастерами.

— Грецкий, — Орчеслав недовольно поджал сухие губы, выпятив клыки, — Ты, значит, Видящий?

Я сначала кивнул, потом, опомнившись, ответил:

— Да, мастер Добрынич.

Ухояр, похлопав Добрынича по руке, встал с пенька и отошёл в сторонку. Взял со стойки деревянный меч, крутанул его, выполнив какую-то замысловатую связку — тычок вперёд, отход, приём невидимого клинка на меч и…

Тот из-под ног Ухояра сама собой взметнулась золотая руна, и вихрь, созданный ей, подхватил целую горсть пыли, которая полетела в лицо невидимому противнику. В это облако тут же воткнулся меч Ухояра.

Удар был неотвратимым и жестоким, но при этом изящным, естественным и очень экономным. Ясно, что старый эльф получил прозвище мастера не за острые уши.

— Вау, — восхищённо кивнул Денис, — Сотворил волшбу, даже не поднимая ладони.

Старик не делал никаких лишних движений, не демонстрировал высоких прыжков и эффектных трюков, как эльф Анатолий, выступавший на арене.