Безумный барон 2 (СИ) - Гросов Виктор

Мой взгляд нашёл Арину. Она тоже всё поняла. На её лице не отразилось ни радости, ни облегчения — лишь глухая, вселенская усталость, какая бывает у человека, только что закончившего марафон и узнавшего, что ему бежать ещё столько же. В её взгляде, устремлённом на меня, читалось горькое понимание: наша общая клетка только что стала официальной, с гербовой печатью и номером в реестре. Из неё теперь не было выхода. Мы больше не беглецы, борющиеся за правду. Мы — государственное имущество.

Северные лорды тоже догнали. Их лица вытянулись, когда до них дошла вся дьявольская хитрость этого хода. Кривозубов медленно бледнел, осознавая, что теперь я могу совершенно законно прийти к нему в замок и «реквизировать» тот самый караван с железом, который он так удачно «потерял». Купец, которого я приложил поставками соли, незаметно попытался спрятаться за колонной, будто это могло сделать его невидимым. Они оказались между молотом и наковальней: с одной стороны — чудовище, которое они до смерти боялись, с другой — имперский закон, который они, как выяснилось, боялись ещё больше. Все их закулисные интриги, все их попытки сколотить коалицию против меня в один миг потеряли всякий смысл. Им оставалось лишь подчиниться. И сглотнуть.

Скрипя зубами, они медленно, один за другим, начали опускаться на одно колено. Рожи кислые, будто им не присягу приносить, а в долг просить пришли. И ведь не мне клянутся, а должности. Сегодня я Магистр — они целуют сапоги. Завтра меня на кол посадят — они первыми дров подкинут. Политика, чтоб её. Я смотрел на эту картину — на склоненные головы, на блеск дорогих камней на их перстнях, на затаённый страх в их глазах — и не чувствовал ничего. Ни триумфа, ни удовлетворения. Только холод. И тяжесть нового, невидимого ошейника на шее.

Ну всё, думал я, сейчас занавес, аплодисменты, цветы на сцену. Щас. У таких режиссеров, как наш Легат, в запасе всегда есть еще один акт, самый паршивый, с плохими актерами и предсказуемым финалом. И он не заставил себя ждать.

Глашатай, который уже было с облегчением свернул пергамент, вдруг замер. Едва заметно кашлянув в кулак, Легат подал ему знак, и тощий хмырь, побледнев, развернул свиток снова. Вишенка на торте, как говорится, подается последней, когда гость уже наелся и не может дать сдачи.

— И дабы новоявленный Магистр мог в полной мере исполнять возложенные на него обязанности, — затараторил он, будто боялся, что если сделает паузу, то у него не хватит духу продолжать, — Его Императорское Величество повелевает немедленно сформировать под его командованием специальный оперативный отряд! Отряду сему нарекается имя… «Дозор Пустоты»!

«Дозор Пустоты». Звучало, как название дешёвой рок-группы из моего прошлого мира, которая выступает по средам в затрапезном байкерском клубе. Я криво усмехнулся. У них тут, похоже, был свой штатный копирайтер с очень плохим вкусом.

— Состав отряда, ввиду чрезвычайности миссии, определён высочайшим указом, — продолжил глашатай, и вот тут началось самое интересное. — Боевым ядром и личной гвардией Магистра назначается отряд во главе с воеводой Ратмиром Шуйским!

Каменная физиономия Ратмира не дрогнула, однако под кожей на его челюсти заходили желваки, выдавая напряжение. Сделав шаг вперёд, он молча склонил голову — не передо мной, а перед бездушным пергаментом. Боевое ядро. Личная гвардия. Звучало красиво, только по сути это был мой личный конвой, а по совместительству — палач, который без колебаний исполнит приказ, если я вдруг решу, что мой поводок слишком короткий.

— На должность главного магического советника при Магистре Аномалий назначается маг Елисей из рода Шуйских!

Бедный парень. Только-только штаны сухие научился носить, а его — прямиком в клетку к тигру. Задача — изучать повадки хищника. Интересно, в должностной инструкции прописано, что делать, если хищник решит позавтракать? Елисей, дёрнувшись, будто его ткнули шилом, побледнел так, что его рыжие веснушки стали похожи на россыпь ржавчины на снегу. Сделав пару неуверенных шагов, он поклонился, не смея поднять на меня глаз.

— Статус особого консультанта по вопросам жизненных эманаций и противодействия некротическим угрозам присваивается леди Арине Шуйской!

Арина даже не подумала кланяться. Вместо этого она вскинула подбородок, и в её глазах плескался такой ледяной, презрительный огонь, которым можно было бы резать стекло. Услышав своё назначение, она перевела взгляд на меня и одними губами, почти незаметно, выдохнула одно-единственное слово, адресованное то ли мне, то ли всей этой паршивой ситуации: «Проклятье».

— Интересная социальная конструкция. Напоминает модель содержания нестабильных объектов в твоих старых файлах: один охранник, один техник, один наблюдатель, — с бесстрастием машины прокомментировала Искра. — Только здесь все трое — потенциальные ликвидаторы. Эффективность… сомнительна, но забавно.

Сглотнув, глашатай дошёл до последнего пункта, будто зачитывал собственный смертный приговор.

— Верховным куратором отряда «Дозор Пустоты», ответственным за снабжение, связь со столицей и общее стратегическое руководство, назначается Легат Империи, господин Голицын!

Старый лис с довольной ухмылкой кивнул, принимая на себя роль. Вот он. Тот, кто держит поводок.

Я обвёл взглядом свой новый отряд. Мой тюремщик, мой стукач и моя канарейка. И над всеми ними — Голицын, с поводком в руке. Началось в колхозе утро. Пора было идти на север. Только вот теперь я не был уверен, кто кого ведет на убой: я их, или они — меня.

Глава 22

Ну вот и всё. Занавес, аплодисменты переходят в овацию, цветы на сцену. Мой личный «Дозор Пустоты», собранный, как на заказ: тюремщик Ратмир, стукач Елисей и моя канарейка в шахте Арина. И над всеми ними — Голицын, с поводком в руке. Отличная компания для похода на север. Осталось только собачий корм в миску насыпать и команду «голос!» разучить.

В зале воцарилась тишина — густая, мертвая, такая, что казалось, у толстого барона в фиолетовом прямо сейчас от ужаса стынет в жилах кровь. Весь этот курятник, полный напыщенных индюков, еще мгновение назад готовый разорвать меня на части, теперь замер, будто превратившись в дурную пасторальную картину. Так замолкает класс, в который вошел директор с ремнем в руках, а на доске — мелом нарисована его карикатура с ослиными ушами.

Первым сломался барон Кривозубов. На его багровой физиономии, где шла сложная работа мыслительного процесса, сравнимая по интенсивности с работой мозга инфузории-туфельки, наконец проступил единственно верный результат: «Надо кланяться, а то хуже будет». Рухнув на одно колено с грохотом упавшего мешка с картошкой, он склонил свою сальную башку так низко, что я боялся, как бы он носом в пол не воткнулся.

Его падение стало сигналом. Следом за ним, как костяшки домино, посыпались остальные. Нехотя, с внутренним скрежетом, который читался на их холеных рожах, они гнулись, однако не ломались, а в глазах у каждого плескалась смесь животного ужаса и… облегчения. Постыдного, трусливого, зато абсолютно искреннего. Ведь теперь я — не их проблема. Теперь я — головная боль Империи. Меня «сплавили» наверх, и пускай у Его Величества череп трещит, как усмирять своего нового, ручного зверя.

Эту гнетущую пантомиму прервал голос Легата. Поднявшись со своего кресла с грацией сытого кота, который только что сожрал канарейку и теперь думает, как бы еще и клеткой закусить, он обвел зал тяжелым, хозяйским взглядом.

— Воевода Ратмир! — его голос, гладкий и ядовитый, как шелк, прошелся по залу, заставив всех вжать головы в плечи.

До этого стоявший как гранитная скала, Ратмир сделал шаг вперед. Каменная физиономия не дрогнула, хотя под кожей на его челюсти заходили желваки, выдавая чудовищное напряжение. Он склонил голову — не передо мной, а перед бездушным пергаментом в руках глашатая.