Предатель (ЛП) - Райан Энтони

Суэйн тоже стоял там, опустив плечи и голову, хотя я видел стыд, от которого его лицо стало таким несчастным. По краям площади стоял кордон солдат Ковенанта, но за рёвом пламени с такого расстояния они не могли расслышать ничего, что здесь говорилось. Близнецы-просящие спешились раньше меня, и ближе, чем мне бы хотелось. Ещё прежде, чем Эвадина заговорила, я уже знал, в чём дело. Стыд Суэйна всё выдавал. «Как она узнала? Спустя столько времени».

— Неужели вы не преклоните колени перед королевой? — отрывисто и формально спросила она меня, поскольку я продолжал сидеть в седле, чувствуя боль в груди, которую причинял резкий, быстрый стук сердца.

— Прошу прощения, ваше величество. — Я ощутил лёгкую гордость за твёрдость своего голоса и отсутствие дрожи, когда слез со спины Черностопа и начал опускаться на одно колено.

— Вообще-то не надо, — приказала Эвадина. — Встаньте, милорд. У меня есть к вам вопросы, и я бы хотела ясно видеть ваше лицо, когда буду задавать их.

Я сделал, как она сказала, стараясь держаться как можно вежливее и бесстрастней. Она подошла ближе, встала на расстояние вытянутой руки, и я невольно уставился на листы пергамента в её руке. Она крепко сжимала их, и страницы скомкались в кулаке.

— Это? — спросила она, поднимая стопку, когда заметила мой интерес. — Тебя всегда так интересовали слова на бумаге, да, Элвин? Ты всегда так увлечён бесконечным поиском новых знаний. Что ж, — Эвадина развернула листы, — позволь мне поделиться этим последним сокровищем, которого ты так долго добивался. — Она перевела взгляд на пергамент. — Частичный перевод Исидорского кодекса, подготовленный просящим Гилбертом Форсвитом по запросу лорда Элвина Писаря.

— Это важная, но забытая часть учения Ковенанта, — сказал я. — Прекрасное дополнение для библиотеки Ковенанта…

— МОЛЧАТЬ! — Лицо Эвадины задрожало, когда она заглушила мой голос своим криком, и свет собора ярко полыхал в её немигающих глазах.

Казалось, она смотрела на меня целую вечность, и, к моему удивлению, страх под тяжестью её взгляда исчез. Я увидел то, что её гнев не мог замаскировать: она по-прежнему меня любила. Глупо молодому человеку думать, будто бы это обеспечивает защиту, ведь на самом деле любовь только увеличивает опасность.

— Как раз сегодня ко мне явился просящий Гильберт, — хриплым, но сдержанным голосом продолжала Эвадина, потрясая страницами. — Он приехал сюда вместе с лордом Суэйном, видимо, понятия не имевшим о содержании подарка, который учёный просящий хотел передать мне в руки. Очевидно, он думал, что я найду его интересным. Так оно и оказалось, Элвин. В этой нудятине, правда, много нелепой чепухи, как будто собрали записи сумасшедшей, а не пророчицы. Но, с другой стороны, меня называли сумасшедшей столько раз, что и не упомнишь, и потому я читала дальше.

Она полистала страницы и продолжила своё выступление:

— Да будет известно, что та, которую станут называть Воскресшей, не воскреснет. Её излечат. И её исцеление будет осуществлено не Бесконечными, на службе которым я веду свою борьбу, а теми, кто придерживается языческих обрядов. Ведьма в мешке исцелит её, но фальшивая Воскресшая назовёт это благословением и тем самым потребует себе королевство.

Руки Эвадины дрожали, когда она опустила пергамент. Я увидел, как её гнев стих, брови сошлись вместе, в глазах читалась надежда и мольба.

— Ты снова соврёшь мне, Элвин? — спросила она. — Скажешь, что всё это обман, и что ты не позволял каэритской ведьме прикасаться ко мне своими грязными лапами?

Я бросил краткий взгляд на Суэйна, увидев, как мучительно сморщилось в тот миг его лицо. Его верность Эвадине была абсолютной, нерушимой и безупречной. Я знал, что он уже ответил на этот вопрос, делая любую историю, которую я мог бы придумать, неуместной, хотя мне в любом случае не удалось бы сочинить историю под эту задачу.

— Вы умирали, — произнёс я, посмотрев в умоляющие глаза Эвадины. — Другого выбора не было. Если бы мы не…

Эвадина издала бессловесный крик, скорее вопль, чем рычание. Это был звук, какого я никогда не слышал из человеческого горла, громче всего, что человеческое горло может издать, и его силы хватило, чтобы вызвать у меня дрожь. Она отшатнулась, снова крепко сжав страницы в кулаке, а вторую руку положила на живот, словно хотела ослабить ужасную боль.

— Ты… — Она пошатнулась, поникла, и её голос окрасили всхлипы. — Ты сделал из меня мерзость пред Серафилями. Я испорчена и телом, и душой.

От вида страданий Эвадины мне захотелось, несмотря на все взирающие на нас глаза, протянуть руки и обнять её, как я делал наедине. Но я не обнял. Быть может из-за звука, который она издала — такого уродливого, такого неправильного. А может, дело было в глубоком, хоть пока и не признанном, осознании: всё, что было между нами, уже прошло, раскололось в тот самый миг. Но на самом деле, мне кажется, всё было куда проще. Дело было в её гневе, в её осуждении, в её корыстном отвращении. Никакой благодарности. Никакой признательности за то, скольким я, Суэйн, Уилхем и многие другие рисковали, чтобы спасти её. Предполагаемое осквернение её души стёрло всё это, ибо она была Помазанной Леди. Она была избранницей Серафилей. Заблуждение навсегда разрушено, и вот это непростительно.

— Нет, — возразил я, и моём голосе слышался резкий, раздражающий вызов. — Мы сделали вас Воскресшей мученицей. Мы сделали вас восходящей-королевой. И посмотрите, — я поднял руки на окружающую панораму разрушения, чувствуя, как угольки жгут мою кожу, — посмотрите, во что вы это превратили.

Эвадина замерла, глядя на меня с таким перекошенным от враждебности лицом, что мне показалось, будто я смотрю на незнакомку. Потом она бросилась на меня, со свистом выхватив меч из ножен, и её атака была настолько быстрой и неожиданной, что я едва успел положить руку на свой клинок, прежде чем она добежала до меня.

— Миледи! — Суэйн шагнул между нами, умиротворяюще подняв руки. — Миледи, прошу…

Его слова окончились сдавленным бульканьем — меч Эвадины перерезал ему горло. Кровь густо брызнула ей на кожу, отчего она остановилась, потрясённо глядя, как Суэйн рухнул на колени, вцепившись руками в шею в тщетной попытке остановить алый поток. Он прохрипел ещё несколько слов, которые было не разобрать из-за льющейся крови, и упал ничком на камни. Я думаю, что когда его сердце вытолкнуло последнюю каплю из раны, он всё ещё пытался вымолить у неё прощение.

— Ты, — сказала Эвадина. На меня испуганно и обвиняюще смотрело бледное, но снова человеческое лицо. — Ты заставил меня это сделать.

Последние несколько секунд я стоял, как вкопанный — внезапный ворох перемен был слишком велик, чтобы его можно было осознать. Но теперь я осознал. Теперь я видел, что мне нужно сделать.

— Элвин Писарь, вы задерживаетесь по приказу восходящей-королевы. — Харлдин говорил гордо и уверенно, явно наслаждаясь моментом. Он, может, и выжил бы, если бы не совершил ошибку, попытавшись похлопать меня по плечу. — Сложите оружие…

Навершие выхваченного мной меча попало ему по верхней челюсти, выбило зубы и сломало нос. Он отшатнулся на пару футов, и этого места хватило мне, чтобы развернуть клинок и проткнуть его от подбородка до затылка.

— Считай это уроком манер, — проворчал я, пинком скидывая с клинка его дёргавшееся тело.

Оказалось, что его сестра вовсе не немая, поскольку она бросилась на меня с пронзительным визгом. Я уклонился от дико опускавшегося меча и в ответ рубанул её по ногам. Впрочем, она двигалась быстро, и только лязгнула сталь, когда она отбила удар. Если бы её не охватила жажда мести, то она шагнула бы назад перед очередной атакой. Вместо этого она бросилась вперёд, подняв клинок для выпада, и осталась открытой для сильного удара в лицо, от которого она пошатнулась, и я врезал ей локтем в грудь, отбросив прочь.

— Как ты мог так поступить, Элвин? — спросила Эвадина, присев над неподвижным телом Суэйна. По какой-то причине она всё ещё держалась за живот, и от боли, которая заставила её это делать, её лицо превратилось в маску заплаканной тоски. — Как ты мог так поступить с нами?