Стерва. Обольщение (СИ) - Виннер Лера

Если Керны отреагируют на услышанное так же, как в первую минуту отреагировал Уил…

Я не могла допустить, чтобы его приезд сюда оказался напрасным. Что угодно, но только не это.

Ханна, на которую я заставила себя взглянуть первой, не улыбалась, но и справедливого негодования в её лице не было. Скорее старый застывший испуг, поднявшийся с самого дна души и памяти — она в самом деле знала, что такое бежать и оглядываться, и какие средства при этом хороши. Знала так хорошо, что не судила меня даже за причину, по которой я рвалась к Удо Керну.

Либо самого герцога ничего не выражало. Он, наконец, перестал паясничать и строить из себя законченного мерзавца, сделался серьёзен и внимателен, и я вдруг поняла, что этот человек больше не вызывает у меня ни страха, ни неприязни.

Перестав быть врагом Монтейну, он ещё не стал его союзником, но всё, что он сказал немногим ранее возле усыпальницы…

Болезненный, жестокий, но самый верный способ избавить человека от мешающей жить памяти — рассказать ему о том, какой грандиозной ложью было всё, во что он верил.

Самообман подчас ничем не лучше обмана.

Герцогиня Мирабелла молча встала, наполнила бокал вином и вложила его в мои руки.

— Пей. Залпом.

Это внезапное «ты» в сочетании с мягким, но не предполагающим возражений тоном вынудили меня поднять голову.

— Может, и захмелеешь, но сейчас лучше так, — она немного надавила на мои пальцы, вынуждая сжать их на ножке бокала.

Я подчинилась просто потому, что не смогла не подчиниться ей, сделала несколько больших глотков.

Вино и правда оказалось вкуснее всего, что я пробовала прежде.

— Позволь уточнить, — до сих пор сидевший прямо герцог Удо медленно откинулся на спинку кресла. — Ты в самом деле собиралась продать мне свою невинность за туманную перспективу получить защиту? Весьма сомнительный, должен заметить товар.

— Закрой рот, — Монтейн вскочил так резко, что я не успела поймать его за рукав, но с места, к счастью, не сорвался.

Бокал в моих руках опасно дрогнул, и ему пришлось наклониться и забрать его, чтобы не позволить мне разлить вино.

— Ты идиот? — Ханна повернулась к мужу, окинула его внимательным, полным вполне искреннего сомнения взглядом.

Герцог же легко пожал плечами, словно не было ни праведного гнева Вильгельма, ни краски, прилившей к моим щекам.

— Не я, а тот, кто её сюда привёл, зная об этом. Что, если бы я согласился?

— Обзавёлся бы славой неудачника, от которого сбежала уже вторая жена.

На его лице медленно расцвела сдержанная, кривоватая и нечитаемая, но неожиданно приятная улыбка.

— Вот так, мадам Мелания. Даже воздавая должное вашей красоте, я польщён, но не заинтересован.

Он повернулся ко мне, коротко поклонился, не меняя позы, и тут же получил от Ханны короткий тычок в плечо.

Засмеяться сейчас было бы недопустимой дикостью, и мне пришлось снова схватиться обеими руками за бокал, чтобы спрятать улыбку.

— Если однажды вы всё-таки решитесь бежать, я к вашим услугам, — слишком резко вдохнув и медленно выдохнув, Монтейн обратился к герцогине, не глядя на неё.

Он прошёл мимо дивана, на котором расположились она и Мирабелла, остановился у окна, глядя в сад, но так и не взглянул за продолжавшего хранить задумчивое молчание герцога Бруно.

Его брат искусно выиграл время, переключив общее внимание на себя, давая ему взвесить всё как следует, но именно от него Вильгельм ждал окончательного ответа.

Взгляд герцога Бруно обжёг мне висок, и я опустила ресницы, страшась посмотреть в ответ.

Вместе с усталостью от собственного тягостного рассказа пришло и понимание того, что если не сможет он, никто другой уже не поможет.

— Это будет сложно, — старший Керн продолжал смотреть на меня, но не требовал того же взамен. — Даже если бы мы попытались откупиться другим младенцем, это бы не помогло. Оно уже работает…

Я вздрогнула, почти подскочила в кресле, разворачиваясь к нему.

— Я не стану платить чужим ребёнком!

— Успокойся, я тоже, — уголки его губ едва заметно дрогнули.

Я поняла, и снова стало невыносимо стыдно.

Порядком напугав, герцог заставил меня вернуться к реальности, начать мыслить трезво.

Коротко кивнув ему в знак благодарности и вместе с тем извиняясь за то, что восприняла эти слова всерьёз, я отставила бокал.

— Но вы сможете… что-то сделать? Я пользовалась этой силой, только когда не видела другого выхода. Она мне не нужна. Я верну её с радостью.

Прежде чем продолжить, я всё же снова опустила глаза. Вильгельм по-прежнему стоял к нам спиной, но я знала, что он обернётся, когда я закончу.

— Я знаю, что можно отдать в уплату несколько лет своей жизни. Я виновата, и я согласна платить, но я не могу сама договориться с ним.

Ничего не произошло. Монтейн остался неподвижен.

Вскинув голову, я увидела, что спина его окаменела, но он не попытался ни возразить мне, ни отговорить.

Если только…

— Нет, — герцог Бруно покачал головой, переводя взгляд с моих рук на лицо. — Для него в этом нет интереса. Даже десять лет твоей жизни не покроют… затрат. Тут нужно что-то другое.

— Ты знаешь, что? — Мирабелла смотрела только на него.

И он как будто отмер, послал ей почти незаметную, но ободряющую улыбку.

— Пока нет. Но что-нибудь найдём. Это существо разумно, значит, с ним можно договариваться.

Его слова так сильно перекликались с тем, о чём мне говорил Вильгельм, что я глубоко и слишком шумно вздохнула.

— Что ты хочешь взамен? — барон не обернулся, не повысил голоса.

Зато и я, и Мирабелла посмотрели в его спину.

Она оставалась восхитительно прямой.

Младший Керн беззвучно хмыкнул, качая головой, а старший откинулся в кресле, сцепив пальцы на животе.

— Вы, вероятно, что-то путаете, барон. Я не торговец, и мы не на базаре.

Даже я понимала, что Монтейну следовало подхватить этот тон, ответить такой же издевательской любезностью, однако тот остался серьёзен.

— Я для него никто, дилетант-самоучка. Да ещё и отказавший нескольким подобным ему существам, к тому же, — развернувшись, он сложил руки на груди и посмотрел не на герцога, а куда-то в его сторону. — Он не станет говорить со мной. Скорее уж убьёт за дерзость. А тебя выслушает. И от тебя примет плату. Это большая работа, у неё должна быть цена.

По лицу Бруно прошла тень, и я почти поверила, что он вот-вот бросит Чёрному Барону безыскусное и неоспоримое: «Не дури, Вильгельм».

Однако вместо этого герцог медленно выдохнул и на секунду крепко сжал челюсть.

— Ханна, — произнёс он наконец.

Мирабелла задержала дыхание, а лицо младшей герцогини застыло.

На нём отразилось лёгкое недоумение, не успевшее оформиться смущение и капля беспомощной горечи.

Барон видел лишь её затылок, но всё равно оторвался от подоконника и опустил руки.

— Вас что-то беспокоит?

Он не спросил о болезни напрямую, но тревога в его голосе была настолько подлинной, что герцог Удо стиснул челюсть.

— Благодарю, барон, со мной всё хорошо, — отозвалась она ровно и вежливо, но в этом ответе было прямое обещание очень непростого разговора с Бруно.

Что-то мне подсказывало, что с ним она в выражениях не постесняется.

Тем не менее старший герцог мастерских сделал вид, что не услышал и не понял.

— Она не может зачать. Избавиться от того ублюдка, что не давал ей житья, было не самой большой проблемой, но мы оба его недооценили. Он слишком хотел утащить её за собой. И ни я, ни Удо не можем это исправить. А у тебя есть все шансы.

Он развернулся, закинув руку на спинку кресла, чтобы поймать взгляд барона, и на долю секунды мне показалось, что так он спасается от неловкости. Интересуется, устроит ли того озвученная плата.

Не желая принимать её вообще, он не хотел и оскорблять Вильгельма собственной благотворительностью. Когда я это поняла, что-то болезненно сжалось за рёбрами.

Монтейн же смотрел только на герцогиню и наверняка догадывался, что она сделалась очень бледна.