Пленница Кощея (СИ) - Змееяд Полина

— Писать могу, счету обучена и языкам: по-гречески молвить умею и по-варяжски, — я приосанилась, глазами зелеными сверкнула, да Кощей только поморщился недовольно и к клетке отвернулся.

За ней шевельнулось что-то, зашипело. Я отскочила и к полкам деревянным прижалась. Заметил это царь, а потом покров с железных прутьев сдернул. А под ним — тварь та самая сидела, которая утопила меня!

Глава 8

— Не бойся, Ядвига, теперь Жердик — слуга твой, — Кощей клетку отпер маленьким ключом, тварь на пол соскочила и ко мне подкралась.

— Ни задаром, ни с дарами в придачу мне такое рядом не надобно! — я взвизгнула и к двери попятилась. — Я из-за него утопла!

— Пощади, Ядвига, маленький он еще, мало понимает. Меня и доброе мое защищал, когда ты в подвалы спустились. И теперь вину свою искупит: ежели с тобой какая беда приключится, он жизни не пощадит, чтобы спасти.

— Да какая же беда, коли самый первый злодей под боком ходить будет? — я возмутилась, даже ножкой топнула. — Стой, тварь лесная, не подходи!

Жердик тем временем остановился, голову опустил и глянул на меня как-то обиженно. Что ж это получается, он меня послушался?

— Служить мне будешь? — я от любопытства аж вперед подалась, да так близко, что когда тварь голову подняла, прямо в глаза ей заглянула. Большие глаза, красные, с черными круглыми зрачками.

Неведомый зверь закивал быстро, будто и в самом деле речь мою понял. Я на Кощея взглянула, да тот только посмеивался.

— И как же он, такой мелкий, меня защитить сможет? Разве что от старухи немощной, — я плечи расправила, руки на груди скрестила, как знатные дамы в Царьграде делали, и свысока на Жердика посмотрела.

Тот крякнул обиженно, вытянул руку костлявую и до того она стала длинной, что он книгу греческую в пола поднял и на полку обратно вернул. Вот так тварь лесная!

— Малыш этот из рода жердяев*, в пожаре его родичи сгинули, и я приютил до тех пор, пока лес не восстановится. Он и ноги может длинными сделать, и шею. Коли ты так умна, как показать пытаешься, то придумаешь, как его с выгодой использовать.

А что я? Кивнула покорно, и Жердика снова принялась разглядывать. Интересно, насколько далеко ручищи свои протянуть может? Надо бы испытать.

— Раз с ним все решено, теперь серьезный разговор начнется. Сядь, Ядвига, и выслушай.

Кощей указал на кресло деревянное с резной спинкой. Я в него села, как королевишна какая-то, а он взял с полки другую книгу и передо мной на столе положил. Обивка на ней будто из коры дубовой, только черная почти, и лесом пахнет, и влажной листвой. Открыл Кощей передо мной почти на середине этот том, на нем странными знаками, каких я не видывала раньше никогда, что-то было мелко-мелко написано.

— Это — закон Нави, Черного леса. И в нем говорится, что люди здесь жить не должны, даже превращенные. Ибо люди от земли привыкли брать уж больно много, отдавать же им нечем. В лесу каждая тварь на какую-нибудь пользу служит, чтобы не иссхоли деревья, не случилось в реке воды слишком высокой или болезни страшной. Все тут в равновесии, и коли нарушим его, сотрется граница между жизнью и смертью. Только те, кто лесу пользу приносит, могут в нем оставаться, да и то лишь по решению моему и моих подданных.

У меня в третий раз за день сердце от страха замерло: не за себя, за Милавушку переживаю. Я-то разок уже умерла, а во второй не так страшно, но она-то!

— Должен я и тебя, и Милаву твою или убить сейчас, или на суд лесной отдать.

— Да разве не сам ты, царь Кощей, наслал град, посевы уничтожил? Неужто лишь для того, чтобы извести, Милавушку из деревни выманил? — я закричала, сил не найдя терпеть. Сейчас бы в ноги царю падать и рыдать, да гнев мне глаза застилал. Сам, значит, девку из деревни выманил, а теперь оказывается, что не надобна она ему, не полезна!

— Я бы на эту девку и при жизни не позарился, а в смерти уж нем более! — гаркнул Кощей, да так резко, что я аж обратно на стул села. — Гамаюн, проказник, любит на человеческих девиц поглазеть. Летел он в ту ночь к вашему костру, а за ним по обыкновению туча черная собралась, и буря неслась. Понравилась ему, видно, Милава твоя, вот он пониже и спустился, да непогоду с собой принес.

— Вот стервец! — я сквозь зубы от злости шипела, как змея подколодная, да поделать ничего уж не могла. Ярость схлынула, как волна морская, душу опустошила и печать после себя оставила. — И что же делать теперь? Неужели погубишь нас? Или может, мы потихоньку к краю леса уйдем, будто нас тут и не было?

— Нет. Те, кто бывал в Нави, назад не возвращаются. А коли пытаются, замертво на границе леса падают. Это закон еще более твердый. Но со смертью вашей я могу и повременить.

Кощей по комнату туда-обратно прошел, застучали каблуки сапог по доскам, а я сидела, дышать боясь, кабы удачу свою нечаянным словом не спугнуть.

— Времени у вас — тридцать дней. Сейчас луны нет на небе, и пока она полнеет, а потом худеет опять, докажите мне и лесу, что нужны вы здесь, и тогда живы останетесь.

Глава 9

— Времени у вас — тридцать дней. Сейчас луны нет на небе, и пока она полнеет, а потом худеет опять, докажите мне и лесу, что нужны вы здесь, и тогда живы останетесь.

Я кивнула кротко, Кощей замолчал: видать, не о чем толковать больше. Тогда пошла я к двери дубовой, да на пол пути остановил меня царь окликом.

— Ядвига, — я замерла и к нему обернулась. — Скажи-ка, чем та сказка про царевну грустную кончится?

Вот ведь охальник! То говорит «убить мне вас надобно», то страсть как хочет знать про сказания мои! Злость меня взяла такая, что закричать хотелось. Но я только подбородок вздернула и подбоченилась лихо.

— Коли любое слово в своем замке слышать можешь, так и дослушай, когда Милавушке сказывать буду.

Сказала, и сама обмерла: язык мой едкий, до смерти меня раньше времени доведет. А ну как осерчает Кощей и прямо тут меня мечом зарубит, аль колдовством сгубит?

Царь же вдруг рассмеялся, да громко так, раскатисто, что аж птицы за окном с деревьев сорвались. Рукой мне махнул и отвернулся. Я же, счастью своему не веря, быстрее ветра за верь шмыгнула.

К Милаве я с тяжелым сердцем возвращалась, и хоть ноги легко несли, беда на спину давила, будто под землю загнать пыталась. Однако же, в горницу ее входя, приосанилась, улыбнулась и косу рыжую за спину отбросила. Сама уж успокоилась: нечего слезы лить, надобно дело делать. Не убил нас сразу Кощей, значит не желает понапрасну жизни губить. Девочка моя авось и сгодится на что-нибудь: и стряпать горазда, и прясть, и вышить умеет. А мне бы только ее пристроить, там и второй раз помереть не страшно.

— Что же тебе царь Кощей сказал, нянюшка? — Милава ко мне подбежала, под руки схватилась и к софе низенькой повела.

Перед софой столик стоял, да смешной такой: низенький и круглый. А на нем кружки из белой глины, что в Царьграде «фарфорой» называли, да пироги, да яблоки в меду. Усадила меня моя девочка и в глаза мне смотрит, то ли боясь, тот ли любопытствуя.

Не хватило у меня духу всю правду ей выложить: эдак и до смерти напугать можно.

— Велел царь Кощей нам с тобой дело полезное найти, чтобы в лесу не тунеядничать. Домой он нас не отпустит, и сроку дает тридцать дней, чтобы работу по себе выбрать.

Погрустнела Милавушка, личико в ладошки спрятала и всхлипывать начала. Потом вскочила так, что взметнулся подол сарафана голубого. Кулаччки сжала и на меня сердито глянула.

— Не останемся мы тут, нянюшка. Придет за мной Еремей охотник, и сделает все, как ты в своих сказках сказывала: найдет смерть Кощееву в яйце, переломит иглу тонкую и уведет нас с тобой отсюда!

А я аж руками всплеснула.

— То сказка, и только. Кабы Кощея так просто одолеть было, не был бы он царем Нави. Только себя погубит, и нас не выручит, — запричитала, да Милавушка от моих слов как от комара отмахнулась. — Царь поведал мне, что любой, кот из лесу выйти попытается, замертво сразу упадет!