Тьма и свет (СИ) - Завгородняя Анна

— Полагаю, у вас должны возникнуть вопросы, — наконец, произнесла Ольга Андреевна. – Мы готовы дать ответ. Я сделаю все, чтобы мой муж пережил ночь нашей годовщины.

Шуйский отложил приборы и внимательно посмотрел на княгиню.

— Мне интересна история самого проклятия. Оно ведь не взялось из ниоткуда, — предположил он.

— Возможно, но мы, увы, не знаем ответ, — произнесла Маргарита Петровна. – Никто из наших предков не оставил даже упоминания, по какой причине все началось, — она вздохнула. – Я похоронила своего супруга спустя несколько дней после того, как мы отметили день нашей свадьбы. Удача, что я оказалась беременна, — старая княгиня подняла тяжелый взгляд.

Анатоль кивнул, затем перевел взор на Ольгу Андреевну.

— Вы позволите мне задать вам откровенный вопрос?

Она нахмурилась, но согласно кивнула.

— Ждете ли вы дитя? – спросил Шуйский, и вмиг порозовевшие щеки молодой княгини стали лучшим ответом, чем любые слова.

— Я почему-то так и думал. Даже не сомневаюсь, что у вас будет девочка, — продолжил Анатоль.

— Скорее всего, — согласилась Ольга Андреевна и посмотрела на своего супруга.

Князь Земский в разговоре не участвовал, зато изящно трапезничал, неторопливо орудуя вилкой и ножом. Он походил на марионетку, и я невольно подумала, правильно ли поступили Левашевы, лишив Артемия Николаевича права голоса и выбора.

— Я вижу, Софья Федоровна, осуждение в вашем взоре, — вдруг прозвучал голос, и я посмотрела на старую княгиню, обращавшуюся ко мне. – Но прошу, поверьте, мы вмешались в разум Артемия только с целью спасти его и этот брак.

— Вы ведь нам поможете? – с тревогой и надеждой спросила Ольга Андреевна.

— Мы постараемся. Но сперва ответьте, — попросил Шуйский, — с кого именно началось действие этого проклятия? Как имя княгини, кто добился привилегий для женщин вашего рода?

— Екатерина Платоновна, — тут же, едва ли не хором, ответили Левашевы, а князь Земский, вдруг прервав трапезу, поднял взгляд и, устремив его на меня, проговорил: — Не желаете ли зайца с тушеной капустой?

Я пожала плечами и отрицательно покачала головой.

— А где находится могила Екатерина Платоновны? – не обращая внимания на Земского, спросил Шуйский.

Женщины переглянулись, затем старая княгиня ответила:

— Как где? На нашем фамильном кладбище.

— И где оно? – уточнил Анатоль.

— В полумиле от дома, — сказала Маргарита Петровна. – Мы старинный род, и, конечно же, все склепы и захоронения находятся поблизости, как и полагается.

— Как я и предполагал, — кивнул аллесианец, а затем немного тише добавил, — это значительно облегчит нашу работу.

— Когда вы приступите? – спросила Ивонна Захаровна.

— Прямо после ужина, как я и сказал. — Шуйский улыбнулся и взял приборы в руки. Едва он принялся нарезать мясо, как тишину дома прорезал жуткий стон, и мы с агентами переглянулись.

— Что это? – спросил Степан.

— Страшные звуки, о которых я рассказывала вам ранее, — ответила одна из Левашевых. – И это только начало. Скоро начнут бить часы, потом поднимется ветер – он станет шуметь во всех коридорах дома. Про грозу и гром я уже молчу.

— И шаги! – воскликнула Ольга Андреевна. – А еще цепи. Будто по коридорам гуляет заключенный и гремит цепями.

— Призраки чудят, не иначе, — усмехнулся некромант. – В таком старом доме немудрено, что полно неуспокоенных душ.

«И, боюсь, что все эти души – мужья, умершие слишком рано!» — подумала я, окончательно утратив аппетит.

***

Нет ничего более неприятного, чем прогулка к старому фамильному склепу. Погост – место скорби и печали. Место, где время навсегда останавливается. Место, которое лично я бы лучше обошла стороной, но, увы, не в данном случае.

Ступая по выложенной камнями дорожке, я с тревогой глядела по сторонам на поднимавшиеся над землей круги и на коробки склепов.

Погост оказался небольшим. Семейный склеп – величественным и мрачным. Выложенный из мрамора, он встречал нас пустыми глазами ангелов, кто, сложив руки на груди, смиренно глядели на незваных гостей, стоя на постаментах по обе стороны от резных, тяжелых дверей, венчавших вход в склеп.

Наш провожатый – сутулый старик, смотритель погоста, — остановился у дверей и выразительно посмотрев на каждого агента по очереди, произнес:

— Пришли, господа любезные.

Шуйский приблизился к двустворчатым дверям, оглядел тяжелый замок и вопросительно взглянул на смотрителя.

— Петр Трифонович, — произнес Анатоль, — нам надо войти внутрь.

Старик кивнул, пошаркал ногами в старых сапогах, затем достал откуда—то из кармана связку ключей и, выбрав нужный, отпер двери. На нас дыхнуло спертым воздухом, запахами мокрых стен и немного земли.

— Милости просим в смиренную обитель покоя, — сказал он, отступая от входа.

— Вы разве не пойдете с нами? – спросил Степан, хмуря брови.

— А зачем мне туда идти? – Старик покачал головой. – Все саркофаги с табличками. Не ошибетесь. А самый старый, тот, что вам нужен, в глубине.

Шуйский кивнул. Кажется, он даже был рад тому, что смотритель не пойдет с нами. И я поняла, что это, действительно, к лучшему. Сделаем дело и быстро назад. Старик может помешать.

— Вот там в стене архитехтор, значит, сделал желоб. — Неправильно проговаривая слова, Петр Трифонович указал на левую стену склепа. – По нему течет масло. Подожжете, и внутри станет светло, — подсказал он. – Хитрый был тот архитехтор, — улыбнулся старик. – Строилось все еще когда моего деда на свете не было. — Смотритель почти бережно коснулся стены склепа, а затем отошел назад.

— Я вас тут обожду, — добавил он.

Шуйский кивнул. Подняв руку, аллесианец пробудил на ладони пламя и под восхищенным взором Петра Трифоновича, вошел в склеп. Бросив лепесток пламени в желоб, Анатоль проследил, как масло занялось огнем и пламя быстро побежало вглубь здания, освещая путь.

— Идемте, — приказал Шуйский.

Некромант тут же последовал за аллесианцем. За Вронцевым шагнула я, а Степан замыкал шествие.

Когда за спиной раздался затяжной скрип, я не удержалась и оглянувшись, поняла: старик-смотритель закрыл дверь. Но кроме меня никто не обратил на этот факт внимания. Значит, решила я, все в порядке. Видимо, Петр Трифонович боится склепов. Но как тогда работает смотрителем на погосте?

Мы миновали арочный зал и направились по широкому коридору, правая сторона которого тонула в полумраке. Анатоль с интересом смотрел по сторонам, а некромант так и вовсе оживился, когда мы вошли в первый зал с саркофагами.

— Могу поставить на что угодно, — сказал Вронский, — под этими плитами немало драгоценностей.

— Сомневаюсь, — обыденно отозвался анимаг. – Фамильные драгоценности передаются по наследству. Никто, находясь в здравом уме, не станет запечатывать украшения под надгробную плиту.

Они продолжили говорить, а меня передернуло от ощущения смерти, которая царила вокруг.

Стоило признать – саркофаги были удивительными. На крышке каждого рукой умелого скульптора были выбиты человеческие фигуры. И порой казалось, что кто-то просто прилег отдохнуть, настолько живыми казались лица.

Женщины и мужчины, молодые и старые, все они спали вечным сном, а мы шли мимо, стараясь не потревожить их покой.

— Вы заметили, в первом зале на крышках саркофагов изображены только молодые мужчины. Женщины выглядят намного старше, — сказал некромант, когда мы снова пошли по коридору, видимо, отделявшему один зал склепа от другого.

— Скорее всего, это из-за проклятия, — ответил Шуйский, не оглядываясь на Вронского. – Мужчины просто не доживали отведенный им век.

— Умирали, спустя год после свадьбы, — прошептала я и от этих слов невольно вздохнула. Стало интересно: знали ли мужья Левашевых, на что обречены? Наверное, нет. Я даже подозревала, что ведьмы опаивали бедных мужчин, чтобы те женились на них. Впрочем, что сейчас судить и думать, надо спасти бедного Земского. У ребенка, которого носит младшая Левашева, должен быть отец, и он будет у него, если мы не потерпим неудачу.