Его нежеланная графиня (СИ) - Усова Василиса

Хотя Рельсы, Арельсы и Ормсы негласно стояли выше остальных. Ведь именно они первыми присягнули избранному королю, у самых истоков королевства. Правда никаких привилегий это давно уже не давало. Но служило поводом гордости для потомков.

Незаметно для себя, Нортман дошел до самого конца. И его взгляд выхватил последний женский портрет. Которого, впрочем, здесь могло и не быть. Давняя традиция — писать портреты только с главы семьи, и тех его жен, что принесли хотя бы одного ребенка.

Остальные же леди Арельс, их образы, имена, — просто уходили в небытие.

Мужчина поднял свечу выше, разглядывая черты лица, которые так надеялся забыть. Розмелла, в девичестве Богудс. Она мечтала блистать в свете, умела быть обаятельной и располагать к себе, считалась одной из первых красавиц света…

Но если бы он мог изменить свое прошлое, то сделал бы что угодно, лишь бы она никогда не стала его женой.

Глава 21

Первая леди Арельс

Молодая женщина, изображенная на портрете, и сейчас притягивала взгляд. Художник не приукрасил ни одной ее черты. А то, что было — передал с удивительным мастерством.

Именно такой Розмеллу Арельс запомнил свет. Изящной, женственной и удивительно красивой. Но был ли еще кто-то, кто знал ее с другой стороны? Истеричной, капризной, любящей только себя? Раздающей служанкам пощечины за любой, даже малейший промах?

Нортман встряхнул головой, отгоняя неприятные воспоминания.

Тогда, почти пятнадцать лет назад, он еще не задумывался о семье. Какого мальчишку на пороге рубежа юности будет интересовать женитьба? Вот военная служба — другое дело.

Однако у отца было свое мнение на этот счет. И в один из дней, прежний граф Арельс вдруг пригласил сына в «святую святых» — свой кабинет. Холодный и мрачный — под стать хозяину.

— Если верно помню, этой весной тебе исполнится шестнадцать? — скрипучий голос мужчины, сидящего за столом, походил на карканье ворона. А от его взгляда, внутренности будто скручивало в болезненный узел.

Растрепанный черноволосый мальчишка боялся смотреть отцу в глаза. Но тот ждал ответа, поэтому пришлось сделать над собой усилие…

— Так точно, отец.

— Хм… хм… Как удачно. Значит, к лету тебя уже можно женить. Есть у меня на примете одна юная леди, да еще и с очень приличным приданным…

Говорить без прямого разрешения тоже запрещалось, но на этот раз, мальчишке не удалось сдержать любопытство.

— Кто же она, отец?

Угрюмый мужчина скривил рот. Как делал это всегда, общаясь с сыном.

— Это уже не твоего ума дело. Можешь идти.

Собственно, сколько Нортман себя помнил, обращение отца всегда было таким. Не только сыну, но и всем домочадцам надлежало безмолвно подчиняться хозяину замка и держать свое мнение при себе.

Так что с невестой он впервые встретился только в день свадьбы. И в первый миг даже подумал, что ему очень повезло. Розмелла Августина Богудс была очень хороша собой. И всего на год старше жениха. Высокая, с черными блестящими волосами, уложенными по последней моде. Ее синие глаза наводили на мысли о ночном небе, а кожа была настолько белой, что казалась почти неестественной для живого человека.

Когда невеста вошла в храм, среди присутствующих прокатился восхищенный вздох. Сама же красавица только поджимала губы и, казалось, испытывала глубочайшее отвращение к происходящему.

Или последнее воспоминание лишь игра воображения? Ведь прошло уже столько лет. Впрочем, в одном Нортман был уверен — Розмелла не хотела выходить замуж. Но с родительской волей не спорят…

— Объявляю вас мужем и женой. — голос священника потонул в овациях и поздравлениях.

Множество людей устремилось вперед, желая поздравить молодых, и новоиспеченная леди Арельс наконец «оттаяла». Ей явно нравилось всеобщее внимание. Нравились восхищенные взгляды и зависть в глазах подруг.

Улучив момент, Нортман склонился к ее уху.

— Я постараюсь стать для вас хорошим мужем. — шепнул он так, чтобы это услышала только она. Он действительно верил, что так и будет. Но девушка лишь скользнула по его лицу равнодушным взглядом. И отвернулась, чтобы одарить улыбкой очередного гостя.

Богудс, тогда еще виконт, был лет на десять старше Розмеллы. И приходился, кажется, двоюродным братом ее отцу.

— Виконтесса Арельс, вы просто бесподобны. Думаю, любой из присутствующих был бы счастлив оказаться на месте жениха.

На щеках Розмеллы проступил румянец.

— Вы мне льстите, виконт.

— Я бы не посмел. — мужчина тоже улыбается. А Нортмана охватывает неприятное чувство, будто между этими двумя что-то есть. Однако промелькнувшая, было, ревность сменяется трезвым рассуждением — Богудс давно женат.

Поэтому его внимание могло быть просто проявлением родственных чувств.

Остаток свадебного дня тонет, будто в тумане. И в памяти возникает столичный дом. Мужчина хорошо помнил, как долго стоял в коридоре, не решаясь войти в покои жены.

В те годы он был еще нескладным и очень робким. Или «жалким» — как емко выражался отец. Ему хотелось сперва получше узнать Розмеллу. Но он не мог оскорбить ее, не явившись в первую брачную ночь.

Впрочем, настаивать на своих правах он не собирался. Для начала достаточно было познакомиться по-настоящему, а для прочего впереди еще столько лет. Примерно с такими мыслями, он толкнул тогда дверь…

Чтобы через несколько мгновений увернуться от летящего в него ночного горшка.

— Убирайтесь вон! — новоявленная леди Арельс явно не нуждалась в компании мужа.

— Успокойтесь. Я лишь хотел поговорить…

— А мне не нужны ни вы сами, ни ваши разговоры! Оставьте меня!

Пришлось уйти, списав эту вспышку на крайнее проявление девичьей скромности. Розмелле явно требовалось время, чтобы свыкнуться со своим новым положением. Однако ситуация не улучшилась и после возвращения в Арельсхолм.

Нортман честно пытался добиться внимания жены, но любые комплименты та пропускала мимо ушей. Букет поздних летних цветов она назвала «уродством, годным только для крестьянок».

А жемчужные серьги, на которые ушли почти все накопления (отец выделял ничтожно малые суммы на личные траты), вызвали у Розмеллы истеричный смех.

— Я вышла за вас, чтобы довольствоваться этим убожеством?

— Когда я стану графом, то буду дарить вам драгоценности, купленные у лучших мастеров. Однако сейчас…

— Однако сейчас вы хотите, чтобы я чувствовала себя нищенкой? Или вы ждали, что я обрадуюсь жемчугу?

— Я хотел вас порадовать.

— Вам это не удалось! Какое счастье, что мы сейчас не в столице. Подруги подняли бы меня на смех, увидев это… — она брезгливо ткнула пальцем в бархатную коробочку. — Унесите! И больше не докучайте мне подобной ерундой!

Поладить с женой никак не получалось. А с другой стороны давил отец, для которого главная цель брака заключалась в появлении наследников. И он был крайне недоволен сыном, чья жена никак не могла «понести».

— Какой же ты жалкий! Мне что, учить тебя еще, как надо обращаться с женщиной? Кто бы мог подумать, что мой сын вырастет помойной тряпкой! — старый граф цедил слова, не жалея для наследника яда. — Вот мой первенец… Оскар… был бы совсем другим. Он с пеленок умел проявить характер и добиваться своего. А ты и ногтя его не стоишь!

На это Нортману нечего было ответить. Он никогда не знал своего старшего брата, который хоть и умер еще до его рождения, но так и остался любимцем отца.

Обстановка в Арельсхолме накалялась с каждым днем. И когда жизнь стала невыносимой, точнее — более невыносимой, чем это было прежде, на пороге замка вдруг объявился неожиданный гость.

Эгар. Младший брат отца, лишенный в свое время наследства, решил возобновить отношения с семьей. Сам отец, впрочем, не выразил по этому поводу особых восторгов. Но и возражать тоже не стал.