Повелительница пустыни (СИ) - Рош Ярина

Там, в гуще торговых рядов, я переговорила со своими людьми, уладив отправку еще одной семьи вместе с караваном.

Весть о моем замужестве, словно громом поразила их. На лицах застыло нескрываемое удивление, сменившееся осторожной радостью. Они с пристальным вниманием изучали Фархата, словно пытаясь разглядеть в его облике тень коварства.

Он же, в свою очередь, старательно скрывая под маской невозмутимости удивление, вызванное моим столь неожиданным деловым тоном, сохранял невозмутимый вид.

На рассвете, приближаясь к караван-сараю, меня оглушил гул возмущенных голосов. Купцы, словно взбесившиеся торговцы на базарной площади, срывались на крик, браня тех, кто жаждал присоединиться к нашему каравану.

Недовольство клокотало, перерастая в угрозы, а некоторые клялись жаловаться самому Повелителю. Шантары, невозмутимые, словно скалы, продолжали грузить пожитки пассажиров, которых едва ли не силой выталкивали с площади.

Заметив меня, Архад, старший над караваном, приблизился и, склонив голову в знак приветствия, тихо промолвил:

— Боюсь, дело дойдет до драки. И это уже не первый раз крики и угрозы сыплются, как песок из дырявого мешка.

Подойдя к хозяину караван-сарая, чей взгляд, казалось, безучастно скользил по разгорающемуся спору, я резко спросила:

— Почтенный, шантары заплатили вам за место сбора каравана? И, насколько мне известно, покрыли изрядную часть издержек за причиненные неудобства. Так почему же вы, вместо того чтобы утихомирить этих взбудораженных торговцев, наблюдаете за этим балаганом со спокойствием? Мы ведь не мешаем им. Никто из них сейчас не готовит караван к отправке. Почему вы бездействуете?

Он медленно повернул голову в мою сторону, словно очнувшись от забытья, и в его взгляде застыло удивление, смешанное с неприкрытым недовольством. Как смеет женщина, тем более в присутствии мужчин, нарушать молчание и вмешиваться в их дела?

Его губы скривились в презрительной усмешке.

— Женщине не место в таких разговорах, — процедил он сквозь зубы. — Это дела торговые, мужские. Не вам решать, что я должен делать на своей земле.

Я усмехнулась в ответ, не смущаясь его грубостью.

— Может быть, вы и правы, почтенный. Но позвольте напомнить, что именно наши шантары обеспечили ваш караван-сарай щедрой платой, чтобы мы могли спокойно собраться. Не думаю, что в их планы входило оплачивать еще и балаган, который вы позволяете разводить.

Мои слова, кажется, задели его за живое. Он выпрямился во весь свой немалый рост и взглянул на меня с неприкрытой враждебностью.

— Ты переходишь все границы дозволенного, женщина! Это не твоего ума дело. Торговцы всегда найдут повод для споров, это их природа. Шантары заплатили за место, это правда. Но они не покупали мое право вмешиваться в чужие разборки. Пусть сами решают свои вопросы. Если вам что-то не нравится, можете покинуть мой караван-сарай!

— Покинуть? — я вскинула бровь, изображая удивление.

Я сделала паузу, обводя взглядом толпу торговцев, чье внимание теперь было приковано к нашей перепалке.

— Значит, вы предпочитаете сидеть сложа руки, пока дело не дойдет до рукоприкладства? Или пока кто-нибудь не решит, что шантарам здесь не место, и не начнет устраивать им настоящую войну? Ваше бездействие может дорого обойтись всем.

Он презрительно скривил губы и отвернулся, демонстрируя полное равнодушие к моим словам. Его надменность лишь подстегнула меня. Я знала, что не могу просто стоять и наблюдать, как ситуация выходит из-под контроля.

— Может быть, стоит поинтересоваться у уважаемых купцов, что они думают о гостеприимстве хозяина караван-сарая, позволяющего срывать подготовку к отправке и оскорблять тех, кто платит за его услуги? Подумайте, почтенный, не разнесется ли вести о столь пренебрежительном отношении к нуждам постояльцев по дальним землям, словно пыльная буря, опаляя доброе имя вашего заведения?

Воцарилась тишина. Хозяин караван-сарая побледнел. Он понял, что перегнул палку и его жадность может обернуться против него самого. Медленно, с трудом пересиливая себя, он опустил взгляд и пробормотал:

— Хорошо, я поговорю с ними. Постараюсь уладить этот спор.

— Не хватало еще женщине совать свой любопытный нос в чужие дела, — проворчал он еле слышно, словно приглушенный ропот недовольства, направляясь в сторону торговцев.

На этот раз спор удалось уладить как раз вовремя: к нам приблизились двое воинов — шантар в своих черных одеждах. И подумать не могла, что придется собирать отряд для охраны каравана прямо в черте города.

Никогда бы не подумала, что наши караваны кому-то перешли дорогу, что все это часть чьего-то зловещего плана. Возможно, невежды и вовсе не ведают, что за люди сопровождают груз, полагая, будто шантары лишь наемники.

А может, в ком-то зреет обида из-за того, что мы перестали водить чужие караваны, отдав предпочтение лишь этим загадочным торговцам?

Впрочем, какая теперь разница? Главное, что кровь не пролилась, и мы успели взять ситуацию под контроль. Присутствие хоть одного шантара всегда добавляло напряжение, даже если они всего лишь выполняют свою работу.

С их мрачной аурой, безмолвными взглядами и безупречной дисциплиной они больше походили на предвестников беды, чем на обычных охранников.

Я чувствовала, что, вероятнее всего, буду втянута в какую-то сложную игру, где правила известны лишь другой половине.

Но я не собиралась сдаваться. Мой долг — обеспечить безопасность каравана и доставить груз в целости и сохранности, и чтобы это не было, а придется подумать над безопасностью своих людей даже в черте города.

Торговцы со своими претензиями все же задержали выход каравана, и солнце уже стояло в зените, когда караван медленно двинулся вперед, оставляя позади городские ворота.

17

Фартах, шагая рядом с верблюдом, на котором восседала его жена, бросал на нее украдкой взгляды, все еще переваривая недавнюю сцену. Его не покидало чувство, будто его супруга раскрывает свои потаенные качества, словно диковинный цветок под первыми лучами солнца.

Властный, почти повелительный тон, которым она отчитывала хозяина караван-сарая, поверг его в изумление. Он застыл, держа руку на рукояти меча, готовый в любой момент прервать этот дерзкий диалог.

Часть его, воспитанная в традициях, протестовала: женщине не место в мужских делах. Но ее взгляд, острый и предупреждающий, когда он приблизился к ней, удержал его.

Он вспомнил данное обещание не вмешиваться в ее решения. И вновь изумился тому, как точно она нащупала слабое место в броне самоуверенности хозяина. Тот, скрепя сердце, вынужден был уступить… женщине!

И сейчас, в мерном покачивании верблюда, Фартах осознал, что почти ничего не знает о своей жене. «Времени узнать друг друга у нас и не было. Пока нас связывают лишь условия договора».

Тяжело вздохнув о пока еще призрачных надеждах, он вновь взглянул на жену, а затем устремил взор на горизонт, словно пытаясь разглядеть там ответы на мучившие его вопросы.

Я чувствовала смятение Фартаха по его задумчивому взгляду и мимолетным взорам, которыми он меня одаривал. И все же я была благодарна ему за то, что он не перешел на другую сторону в разговоре.

Если бы он отчитал меня и увел прочь, ситуация стала бы неприятной.

Я допустила ошибку, утаив правду о себе. Этот разговор необходимо провести при первой же возможности.

Как ни крути, он муж Повелительницы, а значит, и сам стоит наравне со мной.

Я тихонько хмыкнула, предвкушая его реакцию. Раз он стремится быть настоящим мужем, ему придется испить до дна чашу правления царством и встать у истоков его возрождения, как и подобает Повелителю.

Пусть привыкает ко мне, к моей воле и неожиданным решениям. Пусть учится доверять, а может и подчиняться. В конце концов, именно я являюсь нитью, связывающей его с этим миром, с этой землей.

Я вздохнула. Предстоит много работы. И дело не только в возрождении царства, но и в том, чтобы Фартах принял свою роль, осознал свою ответственность. Чтобы он стал тем, кем ему суждено быть. Повелителем.