Отбор. Пламя в твоей крови (СИ) - Янчевская Анжелика

Дарин мгновенно встал между мной и братом, загораживая меня своим телом.

— Отбор закончен, — произнёс он холодно. — Нет никаких оснований для его повтора.

Но я не собиралась прятаться за его спиной. Я выглянула из-за Дарина и положила руку ему на плечо, чувствуя, как напряжены его мышцы. Мой взгляд встретился с взглядом Тариуса, и я не отвела глаза.

— Даже если вы прикажете повторить испытание, — сказала я, и мой голос прозвучал удивительно спокойно, — я просто возьму самоотвод.

Тишина в зале стала абсолютной. Все смотрели на меня с недоумением.

— Вмоём сердце живёт любовь, а в крови поёт пламя. Но не пламя жажды власти. — продолжила я, не сводя глаз с Тариуса.

— Ты отказываешься от шанса стать королевой? От власти над целым королевством?

— Да, — ответила я просто. — Отказываюсь.

В этот момент Дарин взял меня за руку. Его пальцы переплелись с моими, крепко и уверенно.

— Эльвия — моя любовь, — произнёс он, обращаясь ко всему залу. — И моя судьба.

Его слова прозвучали как удар грома. Королева Валерия вскинула брови, король нахмурился, а Тариус сделал шаг назад, словно получил пощёчину.

— Дарин, — начал король.

Но он не успел ничего сказать.

Шар Отбора вдруг вспыхнул ослепительно ярким светом. Лучи исходили из самого сердца кристалла, окутывая меня и Дарина сияющим коконом. Свет был тёплым, живым, пульсирующим в такт с ударами нашего сердца.

Зал ахнул. Кто-то упал на колени, кто-то закрыл глаза, ослеплённый сиянием. Даже король встал со своего трона, глядя на происходящее с изумлением.

— Что это значит? — прошептала я, не выпуская руки Дарина.

Свет постепенно становился мягче, но не исчезал.

— Это значит, — сказал Дарин, и в его голосе звучало благоговение, — что сами боги нас благословили. Древняя магия признала нашу связь.

Старый придворный маг, стоявший в углу зала, сделал шаг вперёд. Его лицо было бледным от потрясения.

— Ваше Величество, — обратился он к королю дрожащим голосом, — такого не случалось более тысячи лет. Шар Отбора отвечает только на истинную любовь. На связь, благословлённую предками.

Он указал на нас дрожащей рукой.

— Их союз священен. Против него нельзя выступать.

Тариус смотрел на происходящее с лицом, искажённым яростью и недоверием.

— Это невозможно! — закричал он. — Она полукровка! Как может Шар признать…

— Кровь не определяет сердце, — перебил его Дарин. — И боги это знают.

Свет вокруг нас медленно угас, но в воздухе всё ещё витало ощущение чего-то священного, неоспоримого. Я чувствовала себя изменившейся, словно сама магия оставила свой отпечаток на моей душе.

Король Эрион медленно опустился обратно в кресло. Его лицо выражало смесь изумления и… принятия.

— Похоже, — произнёс он наконец, — боги сделали свой выбор. И мы не вправе ему противиться.

Тариус дёрнулся, словно собираясь что-то сказать, но королева положила руку ему на плечо, останавливая.

— Довольно, сын мой, — сказала она тихо. — Некоторые битвы нельзя выиграть.

А я стояла, держа Дарина за руку, и впервые в жизни чувствовала себя именно там, где должна быть. Не на троне, не в короне, а рядом с человеком, которого любила больше жизни.

И боги это одобрили.

Эпилог

Солнечные лучи мягко струились сквозь высокие окна детской комнаты, окрашивая всё вокруг в золотистые тона. Я сидела в резном деревянном кресле-качалке и медленно покачивала люльку, в которой спала наша дочь. Маленькая Лира, — была удивительно спокойным ребёнком. Её тёмные волосы, унаследованные от отца, мягко завивались вокруг крошечного личика, а длинные ресницы трепетали во сне.

Я напевала старинную колыбельную. Мой голос звучал тихо, почти шёпотом, чтобы не разбудить малышку. В такие моменты время словно останавливалось, и весь мир сужался до этой комнаты, до мерного покачивания люльки и тихого дыхания дочери.

Звук осторожных шагов заставил меня обернуться. В дверях стоял Дарин, прислонившись к косяку и наблюдая за нами с нежной улыбкой, которая всегда появлялась на его лице при виде дочери. Он был в простой белой рубашке и тёмных брюках — никаких регалий, никаких знаков власти. Просто любящий отец, пришедший навестить семью.

— Спит? — прошептал он, подходя ближе.

— Как ангелочек, — так же тихо ответила я. — Только что покормила. Думаю, он проспит ещё час-два.

Дарин наклонился и осторожно поцеловал меня в макушку, задержав губы в моих волосах чуть дольше обычного. Затем он заглянул в люльку, и его лицо буквально засияло от счастья.

— Каждый раз, когда я смотрю на неё, не могу поверить, что она наша, — прошептал он. — Такая маленькая, такая совершенная.

Я улыбнулась, глядя, как он осторожно поправляет крошечное одеяльце.

— Кстати, — сказал он, выпрямляясь, — пришло приглашение от Тариуса и Нарис. Они зовут нас на обед послезавтра. Тариус, кажется, очень соскучился по своей племяннице.

Я рассмеялась, стараясь не разбудить Лиру.

— Он ведёт себя так, будто она его родная дочь. На прошлой неделе прислал уже третью партию игрушек.

— И книги не забывает, — усмехнулся Дарин. — Вчера привезли целый сундук детских сказок. Некоторые написаны на языках, которые я с трудом понимаю.

Мы с особой теплотой говорили о короле Тариусе и королеве Нарис. За эти три года они действительно стали хорошими правителями. Тариус справедливо и мудро управлял королевством, а Нарис оказалась блестящим дипломатом.

Но самое удивительное было в том, как изменились их отношения. То, что начиналось как политический брак, постепенно превратилось в нечто большее. Порой, наблюдая за ними во время официальных визитов, я замечала, как Тариус смотрит на жену — его взгляд становился мягче, а голос — теплее. Нарис тоже изменилась рядом с ним, стала менее сдержанной, более открытой. Может, это и не была та всепоглощающая страсть, которую испытывали мы с Дарином, но определённо это было нечто большее, чем простое уважение.

— А ещё завтра приезжает лорд Кайрос, — продолжил Дарин, и в его голосе послышались довольные нотки. — Сказал, что привезёт подарок для Лиры. И для тебя тоже.

При упоминании об отце моё сердце наполнилось теплом. Кайрос за эти годы буквально преобразился. Из сломленного, опустошённого человека он стал сильным лордом, каким был в молодости. Белый Хлад процветал под его правлением, торговые пути приносили хороший доход, а подданные любили и уважали своего правителя.

Но самое главное — он старался наверстать все те годы, которые мы потеряли. Кайрос приезжал к нам каждый месяц, а иногда и чаще. Он часами рассказывал мне о своей молодости, о моей матери, о том времени, когда дом Белого Хлада был в зените своего могущества. Он хотел, чтобы я знала свою историю, понимала, чьей дочерью являюсь.

Особенно трогательными были его отношения с внучкой. Суровый лорд, привыкший командовать армиями, рядом с крошечной Лирой превращался в совершенно другого человека. Он мог часами держать её на руках, напевать старинные песни, рассказывать сказки о ледяных драконах и снежных принцессах.

— Он опять привезёт слишком много подарков, — сказала я с любящей укоризной. — В прошлый раз мы едва разместили все игрушки в комнате.

— Зато как он светился от счастья, когда Лира впервые улыбнулась ему, — напомнил Дарин. — Я думал, он расплачется от радости.

Я кивнула, вспоминая тот момент. Отец держал Лиру на руках, нежно разговаривал с ней, и вдруг она подарила ему одну из своих беззубых улыбок. Кайрос замер, а потом его глаза наполнились слезами. Он прошептал что-то о том, что она улыбается точно так же, как улыбалась моя мать.

— Знаешь, — сказал Дарин, присаживаясь на подлокотник моего кресла, — иногда мне кажется, что мы живём в сказке. Все счастливы, все получили то, чего хотели.