Сошествие в Аид (ЛП) - Райли Хейзел

— В спортзал.

Он идёт вперёд, даже не дожидаясь ответа. Я бросаюсь за ним и замечаю, как краем глаза он всё-таки притормаживает, когда понимает, что я не успеваю. Его спина прямая, лицо напряжённое, будто он изо всех сил старается меня не видеть.

Мы идём по коридорам Йеля молча: я занята тем, что жадно пью воду, он — тем, что делает вид, что я для него воздух.

Он заводит меня в тот же зал, где месяц назад я застала его за тем, как он лупил голыми кулаками по боксерскому мешку. Кладёт мои вещи на скамью, сам снимает толстовку, оставаясь в чёрной майке, и подходит к мешку. Бьёт по нему ладонью, и мышцы на руке вздрагивают так красиво, что я залипаю на них на пару секунд.

— Начнём с этого.

— А я надеялась потренироваться на тебе, — кривлюсь я.

Он молчит. Не пойму, то ли я его задела, то ли день у него просто паршивый. Жестом велит подойти. Я послушно двигаюсь. Указывает на скамью.

— Мне сесть? — спрашиваю, не понимая.

— Нет. Перепрыгни её, как барьер, Хейвен.

Ну… странноватое упражнение, но ладно. Чем меньше вопросов я задаю, тем быстрее закончим. Я приседаю, отталкиваюсь и перепрыгиваю скамью. Кеды чуть скользят по поверхности, но я приземляюсь уверенно.

Разворачиваюсь к Хайдесу, гордая как слон, но он смотрит на меня с приоткрытым ртом и нахмуренными бровями. Гнев, что только что исходил от него, испарился.

— Что? — не выдерживаю. — Ты же сам сказал прыгнуть.

Он уже давится смехом.

— Хейвен, я же пошутил. Я хотел, чтобы ты села. Мне надо перемотать тебе руки и надеть перчатки.

Слова застревают у меня в горле.

— Ладно… может, я лучше сяду и больше не буду пытаться выкручиваться, — бормочу, краснея и опуская голову.

Он идёт к углу, берёт перчатки и ещё что-то, возвращается и встаёт надо мной. Несколько секунд смотрит сверху вниз.

— Не верю, что ты реально перепрыгнула скамью… — качает головой.

— Есть шанс, что ты не будешь припоминать мне это до конца жизни? Вместе с моим «эротическим сном»? — вылетают у меня слова.

Улыбка у него хитрая, кусает губу.

— Хейвен, сама знаешь ответ. Иллюзии больно рушатся.

Я вздыхаю. Он опускается на колено передо мной и протягивает ладонь. Я кладу в неё свою, и он начинает обматывать её белым тейпом. Его движения удивительно бережные, совсем не такие, каких ждёшь от парня, который бьёт мешки голыми руками. Красивые руки, изрезанные шрамами и свежими ссадинами на костяшках.

— Почему ты никогда не используешь защиту, а мне обязательно надо? — спрашиваю.

Он отпускает первую руку, берёт вторую и так же аккуратно её бинтует. Я уже думаю, что он промолчит, но вдруг:

— Потому что не хочу, чтобы ты поранилась. А на меня плевать.

Я сглатываю.

— А вот зря тебе плевать, — выдавливаю. Его перепады из «нежного» в «холодного» сводят меня с ума.

И точно — момент мягкости кончился. Он молча натягивает на меня чёрные перчатки, объясняет про вес и защиту, а я киваю, как прилежная ученица, делая вид, что понимаю.

— Теперь открой рот.

Я моргаю.

— Что?

— Рот открой, Хейвен. — В руках у него коробочка, а внутри — штуковина, которую я вижу впервые. — Капа.

Я приоткрываю губы.

— Это у тебя максимум? — приподнимает он бровь.

Я загораюсь как факел. С трудом распахиваю рот пошире, и он таки смеётся. Ставит капу на место и ладонью закрывает мне челюсть.

Отходит к мешку, показывает.

— Бей. Изо всех сил.

Ну ладно. Что может быть сложного? Я замахиваюсь правой и врезаю по мешку. Он даже не шелохнулся.

Мы оба молча смотрим на него, потом встречаемся взглядами.

— Это было самое жалкое зрелище в моей жизни. И напоминаю: я видел, как Лиам читал Афине рифмованные стихи.

Я делаю вид, что не слышу.

— Я вообще никого никогда не била. Даже не знаю, куда девать большой палец — внутрь кулака или наружу.

Он глубоко вздыхает, руки на бёдрах. Потом возвращается и снимает с меня перчатки. На этот раз я молчу — решила довериться.

Он берёт мою правую руку и складывает пальцы в кулак. Двигает большим пальцем, при этом смотрит мне прямо в глаза.

— Всегда снаружи. Если зажмёшь внутрь — вывернешь сустав и останешься без своей красивой ручки на недели.

У меня пересыхает во рту. Он поправляет палец, и когда кулак готов, не отпускает, а медленно проводит пальцами к запястью, касаясь так, будто это нежность.

— Запястье держи ровно, это важно, — продолжает. — И бей в основном вот этими костяшками, — он касается указательного и среднего пальцев. — Да, остальные тоже встретятся с целью, но первыми должны быть именно они. Поняла?

Я киваю. Говорить не могу. Его прикосновения к моим рукам — куда интимнее, чем всё, что у меня когда-либо было. В голове тут же вспыхивает тот сон о нём, смешиваясь с утренними воспоминаниями… Сердце колотится так, что готово выпрыгнуть и само кинуться к нему.

— Ты вся красная, — выводит меня из транса Хайдес. — Устала?

Я трясу головой, вырываю руку.

— Нет. Всё поняла. Давай ещё раз.

И следующие полчаса он заставляет меня снова и снова отрабатывать удары в воздух, поправляет стойку, объясняет, что сила идёт от ног. Я топчусь на месте, но всё равно получается жалко. И всё же он не злится. Каждый раз, когда я ошибаюсь, он поправляет и спокойно говорит:

— Сначала. Давай, смелее.

Он тоже наносит удары. Не по мне, разумеется. Продолжает показывать технику, указывая на мои ошибки. И только глядя, как Хайдес бьёт мешок, я по-настоящему понимаю, какая пропасть лежит между мной и им. Он двигается легко, словно невесомый, и при этом каждый удар костяшками о ткань звучит так, что внутри всё сжимается.

Не знаю, искренни ли его слова о том, что я «немного улучшилась», или это всего лишь желание побыстрее закончить тренировку.

— Ты ведь мог размазать меня в том бою, — бормочу, пока он убирает перчатки на место. — Мог свалить одним ударом, выиграть и отправить меня в больницу.

— Знаю.

— Но не сделал. Теперь я понимаю, что твои удары, какими бы сильными они ни казались, были просто… поглаживания по сравнению с тем, на что ты способен.

Хайдес оборачивается. Его руки блестят от пота в свете ламп. Он задирает майку, чтобы вытереть лицо, и перед глазами у меня — обнажённый пресс, влажный, рельефный, до боли красивый. Я уже поднимаюсь взглядом выше, к груди, когда ткань снова падает на место.

К моему разочарованию, он меняет тему и кивает на дверь за своей спиной:

— Там душевые. Можешь освежиться и переодеться. У тебя пара?

— Да. А у тебя нет? — тяну я, чувствуя, как внутри растёт неловкость. Не думала, что реально буду мыться здесь.

— Есть. Но я не пойду. — Он открывает дверь в душевые и остаётся на пороге. — Прошу.

Я хватаю рюкзак и быстро захожу. И застываю. Всего три кабинки, разделённые лишь матовыми перегородками чуть выше пояса. Косо гляжу на Хайдеса. Он тоже вошёл и уже закрывает за собой дверь. Я смотрю на него вопросительно.

Он ухмыляется:

— Если ты не заметила, пока глазела на мой пресс, я тоже вспотел. Так что да, мне нужен душ.

Я роняю рюкзак.

— Ты серьёзно? Мы что, вдвоём… здесь?

Хайдес закатывает глаза и достаёт из сумки два больших полотенца. Одно кидает в меня — падает, как плеть. Я возмущённо бурчу.

— Хейвен, это не «вместе», если мы стоим под разными душами, — парирует он, скидывая кроссовки. — Разве что ты хочешь иначе.

Я поднимаю голову. Какой бы это ни был раунд, я снова проигрываю. С ним всегда так: мы вступаем в игру, даже не называя её вслух. И я не хочу дарить ему победу.

Пожимаю плечами:

— Ладно. Раздевайся.

Повторять дважды не пришлось. Он рывком снимает майку, бросает её к ногам и смотрит прямо на меня. Я стягиваю кеды и спускаю леггинсы. Хайдес повторяет движение, а его глаза уже цепляются за мой топ.

Я улыбаюсь и, не отводя взгляда, стягиваю его через голову. Хайдес сжимает челюсть, но взгляд держит на моём лице — не опускает его к груди, обнажённой до последней детали. Точно, как тогда, на сцене.