Предатель (ЛП) - Райан Энтони

Черты его лица оставались бесстрастными, только глаза немного посуровели.

— Я не возьмусь говорить за герцогиню. Думаю, вы лучше других знаете, что она во многом женщина себе на уме.

Я и впрямь знал это, как знал и то, что смело можно было рассчитывать, что Лорайн будет действовать в своих интересах. Поскольку в прошлом она уже вступала в союз с Эвадиной, Леанора наверняка относится к ней с подозрением. А ещё Лорайн будет придерживаться типично-прагматичного взгляда на шансы в этой великой игре, и сочтёт Эвадину наиболее вероятным победителем. «Значит придётся убедить её, что цена этой победы слишком высока», решил я.

— Спокойной вам ночи, — сказал я лагерю. — Если утром будете здесь, то мы отправимся в Шейвинскую Марку. Если же нет, то примите мои благодарности и поскорее отправляйтесь как можно дальше. Мученица, за которой мы по своей глупости следовали, больше не имеет ничего общего с прощением.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Меня удивило, что остались все. Всё сборище прежних разбойников, фанатиков, керлов и бывших опозоренных лордов решило вести войну против той, кого они совсем недавно считали Воскресшей мученицей. Накануне вечером у костра я довольно долго рассказывал всё, что знал об её истинной природе, и эта задача включала в себя полный отчёт о моих днях, проведённых среди каэритов. Не знаю, поверили они, или нет. Но, как я был обязан рассказать правду Лилат, так был обязан и им. Соответственно, как бы ни было мне больно, я заставил себя признаться во всём, что происходило между мной и Эвадиной. Это неизбежно привело к одному осознанию, хотя озвучить его решилась только Джалайна, и то лишь на следующее утро, когда мы ехали по дороге.

— Так ты надеешься, что родится мальчик или девочка? — спросила она. Джалайна ехала рядом со мной, и я увидел в выражении её лица насмешку, а также некоторое осуждение, хотя оно и не было совсем уж недобрым. Однако мои мысли всё ещё слишком занимало изуродованное, безжизненное лицо Лилат, и мне было не до легкомысленного подшучивания.

— Мне не нужно, чтобы ты измеряла масштабы моей глупости, — ответил я. — Не сомневайся, мне они отлично известны.

— Ей нужно убить тебя. Я предполагаю, ты и сам это знаешь. Ты — живое свидетельство её лжи. Она не только не мученица, воскресшая или нет, но и ребёнок в её животе — не благословение Серафилей. Удивляюсь, что она до сих пор не бросила против нас все свои силы.

— Её ведёт не только страх разоблачения.

— Ты про её видения? — насмешливо буркнула Джалайна. По всей видимости, моё признание у костра её не полностью убедило. — Наверняка это просто очередное притворство.

— Слишком много раз я наблюдал, как она предвидела то, что случится, и с такой ясностью, что это не могло быть просто обманом. Её видения реальны, но исходят они не от Серафилей.

— Осторожнее. — Она немного поёрзала в седле, настороженно нахмурив лоб. — Ты начинаешь говорить, как человек, за которым я ходила от святилища к святилищу. И с тех пор поняла, что тот человек был безумен и подл, как бешеный хорёк.

— Безумен? — вздохнул я, качая головой. — Может быть. За последние дни я повидал столько, что кто угодно спятит. В каком-то смысле это даже уместно, тебе так не кажется? Безумную королеву должен свергнуть её безумный любовник.

Я оглянулся на нашу короткую колонну и увидел, что Эйн едет в хвосте на одной из запасных лошадей, которых Тайлер украл у незадачливого фермера. Её вечная жизнерадостность, которую я так хорошо знал, теперь исчезла, глаза смотрели куда-то вдаль, а лицо было мрачнее тучи.

— Она рассказала хоть что-нибудь? — спросил я Джалайну. — Об Эймонде, или о чём-то ещё?

— Двух слов не сказала с тех пор, как я её нашла. И когда я спросила об этом, она сильно расстроилась, расплакалась и всё такое. Меня это поразило, потому что Эйн так никогда себя не вела. Хотя всё ещё умеет обращаться со своим ножом.

Я посмотрел вперёд, охваченный очередным приливом вины.

— Не надо было вот так их посылать. Они же почти дети, а я заставил их изображать шпионов.

— Она не ребёнок, — настаивала Вдова. — Как бы она ни выглядела. А ты сделал свой выбор, как и все мы. Мы все много миль шли под знаменем лжемученицы. И мы сделали её королевой. Так что нам теперь её и сбрасывать. — Она помедлила, её лицо напряглось от необходимости сказать то, что я не захотел бы слушать. — А ты знаешь, что это может для неё значить. Для неё и для ребёнка, которого она носит.

«Конечно знаю!». Я сдержал резкий ответ, вместо этого закрыл рот и пустил Черностопа рысью.

— Я проверю дорогу на следующую милю, — сказал я, не оборачиваясь. — Один.

Южные стены Куравеля мы обошли на приличном расстоянии, опасаясь встретить войска, которые Эвадина могла оставить позади. Врагов на пути не встречалось, но и безлюдным он не был. К полудню мы проехали мимо тысячи оборванных, нагруженных людей, возвращавшихся в город, который всего несколько недель назад они называли домом. Большинство из них охотно убирались с нашей дороги, не зная, кому мы верны, и побаиваясь нашего оружия. Но некоторые, однако, вели себя храбрее. Этим обедневшим, голодным горожанам обычно нечего было нести, и теперь им приходилось возвращаться в единственный дом, который они знали.

— Ты! — вскричал один старик, вытянув костлявую руку и указывая на меня пальцем. — Ты же писарь! Я знаю твоё лицо, падла!

Я ничего не сказал и поехал дальше, подняв руку, чтобы остановить Тайлера, когда он повернул лошадь в сторону крикливого нищего.

— Взгляни на нас! — требовал старик, и я обнаружил, что не могу противиться его команде. Он стоял, широко раскинув руки, указывая на сутулых, измотанных людей вокруг себя. Рядом за штаны старика держался мальчик лет семи и глядел на меня широко раскрытыми, бесхитростными глазами. «Внук? Сирота пожара, не приведи мученики? Этот чудной старикашка — единственная семья, что у него осталась». — Глянь, что ты с нами сделал! — бранился пожилой охранник мальчика. — Ты и твоя сука мученица! Глянь, что ты натворил!

Я мог бы остановиться, попробовать принести любые слова раскаяния, какие только смог бы подобрать. Быть может, поделиться нашими запасами. Но запасы наши были скудны, и надо было, чтобы их хватило до Марки. А ещё я уже не видел толку в словах. Слова привели нас к этому. Мои каракули и проповеди Эвадины — слова, которые породили пламя и разорили тысячи. Так что я не остановился. Поехал дальше, и вскоре тирады старика стихли. До конца путешествия я натягивал капюшон плаща на лицо всякий раз, как показывались простолюдины.

До восточных границ Шейвинского леса мы добрались через десять дней. Прохладный воздух под огромной крышей из ветвей приносил чувство облегчения. Даже вдали от Куравеля страна была полна обездоленных людей, большинство из которых бежало на юг. Тайлер осторожно их порасспрашивал и принёс рассказы о тёмных поступках, совершённых Восходящим войском, когда оно шло навстречу с армией Алгатинетов.

— Один бедолага чуть замешкался в присяге на верность королеве, — докладывал Тайлер, — Поэтому они его повесили. Ещё много людей с располосованными от порки спинами, в основном за то, что перечили, но некоторые просто не знали писания. Ещё есть налоги королевы. Как говорят, чтобы накормить армию королевы, забрали каждую курицу, козу, корову или лошадь между Альберисом и границей Кордвайна. А также выгребли все монеты, что только можно наскрести из деревень, через которые они проходили. Думал, в Алундии было плохо, но тут совсем другая песня.

Эту полосу леса я знал довольно неплохо — банде Декина она нравилась в летние месяцы, когда росла торговля между Альберисом и Маркой. Некоторые из старых извилистых троп, которыми мы ходили в те дни, почти заросли от редкого использования, но ещё оставались проходимыми. Я решил вести нас самыми заросшими путями, рассудив, что, несмотря на вынужденные задержки, их будут меньше патрулировать. Когда Уилхем и Джалайна выразили обеспокоенность по поводу нашего, казалось бы, извилистого курса, Тайлер едко усмехнулся.