Адвокат вампира (СИ) - Комарова Елена Николаевна

– Вы имеете в виду нечто вроде кровавых пятен, навеки оставшихся на месте убийства? – предположил Джонатан. – Их пытаются оттереть и смыть, но безрезультатно… Что-то из историй о привидениях? Мне рассказывали нечто подобное в прошлом, когда я разбирал то дело в Йоркшире. Почему вы не допускаете, что портрет убрали по тривиальной причине?

– Я допускаю любую причину, даже ту, которая противоречит законам логики. Но давайте обратимся к фактам. Что нам известно о Дориане Грее? Такое, что может быть связано с художниками, картинами, живописью в целом?

– Был написан его портрет. Грею в ту пору было не более двадцати лет.

– Принимается. Произошло некое событие… назовем его событием А. И портрет, который, несомненно – судя по тому, как высоко оценивали мастерство художника, – льстит его самолюбию, исчезает из поля зрения. Исчезает ли вообще, пока неизвестно. Предположим, что портрет в целости. Далее, мой друг.

– Грей – известный ценитель искусств.

– Не думаю, что это важно для нас на данном этапе. Далее.

– Мистер Грей чрезвычайно красив, если таковой факт можно отнести к живописи.

– Красив и, как свидетельствуют очевидцы, его красота не подвластна времени. Далее.

– Спустя двадцать лет к нему в дом приходит мистер Холлуорд, написавший в свое время пресловутый портрет. Приходит и уходит. Если допустить, что свидетельства слуг – правдивы.

– К этому мы еще вернемся. Итак, сначала в дом Грея приходит художник. Можно предположить, что происходит некое событие Б, вследствие чего художник исчезает. В доме ли Грея, по дороге ли в Париж, пока не суть важно.

– А затем в дом Грея, – продолжил Джонатан, чувствуя, как некие зыбкие очертания постепенно приобретают форму и цвет, – приходит мистер Кэмпбелл. Происходит некое событие В, и после визита химик принимает решение покончить с собой.

– Именно так.

– Но причем тут портрет?

– Терпение, мой друг. Терпение. Для начала давайте я закончу рассказ об экспедиции и человеческих жертвоприношениях.

– О да, ваш рассказ произвел впечатление на Эрика.

– Эта тема всегда впечатляет. Но я об ином. Племя, которое мы изучали, было дружелюбно ровно до того момента, пока мы не нарушили один из их запретов. Знаете, что это был за запрет? Ни в коем случае не делать изображений людей. Они полагали, что изображение – и есть человек. Собственно, подобных взглядов придерживались и древние египтяне, оставлявшие в гробницах ушебти, фигурки слуг покойного, которые будут служить ему и в загробном мире, вместо того, чтобы ритуально умерщвлять самих слуг. Да, египтяне отличались настоящим гуманизмом, что не так уж часто встречалось среди древних культур. Так вот, чем точнее изображение, считали они, тем сильнее его связь с оригиналом. А у нас был очень хороший художник. – Ван Хельсинг замолчал, подперев рукой подбородок. – Мы с высот нашей культуры и цивилизации считали подобные суеверия глупостью, пока он не поплатился за свою работу жизнью. Стоит ли упоминать, что и экспедицию пришлось завершать намного раньше, чем мы планировали? Мы потеряли еще четверых при поспешном отступлении, а я получил стрелу в ногу и лишь благодаря счастливому случаю ее наконечник не был отравлен одним из чудовищных ядов, против которых бессильны были все наши знания… Такова была цена за нарушение одного-единственного табу. И сейчас я начинаю думать, что, возможно, дикари могли быть правы, а мы – ошибаться.

– Бог мой, профессор… – нахмурился Джонатан.

– Мне кажется, опираясь на догадки и предположения, можно построить своего рода теорию. Предположим, что событие А произошло, когда художник Бэзил Холлуорд, силой своего таланта или прибегнув к оккультным знаниям, создал портрет мистера Грея, такой, что стареет вместо него самого. Версия, – развел руками профессор, – ничуть не хуже любой иной. Ему сорок лет, но его лицо – лицо двадцатилетнего юноши, это я утверждаю как врач. Он не носферату, но что-то поддерживает его молодость, и вряд ли я сильно ошибусь, предположив, что это средство магическое. Красота, сохраненная в искусстве, неподвластна тлену времени…

– Тогда событие Б?..

– Холлуорд, как и любой художник на его месте, пожелал увидеть свое творение. Он уезжал в другую страну, надолго, возможно, хотел еще раз убедиться в чем-то…

– И что же случилось? – нетерпеливо спросил Джонатан. – Грей не позволил это сделать?

– Возможно. Возможно, что художник увидел то, что не должен был увидеть ни один живой человек.

– И тогда он стал… мертвым человеком? Ну, а зачем Грею понадобилась жизнь химика?

– Возможно, скрыть следы преступления. Избавиться от тела или от портрета, что, впрочем, сомнительно. Алан Кэмпбелл по какой-то причине выполнил пожелание Грея, а затем, не в силах справиться с моральными терзаниями, покончил с собой.

Ван Хельсинг немного помолчал.

– На что способен талант живописца, который, устав наблюдать за природой и копировать ее, в какой-то миг отходит прочь и создает нечто иное, но столь же подлинное? – сказал он спустя какое-то время, задумчиво крутя в руках трубку. – Картины сохраняют для нас облики людей, умерших многие века назад, и мы судим об их характерах, опираясь на мастерство художника – если он талантлив и честен, он скажет правду. И затем мы слышим истории о заключенных в картинах душах, проклятиях и жутких тайнах. Может ли сила искусства разрушить грань, разделяющую миры?

– У графа фон Виттельбурхартштауфена, отца Ауреля, была в его замке прелюбопытнейшая картинная галерея, – задумчиво произнес адвокат. – Я видел, как глаза некоторых портретов следят за мной, и готов был иногда поклясться, что они смогут и заговорить.

– Учитывая натуру нашего клиента, это вполне возможно, – мягко улыбнулся Ван Хельсинг. – Также я слышал еще одну байку, но если предположить, что в ней было зерно истины и что она может быть связана с нашим делом… Не буду утомлять вас подробностями, скажу лишь, что жил некогда один страшный человек, который отчаянно не хотел умирать. Тогда он заказал художнику свой портрет, чтобы перенести в изображение свою душу и продолжить существовать даже после телесной смерти. Тот мастер был, вероятно, не менее талантлив, чем Бэзил Холлуорд, и он создал удивительное произведение, обретшее собственную жизнь… Грей не просто играет с оккультными знаниями, он знаком с самой черной их разновидностью. Портрет – слишком ненадежное средство. И Грей хочет найти новый способ жить вечно. Иначе не затевал бы эту интригу с похищением графа…

– Мы позволяем себе слишком увлечься теориями! – запротестовал адвокат.

– Возможно, – чуть охладив свой пыл, согласился профессор. – Тем не менее, я бы поискал портрет… Вы увидитесь с мисс Адлер сегодня, Джонатан?

Молодой человек взглянул на часы.

– Да, горничным полагается свободный вечер. Мы условились о встрече. А завтра надо проведать графа Дракулу. Хочу обсудить вашу догадку с ним, в конце концов, он намного лучше разбирается в мистических тайнах. Кто бы мог подумать, что сам Дракула может стать нашим союзником!

– Полагаю, что для графа это обстоятельство стало не меньшим сюрпризом, – ответил Ван Хельсинг и добавил со смехом. – И необходимость соблюдать договор его немало тяготит.

Джонатан улыбнулся в ответ, но его улыбка померкла, когда уже на пути к выходу его взгляд упал на свежий номер газеты рядом с подносом. Замерев, адвокат вчитался – прочитанное немедленно отразилось на его лице, так что, когда спустя несколько секунд он повернулся к Ван Хельсингу, от улыбки не осталось и следа.

– Я сегодня же нанесу ему визит, – жестко сказал он и устремился вниз по лестнице.

Профессор Ван Хельсинг тоже взял газету – узнать, что же так поразило его молодого коллегу. Причину он нашел быстро: в разделе светских новостей и сплетен некий репортер в достаточно фривольном тоне описывал лондонские гастроли итальянской оперной примадонны. Концерты, аплодисменты, охапки цветов – даже в холодную лондонскую зиму – и толпы поклонников, с надеждой ожидающих хотя бы мимолетного взгляда кумира. Заканчивалась заметка кратким сообщением о том, что следующее выступление, увы, не состоится: горничная обнаружила чрезвычайно бледную примадонну без сознания и с трудом привела в чувство. Петь вечером синьора отказалась из-за внезапных болей в шее.