Жена-беглянка. Ребенок для попаданки (СИ) - Фрес Константин

Его взгляд словно говорил — да, я довольно близок к господину Ивару.

Бывал в его покоях.

И в таких тонких вещах, как благовония, понимаю.

— Благовониями можно отравить, — с нажимом произнес Лисий Хвост. — И я могу это определить по запаху. Одна неправильно звучащая нота в аромате означает смерть!

Натан в свое время не очень жаловал благовония.

В доме иногда пахло сандаловым деревом, но, скорее, это были остатки благовоний, когда-либо использовавшихся.

Ивар, стало быть, пользуется ими постоянно…

— Что ж, — усмехнулась я, поднимаясь из кресла. — Идем, посмотрим, что там за подарок.

Благовония были запечатаны в пакет, но даже сквозь него благоухали на всю комнату.

— Пахнет как будто бы розами, — сказал Гийом, потянув носом воздух.

— Больно ты много понимаешь, — огрызнулся Хвост. — Даже если и розами, то не садовыми.

Я была согласна.

В этом чудесном аромате будто соткался миллион запахов цветков, сочный запах розового масла, смешанный с ароматом конфет, сладостей, спелых сладких фруктов, нагретых на солнце, и с терпкой древесной ноткой.

У меня закружилась голова, по коже пробежал приятный холодок.

Меня словно с головой окунули в чистое блаженство, и я ощутила желание еще и еще вдыхать этот аромат.

Лисий Хвост осторожно вскрыл пакет, словно там была ядовитая змея.

Но предосторожности его были излишни: благовония, что там лежали, были совершенно безобидны.

Помимо маленькой деревянной шкатулочки, наполненной черным ароматным веществом, похожим на мокрый песок, в пакете была крохотная бронзовая жаровня и мерная ложка, тоже из бронзы.

И письмо — его Лисий Хвост подал мне резко, словно хотел не в руки дать, а в окно вышвырнуть.

Конверт и письменная бумага тоже пропахли шоколадом, кофе, сандалом и солнцем.

Ее даже в руках держать было приятно, не то, что читать.

«Дорогая Вероника, — гласило послание Робера. — Поздравляю вас с приобретением не только титула, но и прекрасного дома. Он поистине вас достоин. Благородной и прекрасной госпоже нужно жить только в этих стенах. И, как каждая благородная и богатая госпожа, вы достойны вдыхать самые прекрасные и дорогие ароматы на свете».

На сердце моем стало тепло.

Этот знак внимания, такой небольшой, но драгоценный, изысканный и очень дорогой, и льстил мне, и был очень дорог.

Благовония стоили очень дорого.

Особенно такие сладкие.

Как хорошие духи, если, конечно, духи покупать целыми ведрами.

— Хороший запах, — одобрил Гийом со свойственной ему простотой.

— Хороший? Да он прекрасный! — с восторгом воскликнула я, когда Лисий Хвост насыпал немного порошка в курительницу и поджег.

Поплыл белый ароматный дым, совсем не пахнущий жженым.

От него на голову мою опустился покой, я опустилась в кресло у туалетного столика и расслабилась.

Кажется, даже боль в боку прошла.

Лисий Хвост кивнул.

— Годится, — проворчал он. — Успокоительный и расслабляющий аромат. Действительно нужная вещь. Однако, что с родственничками вашими делать? Эти люди и через ограду полезут.

— Городской охране на них нажаловаться, — кровожадно ответил Гийом. — Пусть прищучат этого хлыща и припалят ему пятки!

— Этот скользкий червь забьется в какую-нибудь норку, — заметил Лисий Хвост. — Городской охране только и есть дело, что искать его! Пока они соберутся, он натворит еще гадостей.

— Можно, конечно, запросить Черную Стражу у короля, но даст ли он… — задумчиво пробормотал Гийом, почесав ухо.

— Что за Черная Стража? — удивилась я.

— Особо важным господам, любимым королем, даются магические охранники, — вкрадчиво сказал Лисий Хвост. — Вы не слышали, госпожа? Их не видно, и как будто бы их и вовсе нет. Но стоит кому-то замыслить недоброе…

— Вам следовало бы попросить эту защиту у короля, — кивнул Гийом.

Глава 54

Макса, разумеется, не нашли.

На это требовалось время. А у него были деньги; так что он хорошенько спрятался.

Мать, к которой явились с обыском, только хныкала и твердила, что она ни в чем не виновата.

— Всего-то хотела призвать дочь к почтению и послушанию, — кудахтала она, хлопая глазами. — Что в том плохого?

— Дочь или графиню Рубин? — сурово сопел страж порядка. — Графиня — не тот человек, которым вы могли командовать, сударыня.

— Кто ж знал, что она получила титул графини? Я думала — она несчастное брошенное дитя. Герцог больше не желал видеть ее своей женой! Я и пришла взять ее под свое крыло! Хотела, чтоб она повинилась немного передо мной, и… эх!

— Не знали, что ваша дочь стала графиней? Видно, не часто вы видитесь!

— Где же часто! — отмахнулась мать. — Она из высшего сословия теперь, а я… Так, пыль из-под ног. Я и говорю — дети вырастают, становятся важными птицами и забывают своих старых, больных, бедных родителей.

Она заливалась слезами, нарочно выставляя переломанные руки перед собой, чтобы их было получше видно.

— Досчь мне это продемонстрировала в полной мере, — всхлипывая и поджимая с обидой губы, ответила мать. — Избила, переломала руки. Дети растут такими неблагодарными! — прошептала она голосом, преисполненным горя.

По ее лицу полились слезы, скорее, от злости, досады и бессилия, чем от боли.

И доверие к себе она честно выплакала.

Результатами поисков я осталась недовольна.

Значит, все ж придется идти к королю за защитой!

Но это тоже оказалось не так-то просто.

В прошлый раз меня и одел, и привел на прием Робер. Сама я ко двору не была приглашена. И сейчас меня никто во дворец не звал. В очередной раз Робера просить? Неудобно.

Я составила письмо, наверное, слишком неумелое и наивное, прося короля о внимании. Но, кажется, он его не удосужился даже прочесть.

Вместо него мне ответил один из его приближенных слуг.

«Весь месяц Его Величества расписан на встречи с интересными поданными. Чем вы можете развлечь короля, отчего он должен отказать в аудиенции другим?».

Что я могла предложить королю?

Нужно, чтоб король услышал обо мне и снова заинтересовался.

Но что король может услышать о женщине, которая сидит дома, воспитывает братьев и сестер и ожидает ребенка?..

Пока я обдумывала это, на мою голову свалилась еще одна нежданная беда.

В очередной раз привезя добычу камней домой, я призвала домой оценщика.

Как раз были добыты прекрасные камни. Пожалуй, лучшие из всех.

Почти все безупречно прозрачные, как стекло, ярко-алого цвета. Крупные и красивые, даже не обработанные.

— Голубиная кровь, — пробормотал оценщик, кривя губы и рассматривая похожие на капли артериальной яркой крови рубины.

— Что это значит? — сбитая с толку его брезгливо скорченной физиономией, спросила я.

— Самый дорогой сорт камней, — ответил тот, все с такой же кислой миной. — Раньше, кажется, такие камни украшали только короны королей.

— О! — пробормотала я, разволновавшись.

Это было приятное волнение.

Но оценщик поспешил испортить мне все настроение и планы, связанные с этими камнями.

Первая же выписанная бумага с ценой на самый крупный камень повергла меня в шок.

— Что это такое?! — выдохнула я, схватив недописанный документ. — Вы сказали — камни редкие и дорогие! Так что за цену вы тут пишете?! Это же сущие гроши!

Оценщик с ненавистью посмотрел на меня.

— Я зна-аю, — протянул он премерзким, скрипучим и липким голосом, — что камней много. Очень много. Я лично все осматривал и оценивал. Поэтому никто вам цену за них не даст. То, чего много, всегда дешево.

— Но на рынке камней нет! — выкрикнула я.

Неужто Робер меня обманул? Неужели стал продавать?..

— Нет, — согласился оценщик с мерзкой ухмылкой. — Но скоро будут, не так ли? Полгода — и они хлынут рекой. Масштаб добычи я уже поведал особо интересующимся. Господин казначей не спасет вас, — хихикнул он, дав мне понять, что знает, куда я продаю камни. — Он не купит дороже, чем указано в документах. Ну, может быть, с десяток камней, чтоб сделать вам приятно. Из своих средств. Но не более. Деньгами короля он не станет оплачивать ваши стекляшки. Так что лучше вам все продать мне, сегодня же — по предложенной мною цене.