Громов: Хозяин теней 4 (СИ) - Демина Карина

Документы иного мира.

Не спалось.

Нет, я не боялся нападения. Почему-то был уверен, что всё произойдёт не ночью. А ещё, что пойдёт не по плану. Может, потому что в жизни всегда и всё идёт не по плану. И теперь вот перебирал в голове варианты, пытаясь понять, как они будут действовать.

Тут ведь полиция.

Казаки.

Солдаты опять же.

Нет, напрямую, дурниной, не полезут. Взрывчатка? Уже взрывали. Да и досматривают грузы на совесть. Вон, вчера дрова едва ли не поштучно перебрали, искали внутри динамитные шашки. Корзины тоже разбирают. Мыло. Бельё. И напряжение растёт.

Прямо чувствую его.

Кожей чувствую.

И не один я. Метелька вон тоже в кровати сел, сгорбился, подперев подбородок кулаком.

— Разбудил? — бросил он, заметив, что и я не сплю.

— Не. Сам… кажись, спать больше не хочется. Тут только и делаешь, что жрёшь да спишь, — я подавил зевок. Оно и правда. Больничный режим расслаблял. И если поначалу это было хорошо, потому что передышка нам требовалась и требовалась отчаянно, то теперь я начал уставать от безделья. — А ты чего?

— Да… не знаю. Ворон этот. Взбаламутил. Он же ж правду говорит… там, если так-то, ничего не менялось… и да, отец всё думал, как бы землицы побольше прибрать, но как побольше, когда всё вот так вот, а? И даже если взять, то с нею ж управляться надо. Сама не вспашет и не засеет, а мы на большее тоже не потянем. Мы ж неплохо жили, Савка. Не сказать, чтоб прямо вот богато, но… по весне кору не грызли.

Наверное, это вполне даже достижение.

— И обувка у малых имелась. Мне он даже сапоги обещали справить, — Метелька шмыгнул носом. — А староста ходил по дворам, предлагал маслобойню поставить, чтоб такую, большую, которая сама масло месит. И тогда уж маслом торговать. У него на механическую денег не хватало, а вот если б общиною, можно было б ссуду взять. В банке. Общинникам выдавали. И думаешь, нашёл кого? Побоялись. А вдруг не выйдет? А вдруг масло не получится? Вдруг, даже если и получится, его не купит никто. Денег… он тогда нашёл какого-то купца и на пару поставил. Стал молоко скупать. Вроде и всем хорошо…

— Но стали возмущаться, что он богатеет, а их обирает?

— Точно. Он тогда предложил сотворить кооперацию. Стадо поширить, быка прикупить, чтоб одного, на деревню. И коров хороших, рыжих, чтоб, значит, молоко жирное. Тогда уж кумекать стали.[2]

— Но?

— Не успели.

Сказано это было тихо и с горечью.

— Думаешь, было б иначе?

— Не знаю, Сав… он ведь где-то прав. Так?

— Так.

— Вместе ж проще… артельщики вон вместе. И на промысел ходят, и так-то… но да, и ты прав, что они то ругаются, то делятся.

— То обиды копят. Тут всё сложно, Метелька… слушай, а ты не обижаешься, что не по имени-то зову?

— Да не. Мне так привычней…

— А Метелька с чего?

— Да… как-то повелось. Это у вас, благородных, с малых лет по имени. А у нас прозвища приняты. Имя-то… мало ли, какая нечисть услышит.

Ещё одно суеверие. Но нет ничего крепче суеверий.

— Так думаешь, не получится? Как Ворон говорил? Чтоб людей собрать и одним хозяйством? Оно ж так и рук рабочих поболей, и с деньгами попроще, потому что наши, даже если б не случилось беды, они б долго разговоры говорили да рядились. А так вот…

— Что-то получится. Но скажи, что будет, если, скажем, в твою деревню пришёл бы человек и велел бы всю скотину в общее стадо отдать. Ну вот как Ворон предлагал, чтоб все вместе заботились. Отдал бы кто?

Метелька хмыкнул.

— Доброй волей?

— Вот… уже понимаешь, что доброй воли нет. И не будет. Какие листовки не пиши, а народ со своим не расстанется. А если б он сказал, что тех, кто скотину не отдаст, расстреляют?

— За что?

— За то, что не отдают.

— Скажешь тоже… это ж их скотина!

— Так нет больше частной собственности. И выходит, что не их.

— Ну… не, бред.

Если бы.

— Но если так-то… мамка бы точно велела забить. Если всё одно отберут, то хоть бы мясо осталось.[3] Ну, чутка осталось бы…

— Чутка. Надолго его не хватило бы. Идём дальше. Земля также стала бы общей. И работали бы на ней сообща, да, но… смотри, если не твоё, то и распорядиться ты не можешь. Скажем, зерно продавать пойдёшь не на рынок, а только государству. И за ту цену, что оно поставит. Даже если тебе не выгодно. И даже не ты пойдёшь, а этот вот… колхоз.

— Кто?

— Коллективное хозяйство. Колхоз. Председатель его. Главный. Вроде старосты. Вот он продаст. Потом заплатит налоги, купит там чего сочтёт нужным, потому что ж и техника нужна, и топливо, и обслуживать. Ну и отложить надобно. Урожай-то раз в год, а жить придётся целый. И вот что останется, то и разделит на всех работавших. Думаешь, много выйдет?

Метелька ничего не ответил.

А я… когда там Профессор рассказывал про это вот всё… продразвёрстка, талоны, расстрел мешочников, враги народа… это всё казалось далёким.

Страшной сказкой истории.

А вот теперь я прямо шкурой близость этой сказки ощущал.

— А добавь ещё идеи этого придурка про иждивенцев. Кто в них попадёт?

Дети и старики. Я знаю ответ. И Метелька знает. Кривится, смотрит в окно.

— Да и потом… как думаешь, в чьих руках окажется вся власть? И скажи, что ты веришь, что этот человек действительно будет порядочным? Точнее все они, те, кто должен будут следить, чтобы земля обрабатывалась, скотина росла и плодилась, да и в целом-то… все будут честными и за народ радеть, а не за свою выгоду.

Что ещё я знал о том времени?

Только то, что рассказывал Профессор. Надеюсь, Ленка и его не обошла. Я ей говорил, чтоб помогла, если вдруг… она толковая. Да и он тоже.

Так что знаю не так и мало, что самого удивляет.

Трудодни.

И закон «о колосках».[4]

И паспорта. Точнее их отсутствие, которое фактически привязывало людей к земле.[5]

Хотя, если так, я должен буду рассказать и о другом. О всеобщем образовании и школах, что для взрослых, что для детей. О медицине, которая тоже для всех и бесплатная. О возможностях, а они были, пусть я и застал то время краем, но…

О войне. Она тоже была. И возможно, иная страна не выстояла бы. Не справилась бы. Но… как он говорил? История — это то, что случилось. А здесь, в здешнем мире, она пока не случилась.

— Сав, но тогда как? Что делать… где правда?

Сам бы не отказался понять.

— Не знаю, — ответил я честно. — Но… не там, Метелька. Не там.

Они и вправду не стали нападать ночью.

Это да, это было бы глупо, потому что ночью охрана усиливалась. И я даже видел далёкие огоньки фонарей — по окружавшему госпиталь саду бродили патрули. Налет и вовсе выглядел бы глупо. Слишком много здесь собралось вооруженных людей. А ещё большее количество находилось поблизости. Нет, точно я не знал, но на месте Карпа Евстратовича подтянул бы пару десятков жандармских.

Или сразу военных.

А потому в лоб попёр бы только дурак. Господа революционеры дураками не были.

Первой встрепенулась Тьма. И за нею тотчас Призрак. Эта парочка гуляла по госпиталю, вычищая его от мелких тварей. Раз уж я обещал. Да и Мишка вон каждый день заглядывал. И его тень, поглощая полупереваренные остатки тварей, потихоньку становилась плотнее.

Хотя всё одно выглядела комком тумана.

Главное, что не это. Главное, что Тьма резко отвернулась от щели, в которую нырнула мелкая тварюшка, а потом и вовсе отскочила, разом теряя интерес и к щели, и к твари.

Заклекотал Призрак.

— Готовимся, — сказал я, садясь на кровати. И придремавший было Метелька — а тут и вправду можно было только есть, спать и читать учебник латинской грамматики, принесённый заботливою моей сестрицей.

Ладно, был ещё французского языка.

И геральдики.

Но это ж мелочи.

— Чего? — Метелька книгу с живота снял и под кровать положил аккуратно.

— Того. Что-то сейчас начнётся.

Людей в госпитале сегодня было особенно много. То ли праздник какой, то ли выходной, то ли ещё что. Но вот с самого утра шли и шли.