Башни Латераны (СИ) - Хонихоев Виталий

Она подняла руку к шее, коснулась кристалла. Оберег Ясного Разума, который она купила сразу после того случая в столице. Он был тёплым. Почти горячим. Слабое голубое свечение пульсировало под её пальцами — ровно, мерно, как сердцебиение. Ментальный щит. Постоянно активный, постоянно жадно поедающий ману. И если ты истратилась на огненный шары по наступающим войскам — напоминающий о себе головной болью, усталостью, тошнотой. По-хорошему ей стоило бы перестать подпитывать кристалл своей маной, дать себе время чтобы восстановиться, но… она не могла.

Постоянный ментальный щит… звучит как паранойя. Слишком много энергии впустую. Она была бы намного эффективнее как маг, у нее было бы больше энергии, в ее заклинаниях — больше жара, мощи, убойной силы… но она не могла заставить себя снять этот щит.

Элеонора сжала кристалл в ладони.

— Никогда больше, — прошептала она хрипло. — Никто и никогда больше не залезет мне в голову.

За спиной Мессер пошевелился, что-то пробормотал во сне, но не проснулся. Элеонора посмотрела на него через плечо, отметила, что командир кавалерийской роты головорезов «Алые Клинки» во сне выглядит донельзя милым. Вздохнула, отпустила кристалл. Подошла к окну, посмотрела на спящий город. Открыла пузырек с эссенцией звездоцвета, выпила, поморщилась от горького привкуса. Выдохнула, поставила пустой пузырек на подоконник. Минута-две и ей станет легче, боль пройдет, мана вновь наполнит ее каналы, это ее ошибка, слишком много затрат маны днем, а вечером она уснула, не выпив зелья, вот ее и «пересушило». Хорошо, что проснулась, а то есть некоторые маги, которые не чувствуют истощения каналов… если такое тебя накроет ночью, то можно из строя на пару месяцев выйти, а то и вовсе — откатиться в прогрессе на круг.

Она посмотрела в окно, сперва — вверх, на полную луну в небе. Потом — вниз, на город. Вардоса лежала в темноте, тихая, затаившаяся. На стенах горели редкие факелы. За стенами, в лагере Арнульфа, тоже было темно. Мерцали в ночи сторожевые костры и факелы. Она перевела взгляд на участок стены, где сегодня днем они отбили атаку наступающих воинов. Вспомнила как некоторые даже сумели перебраться через зубцы на стене. Вспомнила как на стене появилась Безымянная, смазанная тень в серебристых доспехах и с боевым молотом в руках. Страшные, глухие удары. Звон стали о сталь, искры во все стороны. Минута, может две — и на стене больше нет черно-желтых, они сброшены вниз, они отступают.

Элеонора прижала пальцы к вискам. Боль пульсировала в голове. Надо отвлечься, подумала она, нельзя фокусироваться на боли, будет еще хуже. Лучше подумать о Безымянной, например. О ее загадке. Слишком много странностей в этой девушке. Слишком много вопросов. Официально она была паладином Ордена Южного Креста, принёсшей обет молчания. Но Элеонора была не дурой. Она читала отчёты, слушала слухи, наблюдала.

И кое-что знала.

О том, что перед самой осадой умерла Алисия, дочь главы Малой Торговой Гильдии — она знала лучше прочих, в конце концов Алисия была ее ученицей. Одной из лучших. Подающая надежды, всегда готовая впитывать новые знания, всегда встречающая людей с улыбкой, дружелюбная и светлая как утреннее солнышко. Она всегда была центром притяжения для других студентов, казалось, что все ее любили. Элеонора поморщилась вновь, но не от боли в висках, а от воспоминаний о первом штурме, когда погибли пятеро ее студентов. Могла ли она что-то изменить? Наверное могла. Если совсем честно, то смерть ее учеников в бою — ее личный провал как наставника. Она уже участвовала в войнах, магикус Третьего Круга, Школа Огня — такие нарасхват. Она видела лица умирающих людей — и тех, кто стоял на ее стороне и тех, кто был против. Как и Мессер она понимала жестокую реальность о том, что на войне люди умирают. Не те кто этого заслуживает и даже не те, кто не умеет сражаться. На войне умирают все. Молодые, старые, умелые и неумехи, мужчины и женщины. Все, кому не повезло оказаться не в том месте не в то время.

Она помотала головой, отгоняя воспоминания. Безымянная — подумала она, никакая она не Безымянная. Мало кто видел ее так близко, но Элеонора стояла рядом с ней на стене, а потому заметила выбивающиеся из-под шлема огненно-рыжие волосы. Кроме того, этот парнишка рядом с ней, якобы оруженосец, это же Леонард Штилл, тоже один из бывших учеников Академии, ушедший прямо перед осадой. Совпадение? Уже два совпадения. Даже три. Умирает Алисия Линдберг, говорят, что покончила с собой из-за беременности. Это раз. До этого Леонард Штилл уходит из Академии. Два. И наконец три — появляется Безымянная. Молодая, с огненно-рыжими волосами. Она подозревала: Безымянная — это Алисия. Поднятая из мёртвых. Некромантия.

Элеонора знала теорию. Поднятые мертвецы — это пустые оболочки, управляемые волей некроманта. Они не чувствуют боли, не устают, не спят. Выполняют команды механически, без эмоций, без воли.

Безымянная подходила под описание. Почти.

Но было одно «но».

Элеонора чувствовала в ней жизнь. Слабую искорку, тлеющую, как угли под пеплом. Но живую. Она специально сблизилась с Безымянной и ее «оруженосцем» — чтобы подтвердить или опровергнуть свои подозрения. А в результате — запуталась еще больше. Ведь поднятые мертвецы себя так не ведут. Они не кивают. Не гладят кошек. Не фокусируют взгляд на людях, пусть и на мгновение.

Безымянная делала всё это. Редко. Но делала.

И это не укладывалось в теорию. Элеонора перебрала десятки вариантов. Может, проклятие? Может, ментальная магия? Может, какой-то гибрид некромантии и чего-то ещё?

Она не знала.

Но хотела узнать.

Потому и ходила на стену. Потому и заходила в гости к Лео. Наблюдала, спрашивала, изучала.

И молчала. Она никому не рассказывала о своих подозрениях. Ни Мессеру, ни капитану стражи, ни магистрату. Потому что городу нужна была Безымянная и подозрения в некромантии могли бы сломать веру горожан и защитников города. Однако это не значит, что она будет молчать вечно. Алисия Линдберг была ее ученицей и если ее подозрения верны, то она сделает все что нужно чтобы некромант понес ответственность за осквернение тела. За то, что посмел потревожить покой ушедшей.

За спиной послышался шорох. Элеонора обернулась. Мессер сел на кровати, потянулся, зевнул. Посмотрел на неё сонными глазами и почесал подбородок, где курчавилась небольшая бородка.

— Не спится?

Элеонора улыбнулась ему: — Голова болит. Перенапряглась вчера на стене. Ну и… щит.

Мессер кивнул. Он знал о щите. Не спрашивал почему — просто принимал как факт. Наверное, подозревал что-то, но не лез в душу. Она не лезла к нему в душу, не спрашивала почему он боится тесных коридоров и замкнутых пространств, а он — не лез к ней. Простые и понятные правила, установленные без слов двумя людьми, которые повидали жизнь и знают почем фунт лиха. Может быть так. А может быть — они просто слишком хорошо понимают друг друга. Если она хотела бы узнать — она могла бы предположить почему славный капитан Мессер, командир роты лихих головорезов так боится оказаться в тесном помещении. Шрамы на его запястьях… следы от металла. То, как он щурится порой на свет… люди, которые побывали в каменных мешках ведут себя так же. И он… он тоже мог бы сказать почему она так боится магии Мораны, ментальной магии. В отличие от кандалов эта магия не оставляет следов на запястьях, только в душе…

— Ложись. Ещё пара часов до рассвета. — голос Мессера. Тихий, успокаивающий.

— Не усну. Слишком много мыслей. — ответила она. Мессер встал, накинул штаны, подошёл к ней. Обнял сзади, положил подбородок ей на макушку.

— О чём думаешь? — спросил он тихим голосом. Элеонора помолчала. Повела плечом, прижимаясь к нему.

— Ни о чем. — соврала она. Разговаривать не хотелось. Хотелось помолчать.

— Мы выстоим, — сказал Мессер уверенно: — припасов хватает, стены крепки, а эта Безымянная Дейна наводит на солдат врага ужас. Я уверен, что Освальд фон Эйхенвальд уже идет к нам на помощь. Гартман Благочестивый может быть не такой уж и военный гений как Арнульф, но уж в интригах двора он как рыба в воде, оставить Вардосу на растерзание Арнульфа значит дать ему преимущество. И даже если сам Гартман этого не понимает, то Освальд понимает точно, а род Эйхенвальд сейчас очень влиятелен в столице. Третья ударная армия идет сюда, я уверен. Может даже завтра на горизонте появятся алые стяги с серебряной мантикорой, и тяжелая кавалерия пойдет в атаку громовой поступью от которой дрожит земля… ты когда-нибудь видела атаку тяжелой рыцарской конницы? Какая красота! Какое вдохновение!