Винляндия - Пинчон Томас Рагглз

=♦=♦=♦=

То был многолетний роман, по меньшей мере столь же стойкий, как у Силвестра и Чирички [22]. Хотя Эктор время от времени, может, и желал бы Зойду какого-нибудь мультяшного изничтожения, с самой зари их знакомства он понимал, что Зойд – такой предмет воздыханий, который он с наименьшей вероятностью когда-нибудь сцапает. Не то чтоб он приписывал Зойду некую нравственную целостность в противостоянии себе. Отнюдь, он считал, что все дело тут в упрямстве плюс злоупотреблении наркотиками, непреходящих умственных проблемах и робости, возможно – просто-напросто в недостатке воображения касаемо верных масштабов любой сделки в жизни, про наркотики или не про них. И хотя вербовкой Зойда нынче Эктор уже не был так одержим – этот кризис у них уже давно миновал, – ему все равно, из соображений, которых не мог поименовать, нравилось то и дело объявляться, желательно – без предупреждения.

Впервые в жизни Зойда он возник вскоре после того, как Рейгана избрали губернатором Калифорнии. Зойд жил тогда на юге, делил в Гордита-Пляже дом с элементами сёрф-группы, где еще с неполной средней школы играл на клавишных, «Корвэров», вместе с друзьями более и менее бродячего толка. Дом был до того стар, что никакие термитные клаузулы выполнять не требовалось, на нарушения кодекса махнули рукой, положившись на теорию, что следующее же явление природы умеренной мощности это здание прикончит. Но поскольку возвели его в ту эпоху, когда всё проектировали с запасом прочности, дом оказался крепче, нежели выглядел, старую штукатурку у него поело, и обнажились слои покраски различными пастельными оттенками пляжных городков, разъеденные солью и нефтехимическими туманами, что летом натекали на берег, взбирались по песчаным склонам, проползали мимо Сепульведы, часто и по тогда еще не возделанным полям, и обертывали собой и Магистраль Сан-Диего. Тут же долгая закрытая веранда выходила на пролеты крыш, лестницами спускавшихся к пляжу. Доступ с улицы осуществлялся посредством голландской двери, чья раскрытая верхняя половина в давний вечер обрамила Эктора в тертой кожаной шляпе с широкими полями, он щурился сквозь темные очки, а ниже плыл кролем темнеющий Тихий океан с бледными гребешками. На улице, втиснувшись почти на все переднее сиденье автопаркового «плимута», дожидался тогдашний напарник Эктора, серьезно негабаритный полевой агент Мелроуз Дуд. Зойд, коему в аккурат свезло открыть на стук Эктора, стоял и пытался сообразить, о чем ему толкует эта личность в шляпе изгоя и с легавыми бачками.

Несколько погодя из кухни к ним вынесло лидер-гитариста и певца «Корвэров» Скотта Хруста, он оперся о дверной косяк, поигрывая волосьями.

– Может, позже, – приветствовал его Эктор, – вы б растольковали тут все этому своему дружбану, птушта я даже не знаю, догналь он или нет…

– ¿Qué? – остроумно ответствовал Скотт. – No hablо inglés [23].

– Ишь ты. – Парадно-входная улыбка Эктора натянулась. – Наверно, мне напарника не мешает позвать. Видите, вон в машине? Пока не встанет, не скажешь, но он такой здоровый, что его из машины и звать никому не хочется, птушта только выйдет, врубитесь, обратно всунуть его не всегда льегко.

– На Скотта забейте, – Зойд поспешно, – он сёрфер – прощай, Скотт, – несколько лет назад немножко не поделил с кое-какими, мнэ, юными господами мексиканского происхождения, поэтому иногда…

– На парковке «Тако-Беллья» в Эрмосе, еще бы, памятная череда вечеров, весьма просльявленная в фолькльёре моего народа, – то еще в первые дни подражаний Рикардо Монтальбану [24], кои за годы станут отточенней.

– Пришли отмстить?

– Умольяю. Прос-стите. – Эктор, извлекая из внутреннего кармана, а заодно открыв досужий вид на служебный.38-й в кобуре под мышкой, свои федеральные полномочия в изрядно выделанном и легко распахивающемся кожаном футляре.

– Тут ни у кого ничего федерального. – Зойд вполне убежден.

Ван Метр, в те дни щеголявший еще профилем, требовавшим по меньшей мере задержания и обыска, вбежал, хмурясь.

– Чего это Скотт? только что слинял задами.

– Вообще-то, я тут, – пояснял Эктор, – насчет наркотиков.

– Слава богу! – возопил Ван Метр, – сколько недель уже, мы думали, никогда больше не срастим! о да, это чудо, – Зойд, неистово его пиная, – тебя кто прислал, ты тот чувак, который знает Леона?

Федерале показал зубы, развлекаясь.

– Субъект, на которого вы ссыльяетесь, временно пребывает под надзором, хотя наверняка совсем уж вскоре вернется на свое привычное место под Гордитским пирсом.

– Аааааа… – завелся Ван Метр.

– Нет, нет, дружочек, но в точности такие подкрепляющие детальки мы так высоко ценим, – выхватывая, как фокусник, хрустящую пятидолларовую банкноту, полчека мексиканской коммерческой в те дни, из-за уха Вана Метра. – И всегда найдется еще, и много, в нашем подотчетном авансовом фонде на доброкачественный продукт. За чепуховые выдумки, конечно, мы не пльятим ничего, а со временем нас и досада берет.

Та роковая пятерка была не последней выплатой по Черпанию Сведений в районе. В те годы в окру́ге ошивалось столько федеральных агентов, что, если тебя заметали в районе Южного залива, напороться на местного Дядю шансов было меньше, чем на какого-нибудь федерала. Все пляжные городки плюс Торранс, Хоторн и большая Уолтерия участвовали в каком-то грандиозном пилотном проекте, финансируемом неистощимыми миллионами налогоплательщиков, и соответствующие ломти оседали в антинаркотических структурах на всех уровнях госуправления. Зойд-то лично уж точняк сознательно никогда не прикарманивал никаких денег Эктора за ЧС, однако вполне продолжал поедать бакалею, жечь топливо и курить дурь, которые на них приобретали остальные. Время от времени его обводили вокруг пальца с каким-нибудь мелким приобретением дури, базилик в термозапечатанном пакетике, крошечный пузырек «Бисквика» (ага, бормотал он, по-прежнему совершаем глупые ошибки, а у вас как?), и его сильно подмывало, иногда целыми днями, сдать сбытчика Эктору. Но всегда находились убедительные причины этого не делать: выходило, что один – четкий чувак, которому деньги нужны, другой – дальний родич со Среднего Запада или маньяк-убийца, который отомстит, и прочая. Всякий раз, когда Зойд на этих людей не доносил, Эктор свирепел. «Думаешь, ты их защитиль? Они ж тебя просто опять наебут». В голосе его скрежетало раздражение, все в этом гордитском задании блядь только раздражало, все эти одинаковые на вид пляжные хазы уже сливались воедино, в результате лишь выше крыши перепутанных адресов, раннеутренних шмонов невиновных, незадержаний беглецов, которые и через улочку просто могли смыться, либо вниз по какой-нибудь лестнице общего пользования. Расклады ярусов на склонах, переулков, углов и крыш творили топографию касбы, где легко можно быстро затеряться, такую местность, где партизанские навыки загуменщиков стоили дороже любой твердости характера, архитектурную разновидность неопределенности, иллюзию, которая, должно быть, до того завладела всей его карьерой, что его вообще сюда отрядили.

– В те поры ситуации, – долбил в одну точку Зойд, все эти годы спустя, – отношения, в том доме еще как запутывались, с более, а также менее временными любовными партнерами и сотоварищами по сексу, вечно какая-то ревность и мстя творится, плюс сбытчики веществ и их посредники, да и агенты, считавшие, будто они под прикрытием и сейчас их цапнут, пара-трешка политических в бегах от той-иной юрисдикции, тусня туда-сюда в немалой мере – вот что там было, не гря уж о том, что себя ведешь так, словно это все твой персональный «Безопасный способ» [25] с дятлами, кого-хочешь-выбирай, налетай, мы 24 часа открыты.

Они сидели за столиком в глубине ресторана «Винляндских рядов», Зойд, после многого недосыпа, решив, что в конце концов объявится. Заказал он «Натуральную Энчиладу Особую», а Эктор – суп дня, протертый цукини, и вегетарианскую тостаду, по прибытии коей принялся разбирать ее на кусочки и собирать вновь в несколько ином виде, определить который Зойд не сумел, однако для Эктора в нем, похоже, был смысл.