Ворон, каркни на счастье (СИ) - Разумовская Анастасия

— Ты же не хочешь сказать, что это мне? — больным от осознания голосом спросила она.

Вместо ответа Эйдэн лишь крепче прижал её к себе. Элис порывисто прижалась к его груди, зарылась лицом в куртку.

— Нет.

Ворон молчал.

— Нет, — упрямо повторила Элис. — Нет, нет, это невозможно! Это глупо, это… Почему мне?

Она отстранилась и возмущённо, протестующе заглянула в его глаза, так, словно решение зависело от него. Вскочила и попятилась:

— Нет!

Споткнулась, упала. Села, подобрав ноги, и снова уставилась в его лицо. Её губы прыгали. Эйдэн молчал, понимая, что ей нужно время. Элис зажмурилась и затрясла головой.

— Я не могу быть псом бездны. Это исключено! Он сказал «он должен это принять», но я не он, а женщины псами бездны не бывают. Никто же не говорит: «собака бездны», да? Правда же? Я просто отдам эту магию кому-нибудь…

Распахнула глаза и в них засияла надежда:

— Давай тебе? Ты же… ты…

И покраснела. Эйдэн рассмеялся.

— Идём, — встал и протянул ей руку. — Хворост быстро сгорает.

Она доверчиво вложила пальцы в его ладонь, и мужчина помог ей подняться.

— Ты знаешь, что с этим делать? — всё с той же робкой надеждой спросила она.

Эйдэн засвистел. Помолчал, пока к ним из темноты не выбежал взбудораженный конь. Посадил Элис на холку, запрыгнул позади, обнял и ударил шенкелями по вспотевшим бокам скакуна.

— Знаю. Принять. Не сразу. Сразу тяжело.

— Почему мне? — снова спросила девушка, но уже устало и подавленно.

— Дезирэ от кого-то прятал её. Тот, кто искал, не мог приблизиться к тебе. Или, может, не мог догадаца. И я бы не догадался. Псом бездны мог быть кто угодно, но не ты. Ты была последней, на кого можно было подумать. Поэтому Дезирэ и отдал магию тебе. Элис, так полуцилось, ты в этом не виновата, и ты это не выбирала, но теперь ты — надежда этого мира. Ты оцень добрая. Это ведь ты разбудила Аврору? Верно?

— Нет.

— Не Арман. Это тоцно. Не он. Арман хороший, но не такой. Элис, это сделала ты. И ты — пёс бездны. Если ты примешь это, если возьмёшь себе эту силу, то сможешь отдать мне ту, другую. И мы победим Великое ницто. И остановим разрушение мира.

— Нет, — прошептала она, — нет.

Эйдэн не стал возражать. Они скакали неторопливой рысью, и звёзды освещали степь — луну скрыла рваная туча.

— Как ты догадался, что это я? — пропищала Элис жалобно.

— Потому цто любая бы ударила меня, когда я угрожал. Нетвёрдо, может быть, не насмерть. Но в тебе нет зла. Совсем. Прости, мне нужно было понять, цто именно ты и есть та сестра воронов из легенд. В которой нет зла.

— Нет, я… я про волка.

— По глазам. По испугу в них. Потому цто, если это была не ты, то где ты?

Элис положила голову на его плечо, а потом тихо спросила:

— А что на это скажет мой муж? Как Кариолан отнесётся к тому, что его жена — Пёс бездны?

— Он тебе не муж, — устало выдохнул Эйдэн. — Ты — сестра воронов. Сестра не может быть женой. Хорошо, цто между вами ничего не слуцилось.

Девушка задумалась. Надолго. А затем выдохнула Третьему ворону на ухо:

— Это сделал Гарм. Он разбудил Аврору. Я сейчас поняла это…

А в это время по ночной степи на северо-запад мчался маленький светлый пёсик, бежал, не обращая внимания на усталые, расцарапанные степными колючками, замёрзшие лапки. Не оглядываясь, не останавливаясь. Бежал, чтобы успеть.

ПРИМЕЧАНИЯ для любознательных

*бартарлаг — строго говоря, это переводится скорее не Пёс бездны, и даже не волк бездны, а скорее смерть мира, или смерть света, смерть всего сущего. В языке кочевников «барт» это и свет, и мир. А смерть обозначается несколькими словами и редко называется вслух. То есть, есть понятие «смерть насильственная», «смерть от старости», «смерть» давняя и пр.8

*Там была змея, и она напала на меня — тут отсылка к прошлой книге, напоминание о том, как Шиповничек сражалась со Великой Чумой. Элис встретилась не с чумой, с малой смертью Кариолана, появившейся в результате раны…

Дополнение 5

Луна освещала окрестности. На стенах никого, кроме дозорных, уже не было, и Марион, опершись о зубец крепостной башни, любовался до странности ровной землёй, плоской, как лепёшка. В ушах звенели шпаги, гудела земля от грохота орудий. Принц запахнулся в короткий плащ, жадно вдохнул воздух.

Ну что ж. Когда-то это должно было случиться.

Однажды он уже встретился со своими страхами в зеркальном коридоре Вечного замка. А теперь всё тоже нужно было пройти и в жизни. Снова.

Марион ненавидел войну. Все эти крики и рыдания раненных, изувеченных людей. Кипящую смолу, льющуюся на живую плоть. Запах пороха и гари. Ярость, превращавшую людей в животных. Страх, пахнувший мочой. Ненавидел себя, потому что ужас в сердце взвинчивался в злость, превращая среднего принца в голодного зверя. «Кто бы мог подумать, — заржал как-то Дезирэ, вытирая шпагу и с любопытством заглядывая в лицо брата. — Пусик Марион скрывает в себе чудовище». И присвистнул одобрительно.

Перед боем, во время боя «пусик Марион» не слышал своего сердца, лишь разум — холодный и беспощадный. Он отправлял гвардейцев на стены, не размышляя о том, сколько из них погибнет, сколько станет калеками. Ни жалости, ни страха не было в принце. И, подавая пример другим, Марион первым прорывался на стены…

Но после…

— Как думаешь, — к нему подошёл старший брат, согревающий руки дыханием, — выстоим? Шанс есть? Во сколько их больше? В пять, в шесть раз?

— Около полумиллиона. Будет тяжко.

— Ты не ответил.

Марион обернулся, заглянул в бородатое лицо. Пожал плечами.

— Кто ж такое знает наперёд? Не выстоим, если этот кондон Кретьен не впустит за стены наших ребят. Их сметут в первые же часы, раздавят о стены. Но сладкому женишку важнее, чтобы мы не захватили его милую невесту.

Гильом хмыкнул, встал рядом и принялся любоваться степью, уступами спускающейся от подножия замка.

— Ариндвальд предлагает устроить переворот этой ночью. Убить де Ровэ, бросить Кретьена в Тёмную башню.

— Звучит заманчиво. А с Авророй что предполагает сделать?

— В монашество постричь.

Они помолчали. Откуда-то издалека до них донёсся волчий вой, необычайно мощный для степных хищников.

— Почему не женить на ком-то? — сухо уточнил Марион.

Гильом прислонился спиной к зубцу, запрокинул голову и посмотрел на луну.

— Её муж станет королём. А не будет Авроры, её королевство можно объединить с нашими. Таким образом, наш с Белоснежкой сын впервые за долгое время станет королём Трёх королевств.

— Ну и падла же твой Аринвальд.

Король Родопсии рассмеялся. Похлопал Мариона по плечу.

— Ну-ну. Мерзкий человечишка, тут ты прав. Это ещё не самый худший план из предложенных. Как-то, знаешь, сразу чувствуется, что он — наставник Дезирэ. А ещё Шарль Аринвальд — тот, кому я обязан падению с коня и многолетнему общению с Фаэртом.

Средний принц поперхнулся. Раскашлялся. Вытаращился на брата:

— Ты давно об этом узнал?

— Всегда знал. Никогда, знаешь ли, не был идиотом. Безногим калекой — да. Идиотом — нет.

Марион выругался, сплюнул со стены.

— Какого дьявола, Гильом⁈ Почему эта тварь до сих пор не на плахе? Почему носит герцогскую цепь?

— Крестик на моей груди, на него ты погляди… — донеслось до них звонкое и пьяное.

Средний принц схватил Гильома за плечи, разворачивая короля к себе лицом:

— Гил. Давай по существу. Ненавижу твои загадки и придворные реверансы. Хотел мне что-то сказать — говори. Ко мне жена идёт. И, клянусь, видеть её пьяное личико я хочу сильнее, чем твоё бородатое.

Гильом вздохнул и поморщился: тупость окружающих по-прежнему раздражала короля.

— Ты заметил, как настойчиво Аринвальд подкладывает мне свою жену?

— Ну? И?

— Белоснежка тоже уже шесть раз заводила со мной разговор о фаворитке…