Ворон, каркни на счастье (СИ) - Разумовская Анастасия

— Я бы предпочёл в кино.

— Знаю. Для вас и снимаю. На стены только не рвитесь, и всё будет хорошо. Пушек в это время не так чтобы много, ядра до́роги. Ни гераней, ни абрамсов нет. Никто не нажимает в бункере кнопочку, рвущую людей в клочки где-то за сотню километров. Всё ручками-ручками. Самим приходится.

И он снова ударил в бока коня, повернулся ко мне щекой:

— Кар злится. Не подходи к нему. Держись вот этого чистоплюя. Я бы тебя сразу ему отдал, но не поймут. А будет штурм, и никто особо ничего не заметит. Во́роны, насколько понимаю, сразу полетят на стены. Я — тоже…

— Ты будешь сражаться со своими⁈

Бертран расхохотался:

— «Свои» это такой философский вопрос, скажу тебе… Я эрталиец. Как думаешь, монфорийцы для меня свои или нет? А родопсийцы? Эрталия то воюет с Монфорией против Родопсии, то воюет с Родопсией против Монфории. Кто из них — свой? А когда моя маменька со своим мужем воевала, как думаешь, кто из них был мне своим? Нет, мне ближе слова одного замечательного товарища: «я дерусь — потому что я дерусь». И точка.

И почему Пёс бездны — не он?

— Свои для меня это Майя. Анька, и её муж, потому что — её муж. Ребёнок их. Ты вот, свалилась на мою голову. Осень там, да. Эйдэн — хорош, воронёнок. Герман и Майя — свои. А остальные… Какое мне дело до них?

Орда снималась и перетекала в движение. Очень скоро вокруг я стала видеть только незнакомые лица. Они кричали что-то, цокали на своём наречии. Я покрепче обхватила талию Бертрана и прижалась к нему.

Если я смогу передать силу Эйдэну, то мы с ним остановим всё вот это?

Я закрыла глаза, зажмурилась и попыталась сосредоточиться, увидеть магию внутри. Но, кроме красных и зелёных кругов, внутри ничего не было. Тогда я тихонько завыла, для надёжности. А потом чуть не спрыгнула с коня.

— Рехнулась? — опешил Бертран, чудом меня перехватив.

— Гарм! — закричала я. — Гарм, он остался… он потеряется… Он маленький! Вдруг с ним что-то случится⁈

— Он наверняка у Эйдэна. В последнее время, твой пёс, мне кажется, души не чает в Третьем вороне.

— А если нет?

Бертран выругался сквозь зубы:

— Элис, мы не сможем повернуть назад сейчас — нас затопчут. Успокойся. Уже через два часа ты будешь всё знать точно. Если что — обещаю, я найду тебе твоего Гарма.

А если нет? А если… Меня продолжило трясти. Бедный, маленький пёсик. А если он сейчас мечется между лошадьми, уворачиваясь от копыт? Если скулит, зовёт меня и отчаянно боится? Если…

— Не реви, — буркнул Бертран. — Нам действительно невозможно… Эй, перестань немедленно!

Его глаза округлились. Лошадь рванула, отчаянно заржав, и я упала на землю. Встряхнулась, облизнулась и бросилась назад, туда, где мог быть Гарм, сквозь толпу кочевников, которые почему-то отчаянно вопили и стреляли в меня. Их лошади оказались умнее: они шарахались в стороны, уступая мне проход.

И тут мой нос уловил тонкий знакомый запах.

Гарм.

Я прижалась носом к земле, отвернулась и пустилась по следу. Гарм бежал тут часов девять назад. Он чего-то боялся, это чувствовалось. И очень-очень торопился.

Пара болтов ткнулась мне в бок. Я досадливо лязгнула зубами: ну надоели, честное слово!

Эйдэн крикнул не стрелять. Его приказ подхватил Аэрг.

Я прижала уши к голове: слишком громко. Слишком много шума. И страха. Все эти потные тела, воняющие злостью и страхом… Истошные крики лошадей.

Наконец, всё это осталось позади, я глубоко вдохнула аромат трав, мышей, глухарей и — Гарма. Он поранил лапки, и теперь его привычному аромату добавился запах крови моего пёсика. Я зарычала и прибавила ходу.

Вскоре мой нос уловил и другие запахи. Лошадь. Одинокая лошадь. А вот тут она останавливалась, и её седоки разводили огонь. Тонко пахло Мари. И лягухом. И остро-остро — сырными крошками. И…

Эйдэном?

А этот-то что тут делал?

Все эти запахи не были свежими. А вот след Гарма становился всё чётче и, не тратя время на историю, я побежала дальше.

Город я почувствовала раньше, чем увидела. Это был целый букет совершенно разных ароматов, но сильнее всего — живой человеческой плоти. И овцы. Овцы пахли особенно вкусно, и я снова облизнулась. Если прямо сейчас сломать во-он тот сарайчик… овчарню, это называется овчарней… то можно очень вкусно полакомиться. Шерсти, конечно, много, но шкуру можно не есть. А вот горячая кровь…

М-м-м…

Я снова облизнулась. И почти повернула к вкуснятине, когда дунул лёгкий ветер, и нос ощутил совсем близко, совсем рядом…

Он был здесь! Он едва дышал.

Я прыгнула в большую канаву и сразу увидела светлое тельце. Подбежала и облизала его. Гарм открыл глаза и слабо тяфкнул, словно просил за что-то прощения. И тогда я всё поняла.

Схватила его шкирку, как щенка, и побежала в перелесок, а оттуда по глубокому руслу мелкой реки, почти ручейка — к стенам замка. Там, наверху, ходили дозорные. И что-то происходило. Мы замерли у самых камней стены. Я прислушалась.

Наверху были войска. Эти войска были очень взбудоражены. Гарм осторожно высвободился из моих зубов и сел, виляя хвостиком. Я легла на прохладные валуны. Сердце вздрогнуло от страха. Там, наверху… Откуда она тут? Я тихонько чихнула, чтобы выгнать отвратительный запах из ноздрей, а затем снова втянула воздух и тряхнула головой.

Мы с Гармом переглянулись.

Маменька? В Старом городе? А рядом с ней… герцог Ариндвальдский? Я напрягла слух и сквозь шум разговоров, криков и биения сердец услышала её голос:

— Кретьен женится на Авроре. Гильом — на мне. Чем вы недовольны, Шарль?

— Чем недоволен? — голос герцога резал льдом. — А какое место, милая, вы отвели для меня в ваших планах? Чем я должен был быть доволен, по-вашему? Люсиль была дура, но она была хороша. Зачем такая поспешность, скажите мне? Вы убили её, не согласовав со мной! Вы похерили весь наш план…

Я поняла, что они находятся внутри стены, а я их слышу их голоса и чувствую запах из узкой бойницы.

— Шарль, Боже! Не будьте занудой. Вы могли бесконечно ждать, когда Гильом возьмёт вашу жену в любовницы. А я вам скажу: никогда. Он скорее с Синдереллой стал бы спать, чем с Люсьен.

— Это ещё почему?

— Да потому что он вас вычислил, Шарль. Не тупите.

— С какой стати…

Я почти увидела, как маменька закатила глаза:

— Они играли с вами. И только здесь мы могли бы устроить им ловушку. Марион заперся в башне вместе с женой, но он идиот. Как думаете, когда кочевники ударят в стены, что станет делать наш добрый принц?

— На его месте я бы атаковал вместе с войсками кагана…

Сессиль рассмеялась:

— Вы бы — да. А он — нет. Особенно после того, как я, рыдая, буду просить его о защите. Сначала враги — а потом предатели. Так решит Марион. Поверьте, я его хорошо успела изучить. И вот, пока он сражается с каганом…

Она многозначительно замолчала.

— Мы казним убийцу, — рассмеялся Шарль холодно. — Так себе план, дорогая. В нём слишком много слабых мест. Например, король Гильом может и не жениться на вас.

— Даже ради спасения жены? Не верю.

— Вы замужем. Это вторая проблема.

— Уже нет. Всё продумано, поверьте мне.

— Кроме того, что получу я, — резко напомнил герцог Ариндвальдский.

— Меня, — прошептала Сессиль, и я услышала звук поцелуя. — Но потом, когда я уже стану королевой Эрталии и Родопсии.

— А Кретьен…

— А Кретьен — кретин. Забудьте о нём. Лучше подумайте о том, как сломать Аврору. Гильома я возьму на себя.

И в этот момент тревожно запели трубы: дозорные увидели приближающуюся орду. Гарм вскочил, тяфкнул и из последних силёнок бросился в решётку канализационного стока. Я снова облизнулась и задумалась. А где же Арман и Мари? Но поздно было возвращаться к их следу.

«А был бы Румпель, он бы просто шагнул в зеркало. Плохо быть маленькой беззащитной феей» — вдруг вспомнилось мне. И ещё: «позови через зеркало того, кто явится». Речь же была о Дезирэ, да? О Псе бездны? То есть…