— Может быть и так… Может быть… — противная улыбка Бошара неприятна даже мне.
— Мы можем начать занятия? — я резко прерываю словесную дуэль Главных Хранителей Империи.
Оба Хранителя исполняют легкий поклон в нашу сторону и уходят, довольные собой.
— Лариса? — осторожно спрашиваю я полную рыжеволосую девушку, испытующе глядящую на меня.
— Привет, Люба! — искренне улыбаясь, отвечает она, облегченно вздохнув. — Я так надеялась, что ты всё поймешь!
— Что именно я должна была понять? — настораживаюсь я. — Что ты — это ты?
— Что я — это я! — подтверждает она, бросаясь ко мне и крепко обнимая. — И что меня послали спасти тебя!
— Спасти от чего? — интересуюсь я, стискивая Ларису в своих объятьях. — Вы поможете мне вернуться домой?!
— Не всё так просто, — вздохнув, тихо отвечает Рыжик. — Мы, конечно, отправлены тебе на помощь, но…
— Но! — почти ору я, освободившись от ее объятий. — Что значит это «но»?!
— Есть одно условие, — аккуратно говорит она, поправляя оборки нежно-голубого платья.
— Что значит условие? — не понимаю я. — Почему условия?
— Елена обещает вернуть тебя домой! — хватая меня за руки, горячо говорит Лариса, раскрасневшаяся, с горящими какой-то мыслью голубыми глазами. — Для этого надо просто кое-что сделать!
— Что?! — с опаской спрашиваю я, боясь, что ответ мне не понравится.
— Надо узнать настоящее имя Решающего!
Глава 17. Черный бал
Что в имени тебе моем?
Оно умрет, как шум печальный…
А.С. Пушкин
— Зачем вам его имя? — искренне не понимаю я.
— Его имя держится в секрете от всех! — горячо шепчет Моника-Лариса, заставляя меня вспомнить, что кое-что я об этом слышала. — Елене оно очень нужно! Очень!
— Зачем? — недоумеваю я, вспомнив, что безопасность всей Империи зависит от этой тайны.
— Я не знаю… — искренне (так мне кажется) отвечает Моника-Лариса. — Но это твой шанс вернуться домой!
— Как ж тебя переправили? — живо интересуюсь я, услышав слово «дом». — Разве это возможно? Я отчетливо помню, что у тебя не было никаких прорывов.
— Мне помогли Елена и Антон, — сверкая голубыми глазами, говорит девушка из моего мира. — Елена сказала, что я смогу здесь остаться!
— Зачем? — повторяю я свой первый вопрос, одурев от силы ее напора.
— Чтобы устроить свою судьбу! — четко констатирует моя «товарка».
С интересом смотрю на «соотечественницу»: она так же внимательно взирает на меня, ища в моей мимике понимание и принятие.
Вспоминаю свою лучшую подругу Полинку, по которой смертельно скучаю, она тоже считала, что ее судьба — попасть в мистический мир, нарисованный современной массовой литературой про попаданок. Вот ее бы сюда… К Решающему, Их Величествам и чокнутому Бернарду… Поняла бы она, что в нашем мире жить — счастье невероятное!
Вздыхаю. Моника-Лариса хлопает ресницами:
— Как ты думаешь? — нервно спрашивает она. — Насколько быстро я смогу найти его?
— Его? — туплю я. — Кого его?
— Своего мужчину! Обязательно Мага! — горячо шепчет Моника-Лариса. — Как Обещанная, я имею право принять предложение руки и сердца от представителя окружения самого Императора! А они все — Маги!
— Как Обещанная… — медленно повторяю я, размышляя об этом. — А как тебе удалось стать воспитанницей Лефевра?
— Понятия не имею! — пожимает пухлыми оголенными плечами Моника-Лариса. — Елена может всё! Главное, чтобы ты узнала имя!
— Он мне не скажет! — уверенно и твердо отвечаю я. — Это главная тайна Империи!
— Скажет! — девушка крепко хватает меня за локоть и ведет к роскошному красному дивану. — У меня для тебя инструкция!
Инструкцией оказывается заученная наизусть информация. Моника-Лариса закатывает к потолку свои нежно-голубые глаза и со скоростью спринтера тарахтит:
— Перед Алтарем Решающий должен произнести свое настоящее имя.
— Прекрасно! — соглашаюсь я. — Почему невестой должна быть я? Если это часть ритуала, то он может жениться на ком угодно! И вы все услышите имя Решающего у Алтаря!
— Ты должна узнать его раньше венчания! — продолжает тараторить Моника-Лариса, не глядя на меня.
— Зачем и как? — логично спрашиваю я.
— «Зачем» — это дело Елены, не наше, а вот «как» — очень даже просто! — Моника-Лариса наконец-то смотрит мне в глаза. — Его надо соблазнить!
— Ага! — искренне хохочу я. — Алтарь червивое яблочко не примет!
— Я не про постель! — покраснев, машет на меня руками девушка. — Я про доверие!
— Ага! — повторяю я выбранное для выражения крайних эмоций междометие. — И с какого перепуга ему так доверять мне?
— Елена сказала, что если ты так хочешь домой, то придумаешь, как и что сделать, чтобы это узнать, — просительно заглядывает мне в глаза Моника-Лариса и тут же удивляется. — А как ты глаза зеленые перекрасила? Магией?
Легкий скрип двери пугает Монику-Ларису, и она больно хватает меня за руку. Я старательно вывожу, пытаясь не переврать мелодию и надеясь, что «землячка» ее знает и подхватит:
Я ехала домой, душа была полна
Неясным для самой, каким-то новым счастьем.
Казалось мне, что все с таким участьем,
С такою ласкою глядели на меня.
Надо отдать должное моей новой-старой подруге, она ориентируется мгновенно:
Я ехала домой… Двурогая луна
Смотрела в окна скучного вагона.
Далёкий благовест заутреннего звона
Пел в воздухе, как нежная струна…
Мамочки! Какой вагон? Какой благовест? Что я наделала! Паника охватывает меня, и кончики пальцев на ногах холодеют до боли. Встретившись взглядами, мы с удвоенной силой, томно вращая испуганными глазами, старательно поем третий куплет в надежде на то, что слышащие нас не обратят внимание на содержание второго куплета:
Я ехала домой, я думала о Вас,
Тревожно мысль моя и путалась, и рвалась.
Дремота сладкая моих коснулась глаз.
О, если б никогда я вновь не просыпалась…*
Перед нами Бошар и Лефевр.
— У вас, Лунет, несомненный талант! — рассыпается в комплиментах мой Хранитель.
— Как и у госпожи Моники, — неприятно улыбается ее Хранитель.
Моника-Лариса радостно кивает мужчинам, делая легкий поклон. Видимо, благодарит за комплимент. Я принимаю решение не кланяться: переживаю, что лопухнулась с выбором песни. Нервно тереблю оборку на платье — изображаю крайнюю степень стеснения.
— Его Императорское Величество и Их Королевские Величества будут счастливы услышать ваше ангельское пение! Кто автор этой чудесной песни?
Ага! Мария Пуаре. Но не рассказывать же правду!
— Одна скромная поэтесса, — начинаю вдохновенно врать, — не желающая славы и связанной с этим суеты.
— Сегодня Черный Бал! — сообщает Лефевр, поедая меня взглядом, колючим, цепким.
Поскольку мы молчим, то Бошар торопится объясниться:
— В трудные, трагические для Империи дни придворные стараются поддержать друг друга и Их Величеств. Для этого проводится Черный Бал. Мы скорбим о погибших… — в голубых глазах Бошара неподдельная печаль.
Понятно… Это у них поминки такие… В формате бала…
— Их Величества просили нас передать вам, нашим воспитанницам, свое личное приглашение! — слишком пафосно произносит Лефевр.
— Его Превосходительство, господин Решающий готов в течение трех дней объявить свое решение! — не менее пафосно провозглашает Бошар.
— О! — выдавливаю я из себя не очень-то уважительно, портя торжественность момента. — Господин назначил кого-то любимой женой?
Губы Моники-Ларисы дергаются в еле сдерживаемой улыбке. Конечно, она же смотрела любимый фильм большинства моих соотечественников. Хранители, не знакомые с советским кинорепертуаром, реагируют на реплику из фильма «Белое солнце пустыни» довольными взглядами.
— Да! — синхронно говорят мужчины, демонстрируя редкое единодушие.
