Игла - Кондрацкая Елена "MavkaShu"

— Спасибо, Мяун, — прошептала Игла, хотя домового нигде не было видно, и за это она тоже была ему благодарна.

Какое-то время она так и стояла посреди кухни, обняв себя за плечи и пустым взглядом глядя на огонь. Хотелось есть, желудок сжимался от голода, и свежая, оставшаяся с ужина еда услужливо ждала на столе, но Игла знала, что не сможет проглотить даже крошки. Она не понимала, что делать, в голове было тихо и пусто, её будто заморозили изнутри, застыли мысли, чувства, тело и даже горячая печь не могла помочь ей согреться. Если она не будет двигаться — замёрзнет насмерть, — промелькнула странная, чудом избежавшая оледенения, мысль. Ухватившись за неё, Игла разжала побелевшие пальцы, отпустила плечи. Непослушными, одеревеневшими руками она стянула с себя платье, скинула нижнюю рубаху, рассеянно отметив, что на теле не было исподнего. Мысли о случившемся вспыхнули в голове, но Игла зажмурилась и сдавленно выдохнула. Она не хотела вспоминать. Подойдя к печи, торопливо смяла истерзанную одежду и сунула её в огонь.

«Платье было дорогое. Дар, наверное, расстроится, что я его не сберегла», — ещё одна странная мысль иголками пробежала по позвоночнику.

Она стояла, нагая, глядя, как пламя пожирает ткани вместе с чужими прикосновениями и от этого становилось немного легче. Нашла пальцами подвеску на шее, сняла и уставилась на серебряную куколку с намертво впаянным в неё колечком. Она не услышала, как Светозар зашёл на кухню, но почувствовала потусторонний холод, и кожа тут же покрылась зябкими мурашками. Медленно комнату наполняла, будто вязкая болотная вода, тишина.

— Я звала тебя, — тихо сказала Игла, не оборачиваясь. — Ты не пришёл.

Светозар не отвечал, а Игла не решалась обернуться, она все смотрела на тускло сияющую в отсветах пламени подвеску.

— Даже, когда всё закончилось, и он ушёл, ты не пришёл.

Когда молчание стало невыносимым, Светозар наконец его нарушил:

— Я испугался.

Игла вздрогнула.

— Испугался настолько, что не мог пошевелиться. Мысль о том, что они могут... — он замялся. Игла обернулась. Светозар, опустив голову, стоял у двери, там, куда не доставал зыбкий свет свечей, и густые тени мешали разглядеть выражение его лица. — Момент, когда я умирал... Я не испытывал ничего хуже, и даже мысль о том, чтобы пережить это снова... — Он сжал кулаки и вскинул голову. — Я трус. Жалкий, недостойный трус, я даже смотреть на тебя не имею права, не то, что просить о прощении. И я пойму, если ты решишь... — Он сглотнул, пошатнулся, упал на колени и посмотрел на Иглу снизу вверх полными слёз глазами. — Нет, не решишь, ты должна. Швырни эту чёртову подвеску в огонь.

Игла непонимающе посмотрела на украшение, которое всё ещё сжимала в ладони. Светозар вдруг оказался рядом, коснулся холодом бесплотных пальцев её руки, и подвеска налилась теплом.

— Я заслужил, — горячо прошептал он. — И если уж принимать смерть, то от твоей руки.

Игла высвободила руку и отступила, качая головой.

— С ума сошёл? Как я могу?.. Как ты мог подумать, что я способна... — она задохнулась. Одна мысль о том, чтобы отнять чужую жизнь, вызывала в ней неподдельный ужас, непреодолимое отвращение. Лес подарил ей жизнь и всю её она отдала на то, чтобы помогать другим, сохранять жизни, спасать их, а не отнимать. Не брать больше, чем нужно, и давать столько, сколько можешь. Неужели Светозар решил, что она лёгким взмахом руки лишит его жизни, которую так долго пыталась спасти? Это ранило почти так же сильно, как и то, что он не пришёл, когда она звала.

На лице Светозара расцвело облегчение, и он, сев на пятки, обессиленно уронил голову на грудь.

— Прости, — прошептал он, глядя на свои ладони. — Прости, я не знаю, как иначе загладить свою вину перед тобой. После всего, что я сделал...

— Скажи, Забава сделала с тобой то же, что и Баян сделал со мной? Она... заставила тебя?

Она боялась услышать ответ, потому что знала, что любой из них сделает ей больно. Какой бы ни была правда, легче ей не станет, но...

— Да, она околдовала меня, — ответил Светозар, стыдливо отводя взгляд, и Игла поняла, что он солгал. И эта ложь сломала что-то в Игле, одну из последних опор, которая держала её. — Она сказала, что владеет властью надо мной.

— Она сказала что-то ещё? — охрипшим голосом спросила Игла, сжимая в ладони подвеску так крепко, что ногти впились в ладонь. — Про меня? Про нас? Про... твою природу?

Некоторое Светозар молчал, глядя на Иглу, а потом солгал снова:

— Нет.

Ещё одна опора треснула, Игла пошатнулась. Она хотела спросить, почему он лжёт, но не нашла в себе сил. У неё их не осталось. Её мир рушился. Снова. Но теперь она не знала, что делать дальше, как заставить себя подняться. Да и зачем, если она всё равно не понимала, куда идти? Медленно она положила подвеску на стол.

— Что ты делаешь? — спросил Светозар, вскакивая на ноги. — Я сказал что-то не то?

— Я хочу помыться, — бесцветным голосом сказала Игла, обходя его сбоку. Пожалуй, это желание было единственным, которое действительно занимало её. Смыть грязь, пот, ложь, кошмар, от которого она никак не могла проснуться.

— Ты сможешь меня простить? У нас... скажи, у нас всё в порядке? — прилетело ей в спину. Игла остановилась у выхода и устало прислонилась плечом к дверному косяку. Так странно, что сейчас, когда она голая и истерзанная стояла перед ним, Светозар спрашивал её о таком. О себе. Так странно, что ей пришлось пережить боль и тяжесть тела незнакомца, чтобы понять, что она совсем не знала того, кто был ей ближе всего. Она оглянулась.

— Я не брошу тебя, просто не смогу, ведь это я втянула тебя в эту историю, не дала тебе уйти. — Игла слабо улыбнулась, стараясь выглядеть сильнее, чем была на самом деле. — Но нет больше никаких нас.

***

Купальни, как их называл Мяун, представляли собой пятёрку крошечных молочно-голубых озёр, наполненных обжигающе горячей водой. Она испускала лёгкое, туманное сияние и, если верить Мяуну, обладала целительными чарами. Игла действительно чувствовала здесь магию, тонкую, убаюкивающе спокойную, удивительно неуместную для мрачного, полного страха Тёмного Леса. Тишина была осторожной. Пар стелился над гладью источников, как сонное дыхание в холодную пору.

Игла стояла на краю, босиком на гладком камне. Одежд больше не было — они сгорели в пламени печи. Одежды, что помнили чужие руки, чужой запах, которые она хотела забыть. Ветер унёс дым и развеял по Тёмному Лесу, вплетая в его канву очередной кошмар. Но с тела... с тела ветру не унести памяти.

Она вошла в воду медленно, несмело. Не как та, что хочет окунуться, а как та, кто не знает — всплывёт ли обратно.

Горячая вода обняла лодыжки, бедра, живот. Вода жгла покрытую мурашками кожу, будто пыталась выжечь боль. В груди что-то дрогнуло, но не из стыда — его не было. Не было ничего, кроме воды.

Игла села, позволив воде укрыть плечи и начала тереть руки, ноги, грудь, живот — везде, где помнила прикосновения. Руки двигались резко, грубо, не щадя нежную кожу. До красноты. До онемения. Будто если тереть достаточно сильно, тело снова будет принадлежать ей.

«Не я. Не я. Не моя память. Не мой страх».

Мысли хлестали её ударами, от которых невозможно защититься. Она стирала их, как грязь с кожи, но они возвращались.

Она не плакала. Даже когда пальцы соскользнули и ударились о камень. Даже когда кожа на плечах стала алой. Слёзы стали бы признанием: случилось страшное, случилось то, с чем она боялась не справиться. Непоправимое.

«Я — не разбита. Я — не сломана. Я — жива. Я — в порядке».

Игла замерла. Вода отражала её лицо, белое, как кость. Она смотрела на отражение долго и не узнавала себя. Она не казалась себе ни сломленной, ни сильной — она просто стала другой. Незнакомой. На Иглу одновременно смотрели двое: испуганная девочка, которая отчаянно искала защиты, и уставшая женщина, которая несла во взгляде печать жизненных тягот и которыми не привыкла делиться. Кем из них была Игла? Кем стала? И кем станет?