Сошествие в Аид (ЛП) - Райли Хейзел

Хайдес меняется местами со мной. Берёт на руки и опирается на книжный стеллаж, прижимая мою голову к своей груди. Его сердце колотится так бешено, что я боюсь — сейчас остановится. Моё ненамного спокойнее. Нога подламывается, и я вспыхиваю от смущения. Но он не комментирует: просто поднимает меня выше и усаживает, чтобы я обхватила его бёдра ногами. Держит меня так легко, словно я пушинка.

— Хайдес…

— Шшш. — Он прижимает лоб к моему и закрывает глаза. Дышит прерывисто. Облизывает губы раз за разом, пока на них не появляется самодовольная усмешка. — Мне нравится твой вкус.

Я не отвечаю. Потому что знаю: стоит ему продолжить шептать такие вещи — и я сама попрошу второй раунд, на этот раз со сброшенной одеждой.

Хайдес устраивает меня удобнее и бросает взгляд вниз — туда, где наши бёдра соприкасаются, а на мне почти ничего нет.

— Хейвен, ты сводишь меня с ума. Мне нужно… — Слова застревают у него в горле. Потому что продолжение звучало бы так: «Мне нужно заняться с тобой сексом».

Мне это нужно тоже. Но движет ли нами одно и то же?

— А потом что будет?

Он теряется. Хмурит лоб, словно ищет те слова, которые, по его мнению, я хочу услышать.

— Потом… будем делать это снова и снова? — пробует он неуверенно.

Я смеюсь. Его пальцы скользят вниз по моей спине и сжимают меня жёстче.

— Нет. Я о другом. После секса что? Ты вернёшься к тренировкам, мы полетим в Грецию, где ты будешь бить меня до полусмерти? А потом снова подменишь правила и устроишь так, чтобы я проиграла?

Он сбивается.

— Что ты несёшь, Хейвен?

— Я говорю, что между нами есть физическое притяжение. Но кроме него — что ещё? — шепчу я.

Он тяжело выдыхает, не сводя с меня глаз и не убирая рук. Если возможно, он прижимает меня ещё крепче. И вдруг целует. Спокойно, глубоко, интимно. Его язык ищет мой, ловит, удерживает. Он опирает меня на стеллаж и берёт лицо в ладони. Наклоняет мою голову набок, чтобы целовать ещё жаднее. И слава богу, что я держусь за него, потому что ноги снова подкашиваются.

Он отрывается и смотрит на меня. В его серых глазах — боль, желание и злость.

— В тот вечер, на открытии Игр, когда мы играли в Голую правду, Афина спросила, хочу ли я увидеть тебя голой. Я ответил «нет», и детектор не показал лжи.

— Я помню. — Но к чему он ведёт?

— Я сказал «нет», но это была полуправда. Я хотел. Но на моих условиях. Первое: чтобы это я снимал с тебя одежду, а не ты сама. Второе: чтобы это было не ради игры. И третье, самое важное: чтобы не было никого рядом. Я хотел быть единственным. Единственным, кто тебя увидит. Единственным, достойным поклоняться твоему телу.

Между нами падает тишина. Хайдес гладит меня по щеке с той редкой нежностью, на которую способен. Убирает волосы за ухо, задерживает взгляд на губах и целует снова — без языка. Потом посасывает мою нижнюю губу, как я делала в ту ночь с фруктами.

Я глупо стону.

— Хайдес…

— Я не могу сказать, что люблю тебя, — признаётся он. Его губы скользят по линии моей челюсти и находят шею. Я прижимаю его ближе, подсказывая двигаться вниз. Он понимает. Задирает платье. Снова оголять мою грудь. Я почти обнажена, прижатая между его телом и полкой. Его губы скользят по моему левому соску, обжигая каждое касание.

— Не знаю, что чувствую к тебе, Хейвен. Разрушающее влечение? Да. Привязанность? Возможно. Иногда скучаю? Да. Когда слышу твоё имя из уст брата — меня выворачивает? Сильно. Могу обещать, что после секса захочу тебя снова? Нет. Могу обещать, что влюблюсь? Тоже нет. Я не могу это назвать, не могу понять. Хотел бы быть другим. Но я такой.

Я глотаю слёзы. Он прав. Это не его вина.

— Ты мне и таким нужен. — Я провожу пальцами по его шраму и целую. Раз. Два. Три. — Но я не могу лечь с тобой в постель, если ты не уверен, что чувствуешь что-то большее, чем похоть, ревность и некое подобие… привязанности.

Хайдес чуть отстраняется. Платье падает, закрывая меня.

— Не можешь? — повторяет он.

Я качаю головой.

Мы смотрим друг на друга. Я сползаю с него, встаю на ноги — уже гораздо устойчивее. Хайдес теряется в своих мыслях; не знаю, позвать ли его обратно или оставить.

Наконец он выдыхает:

— Пожалуй, ты права.

— Что?

— Я всё ещё хочу до безумия переспать с тобой. Но понимаю, что ты сказала. Это больно. Но это правильно. И я это принимаю.

Я улыбаюсь. Только губами. А где-то внутри я надеялась на другое.

— Когда ты говоришь «никакого секса»… — тянет Хайдес. Он стоит в стороне, боком ко мне. Я снова натягиваю снятую одежду. — Ты имеешь в виду и «никаких поцелуев» тоже?

Как же мне хочется сказать «нет». Хочется, чтобы он снова схватил меня за лицо и поцеловал. Чтобы я сама его об этом умоляла. Но я шепчу:

— Никаких поцелуев.

Ему больно. И он даже не скрывает. Я надеваю туфлю, а он вдруг спрашивает:

— А задницу я ещё могу трогать?

Я замираю.

— Нет.

— Уверена? Подумай секунду.

— Нет.

— Ладно.

Я выхожу к нему, готовая вернуться к столам, собрать вещи и уйти в комнату проклинать себя. Он хватает меня за запястье крепко:

— Но я всё равно хочу тебя целовать, — говорит с обидой ребёнка, которому отобрали игрушку.

Я смотрю на него с улыбкой. Он снова из парня, подарившего мне оргазм у книжного шкафа, превращается в привычную инфантильную Диву.

— Может, тебе просто хочется поцеловать кого-то. Здесь полно девчонок, готовых это сделать.

Он хмурится, будто я сказала кощунство:

— Я даже не смотрю на других.

Что-то внутри меня сдвигается. Но я давлю это чувство. Мы идём дальше. Через пару секунд он сдаётся, убирает книги и следует за мной. Мы выходим из библиотеки, избегая взгляда дежурной за стойкой. Просто киваем в знак прощания.

Мы идём молча. Но Хайдес долго молчать не умеет, так что не удивляюсь, когда он заводит разговор:

— Вообще-то то, что двое не влюблены, не значит, что им нельзя спать вместе. Ты сдашься. Первая. Будешь умолять меня заняться с тобой сексом, Хейвен.

Я зеваю и поправляю лямку рюкзака:

— Уверен?

Сначала он полон решимости, потом даёт слабину и фыркает:

— Нет. Сдамся первым. Сдамся через три… две…

— Хайдес! — не удерживаюсь от смеха.

— …одна. — Он обхватывает меня за талию и притягивает к себе. — Займись со мной сексом, Хейвен Коэн.

Проходит пара секунд тишины — реакция нулевая, — и он кривит рот:

— Если скажу по-гречески, прозвучит более чарующе?

Нет, но мне хочется, чтобы он старался как последний идиот.

— Возможно. Попробуй.

— Se thélo tóso polý, — шепчет. («Я хочу тебя до безумия.»)

Его горячее дыхание касается моих губ, и я залипаю на его полные розовые губы. Воспоминание об их вкусе рубит мне мозг.

Я перестаю думать. Хайдес мгновенно это считывает — прижимает ещё сильнее, ладонь скользит куда угодно. Он ждёт, что первый шаг сделаю я, что я его поцелую. А я не хочу. Но не уверена, что выдержу долго. Почему это так сложно? Почему нельзя один раз просто раздвинуть ноги и повеселиться? Нет же, мне подавай чувства, конечно.

— Я жду, когда ты меня поцелуешь, — бормочет.

— Знаю.

— Ты поторопишься или мне продолжать говорить по-гречески?

Мы одновременно улыбаемся — и обе улыбки звенят от напряжения.

— Эй, ребя… — раздаётся знакомый голос. Я подпрыгиваю и вижу лицо Лиама. Он смотрит на нас так, будто перед ним два призрака. — О. Э… Я вам помешал?

Я не успеваю перебить ответ Хайдеса:

— Да. Проваливай.

Я бью его по руке. У Лиама вид потерянный.

— Лиам, привет, всё окей? — выдавливаю беззаботный тон.

Лиам таращится вниз — ровно туда, где рука Хайдеса всё ещё держит меня за талию. Он бледнеет. Настолько, что вмешивается даже Хайдес:

— Он сейчас ласты склеит или что? Лиам, ты в норме?

Тот кивает, с заметной задержкой:

— Да, думаю, да. Просто немного… задуплил.

Я пытаюсь отойти от Хайдеса, но он лишь сильнее прижимает меня к себе и ухмыляется: