Сошествие в Аид (ЛП) - Райли Хейзел

— Поменяй «т» на «д» — и соглашусь.

Лиам выпускает кончик языка и делает своё фирменное умное лицо:

— Затуплил?

Я вздыхаю. Впервые болела за него. Высвобождаюсь из провокационных объятий Хайдеса и хлопаю Лиама по плечу:

— Увидимся на обеде, ладно? Если увидишь Ньюта…

— Ты никогда не была здесь с Хайдесом на грани поцелуя, всё понял, — бормочет он как попало, машет нам и уносится скорым шагом.

Хайдес открывает рот, но я останавливаю его пальцем:

— Нет. Тихо. Ты ужасен. Я — в комнату. Делай что хочешь.

Мне следовало бы обижаться, но, кажется, я ещё никогда так не веселилась с Хайдесом, как сегодня. Он делает вид, что «зашивает» себе губы, и жестом указывает направление к общежитию. Похоже, хочет проводить — в этом нет ничего предосудительного. Пусть.

Мы больше не говорим. Время от времени наши руки задевают друг друга, и у меня идут мурашки по коже. Напряжение, между нами, такое густое, что я с трудом верю, будто могу так к нему тянуться. Где это было месяц назад? Я замечала, как меняется наша динамика, но теперь рядом с ним находиться почти невозможно. Словно первый поцелуй открыл Ящик Пандоры. В мифе там все беды мира. В нашей версии — вся сдержанная страсть, фрустрация, злость, ревность, неспособность довольствоваться малым. И всё же на дне ящика, по легенде, осталась ещё одна вещь. Надежда. Если хорошенько поискать, возможно, найдём её и мы.

— Что, чёрт возьми, происходит? — шепчет он.

Я поднимаю взгляд от ботинок. У двери в мою комнату, прислонившись к стене, стоят Аполлон и Гермес. У Гермеса в руке яблоко.

Они уже смотрят на нас. Молчат, ждут, пока подойдём ближе. Но прежде, чем они успевают объяснить, что тут делают, происходят три вещи. Первая — я машинально, по привычке, смотрю под дверь: нет ли анонимной записки. Вторая — Хайдес делает ровно то же. Третья — у двери лежит чёрный конверт.

— Почему ты смотришь на коврик? — спрашиваю его.

Он вскидывает голову:

— А ты почему?

Он что, знает о записках? Я ему никогда о них не говорила. В ту ночь в планетарии, когда я наткнулась на него после побега от незнакомца, заманившего меня внутрь, я не сказала, что это тот же человек, что шлёт странные послания. Тогда как он узнал?

— Возможно, у нас есть ответ на ваши вопросы, — голос Гермеса влезает в мои мысли и возвращает к реальности.

Он вытаскивает из кармана фиолетовых джинсов сложенные листочки.

— Гермес, нет… — рычит Хайдес, и злость у него буквально искрит. — Не смей.

— Хейвен, как давно ты получаешь анонимные сообщения? — продолжает Гермес.

Аполлон едва шевелится:

— А ты как давно их у неё забираешь и прячешь в своей комнате? — обращается он к Хайдесу.

Я вырываю листки из рук Гермеса и начинаю читать. Ещё три записки, адресованные мне. Как и первая. Тот же почерк, тот же чёрный чернила, ни подписи. Не знаю почему, но читаю вслух:

— «Не беспокойся о фигурах, которые видишь на игровой доске. Бойся тех, о которых думаешь, что они не играют».

Вторая:

— «Пешка — самое слабое в шахматах. А ты — одна пешка среди слонов, коней и ладей. Пешка никогда не выигрывает партию».

И третья:

— «Ты проиграешь даже тогда, когда выиграешь».

Я переворачиваю их в руках; коридор густеет тишиной, будто все перестали дышать. Кладу записки в рюкзак и почёсываю волосы — тяну время, делая вид, что спокойна.

Две серые радужки упираются в меня, стараясь выпросить внимание:

— В одну из ночей я шёл к тебе поговорить. В нескольких метрах от твоей двери увидел фигуру, которая подкладывала одну из этих идиотских записок. Кто бы это ни был, сдрыснул до того, как я успел его догнать и разглядеть. Знаю только, что это был парень.

— Знаю, — шепчу.

— Ты знаешь? — одновременно восклицают Гермес и Аполлон.

Я допускаю ошибку и смотрю на Хайдеса. Он считывает правду за пару секунд:

— Нападение в планетарии западного крыла. Тот тип, который тебя там запер. Это был он?

Я киваю:

— Он сказал это прямо.

Братья переглядываются молча. Потом Хайдес матерится:

— Мы найдём этого урода-загадочника. Хейвен, верни, пожалуйста, записки. Они мне нужны, чтобы засунуть ему их в з…

Я кладу ладонь ему на руку. И удивляюсь, как один этот жест его останавливает. Лицо у него смягчается, хоть злость и не уходит.

Он вздыхает и опускает голову:

— Почему ты мне не сказала?

— Потому что не видела, чем ты мог бы помочь, — честно отвечаю. — Думала, это моя проблема. Никто не знает. Ни вы, ни мой брат, ни друзья.

Он морщится:

— Ну что ж, Хейвен, начни составлять список своих великих косяков и добавь туда этот. Первым делом ты должна была прийти ко мне.

Я пытаюсь убрать руку с его предплечья. Он накрывает её своей и задерживает. Это не попытка «быть милым», но большой палец всё же едва-едва гладит мою кожу — слабость на мгновение.

— Если вы уже закончили нас игнорировать, у нас тоже есть что сказать, — вмешивается Гермес. — А именно: теперь это и наш вопрос. И Хайдес прав.

— Про засунуть ему… — начинает он.

— Нет. То есть и это тоже. Но сперва нам нужно его найти. Понять, кто он. А лучше — ещё и расшифровать то, что он пишет. Согласны?

Я прикусываю губу. Как это сделать? Эти фразы могут значить всё и ничего. Допустим, у них вообще есть смысл. А если это всего лишь розыгрыш? Игра?

— А если это Афина? — предполагаю. — Она меня ненавидит. Может, решила попугать.

Ни один из троих не соглашается.

— Нет, исключено, — отрезает Гермес. — Афина подошла бы и дала пощёчину. На записульки бы не распылялась.

Да, утешили — спасибо.

Хайдес кивает на чёрный конверт, всё ещё лежащий на коврике у моей двери:

— Остаётся один вопрос: что это? Не похоже на прежние записки. Обычно они без конвертов. Белые, сложенные пополам.

У Гермеса и Аполлона те же сомнения.

— Хейвен? — подталкивает Аполлон. — Открой.

Хайдес тянется меня остановить, но я сверлю его взглядом — и он отступает. Бумага шершавая, дорогая, с мелкими прожилками. Конверт запечатан золотым воском. Я ломаю печать и достаю прямоугольный лист того же цвета. Пробегаю глазами — и у меня перехватывает дыхание.

Госпоже Хейвен Коэн надлежит явиться на Олимп

на Балл Зимы.

Ночью 10 декабря в 21:00.

В надежде на Ваше участие

и в ожидании встречи,

Кронос и Рея Лайвли.

Внутри — авиабилет до Афин.

Глава 27

Тупик

Кронос был младшим из титанов, сыном Геи и Урана; власть он захватил, оскопив отца. Но оракул предсказал: когда-нибудь один из его детей низложит и его. Тогда Кронос стал пожирать новорождённых — одного за другим. Лишь Зевс уцелел благодаря хитрости Реи, жены Кроноса и матери Зевса: она тайно родила его на Крите и подсунула мужу свёрток с камнем, который он проглотил, решив, что это младенец. Повзрослев, Зевс заставил отца изрыгнуть всех проглоченных детей; вместе они выступили против Кроноса и победили его.

— Ты шутишь, да? — через пару секунд спрашивает Ньют.

— По-моему, она серьёзна, — отвечает Лиам рядом со мной. В руке у него огромный стеклянный стакан с шоколадным фраппе и жёлтой трубочкой. — Классный фраппе, ребята, вы пробовали?

Я сосредотачиваюсь на брате, который подаётся ко мне вперёд с налившимся багрянцем лицом.

— Хейвен, ты не можешь ехать в Афины на бал, который устраивает семейство Лайвли. Ты рехнулась уже от того, что вообще это рассматриваешь!

Я закатываю глаза. Лиам протягивает фраппе — мол, хочешь глоток? Я качаю головой.

— А ты рехнулся, если думаешь, что меня волнует твоё мнение.

Мы сверлим друг друга взглядами. Если он так реагирует на приглашение на бал, страшно представить, что будет, когда я скажу про бой с Хайдесом. Джек, сидящая рядом, кладёт ему ладонь на плечо: