Хранительница чудовищ (СИ) - Журавлева Юлия

Никогда это наречие не любил. Казалось бы, зачем кому-то нужен забытый язык едва ли не времен ушедших? А в жизни он ему пригодился, и не раз — сначала с гримуаром, теперь с Ивой.

Узоры с рук были перенесены, предстояло самое интересное, то, что скрыто простыней…

Он встал, чувствуя, как пересохло в горле. Выдержка. Он сражался — иначе не скажешь — с гримуаром, подчиняя строптивую книгу. Неужели не справится с самим собой?

Марьян присел на край кровати, стараясь не смотреть на лицо девушки. Сосредоточиться на узоре. И все-таки не смог украдкой не пробежаться взглядом, отметив закрытые глаза, но веки подрагивали от напряжения и волнения. Плотно сомкнутые побелевшие губы, бьющуюся жилку на шее, выпирающие ключицы, которые так и хотелось обвести пальцем. Часто вздымающуюся грудь.

Выдержка. Он осторожно, стараясь ненароком не коснуться обнаженной кожи, подцепил простыню и потянул ее ниже.

Это была форменная пытка для обоих. Марьян безо всякой эмпатии чувствовал ее страх. Надо бы сделать все быстро, убрать ткань, сдернув одним движением, и перерисовать символы. Он почти решился, поняв, что такой нарочитой медлительностью мучает и ее, и себя. Скинул простыню до бедер, и…

— Подожди. — Мар резко встал, повернувшись к Иве спиной и отходя к окну. — Накройся пока, — не оборачиваясь, попросил он хрипловатым голосом.

— Что-то не так? Все настолько плохо?..

— Нет, дело не в этом… Просто целитель бы из меня получился никудышный, — усмехнулся Марьян.

Прохлада стекла немного остудила мысли.

Он ведь давно не мальчик, у него было достаточно женщин. Разных, красивых — в среде магов отношения не считались чем-то запретным и зазорным. Марьян, представитель высшей аристократии, всегда пользовался успехом у противоположного пола. Да, у него давно никого не было — все не до этого.

Но не настолько, чтобы он не мог справиться с каким-то диким и совершенно неуместным в данной ситуации желанием. Почему его так зацепило? Что в Иве такого, что он буквально зациклился на ней и готов наплевать на все остальное?

Возможно, так действовало ее сходство с гримуаром, а возможно, что-то иное. Но спокойно и отстраненно изучать девушку, лежащую в его постели, не получалось. Марьян поражался сам себе, но у него, прошедшего через многое, не хватало силы воли. Ему безумно, почти до боли, хотелось сделать ее своей во всех смыслах, любить и покрывать ее кожу поцелуями. А те символы… Мар просто не мог на них сосредоточиться. Они ускользали от его внимания, словно были естественной и неотъемлемой частью Ивы. Необычным и изысканным украшением.

И может ли темная магия оттолкнуть или напугать темного мага? Конечно нет. Напротив, она манила только сильнее. Живой соблазн. Чистое искушение.

— Ива, ты ведь эмпат… Можешь повлиять на меня? Немного приглушить эмоции? Я не буду сопротивляться.

Как еще справиться с наваждением, Мар не знал.

Легкая прохлада коснулась его мыслей, как глоток свежего воздуха после душной комнаты.

— Так лучше? — тихо спросила девушка.

— Да. Спасибо.

Поворачиваться было страшно — эти узоры, казалось, будили все темное, что было в Марьяне.

Может, стоило попросить Саймона?

От такой мысли магия в нем едва не полыхнула, он сам себя испугался.

Да что с ним, тьма побери, происходит⁈

Марьян стиснул челюсти и вернулся к кровати. Хватит. Даже Ива сумела справиться с собой.

Он сдернул простыню, как срывают драпировку с произведения искусства. Перешел на магическое зрение — в нем все черты искажались, четким оставался только узор, а письмена виделись даже ярче и не терялись среди рисунка.

Амфомор, иргао, тарог, бергас, ринаро — слова, знакомые ему по гримуару. Искажение, отражение, возмездие, страх, кровь.

Больше знакомых слов не встретилось. Глаза слезились от долгой поддержки заклинания, пришлось его сморгнуть. Зато самообладание наконец вернулось. Наверное, страшные слова привели в чувство. Все слишком сложно и опасно, чтобы терять контроль.

Марьян еще раз прошелся взглядом по прекрасному обнаженному телу, стараясь не задерживаться на самых соблазнительных местах. Ива почти не моргала, смотрела точно в потолок, изучая лепнину и люстру.

— Можешь поворачиваться на живот, — скомандовал Мар и сам услышал, как сипло звучит его голос.

Ива перевернулась, уткнувшись лицом в подушку.

Не удержавшись, Марьян позволил себе небольшую слабость — встал, чтобы убрать упавшие на ее спину пряди, а заодно вытянул излишки с рук, сразу очищая их от символов. Узор на спине выглядел еще сложнее и запутаннее. Наверняка и последовательность слов не случайна.

Мар только головой покачал, представив невероятную сложность ритуала. Сумел ли бы он его повторить? Ладно, он бы сумел, но это потребовало бы ювелирной точности и кропотливой подготовки.

Пальцы сами собой заскользили по выпирающим лопаткам, позвонкам, остановившись внизу. Марьян сглотнул и поскорее перешел на магическое зрение, чтобы вновь настроиться на работу. Глаза неприятно резало, так что, наметив все слова и символы, он сморгнул и вернулся за стол.

На кончиках пальцев все еще пылало ощущение гладкой и нежной кожи, даже грифель брать не хотелось. Но надо. И Мар, низко опустив голову, чтобы волосы немного скрывали невообразимую картину, принялся рисовать дальше.

Когда-нибудь, когда все закончится, он добьется этой девушки, и плевать, кто она и откуда. У них, в конце концов, курс на уменьшение расслоения общества. Тогда Мар обведет каждый завиток пальцем, и Ива не будет бояться и прятать взгляд. Нет, все пройдет совершенно иначе.

А пока…

Пока символы один за другим ложились на бумагу. Над Марьяном всегда подшучивали в академии за слишком красивый «женский» почерк с аккуратными выверенными буквами. Еще бы им не быть такими с лучшими учителями и гувернерами. И требовательной матерью в придачу…

Зато для древнего наречия навык каллиграфии оказался весьма кстати.

На голени узор заканчивался резко, обрываясь посреди слова.

— Я выпущу еще немного тьмы, не пугайся, — мягко предупредил он.

Ее ступня помещалась в его ладони, он легконько коснулся магией небольших пальцев, проявляя рисунок и тут же его убирая.

Последние буквы. Облегчение, щедро разбавленное разочарованием. Ужасное чувство неудовлетворенности.

— Все. — Марьян быстро собрал пронумерованные листы и направился к выходу. — Можешь одеваться.

Они это сделали.

24. Значение

Дверь за Марьяном закрылась, но я еще какое-то время лежала, сжимая подушку.

Мои собственные ощущения смешались с эмоциями Марьяна, от которых не получилось закрыться — такими сильными и яркими они были. Его нежные прикосновения. Его ласкающий взгляд. Пожалуй, все это было бы даже приятно, если бы не сжигающее меня чувство стыда.

Правда, под конец оно притупилось, но сердце все равно колотилось как бешеное. Я постаралась немного отдышаться и прийти в себя, но ноги слушались плохо, дрожали и подкашивались, когда я встала и, слегка пошатываясь, побрела за одеждой. Натягивала ее быстро и будто в тумане.

А выходить стало страшно — придется встретиться с Марьяном, а как смотреть на него после такого? Но долго отсиживаться в его же спальне было глупо.

Я вышла и, разумеется, сразу увидела стоявшего неподалеку хозяина дома.

— Ты все? — Его голос звучал спокойно, хотя я помнила, что и ему непросто было с меня рисовать.

Но об этом думать категорически нельзя.

Я кивнула, боясь, что голос подведет.

— Поужинаешь или сразу вернешься?

— Сразу.

— Я провожу тебя до экипажа, — сообщил он не терпящим возражений тоном.

А я и не собиралась возражать — хотелось любым способом поскорее уехать.

Экипаж ждал перед воротами. Марьян распахнул дверцу, убедился, что я удобно устроилась, и махнул кучеру.