— Бернард прав! — гневно выкрикивает Фиакр. — Ты послана Тьмой или Культом Непрощенных!
Молчу, тяжело дыша и закусив нижнюю губу зубами, стараясь перетерпеть сильную боль, но не выдерживаю.
— Черт с тобой! — психую я, забыв и про осторожность, и про инстинкт самосохранения. — Думай, что хочешь! Пусть я буду послана! Тогда отправь меня в тюрьму, на плаху, к Бернарду и не тащи меня к Алтарю! Твои умственные способности не делают тебе чести! Вот просто даже интересно, как вы понимаете, что в мир пришел Решающий? Ты был подписан? Или тебя выбрали голосованием после первой пятерки за диктант?
Фиакр смотрит на меня зло и недовольно. Я продолжаю без умолку говорить, чтобы забыть про боль в плече, поскольку пальцы он не разжимает, а просить об этом я не собираюсь.
— Ты идешь к Алтарю со шпионкой? Убийцей? Той, которая вознамерилась погубить и тебя, и Империю? Какой же ты защитник? Какой же ты Решающий?
— Последний и единственный! — важно заявляет он, наконец выпустив мое многострадальное плечо. — Ты, на мой взгляд, самый удачный и самый сильный источник дополнительной энергии.
— Батарейка? Аккумулятор? — горько иронизирую я. — А как же еще одно условие легенды? А как же любовь? Легенда-то у вас изощренно иезуитская!
— Мы не равнодушны друг к другу! — растерянно и не очень убедительно парирует Решающий. — Мои эмоции и чувства к тебе совершенно необычны. А наши контакты в прошлом…
— И куда же эти контакты подевались?! — кричу я громко и некрасиво, как торговка на базаре.
— Тьма контролирует тебя, — не очень уверенно объясняет Фиакр. — Страхует тебя. Прячет твои настоящие способности.
— Откуда такое объяснение? — нападаю я. — Если я первая Sorcière за последние пятьсот лет, то откуда такая уверенность, что всё именно так, как вы себе надумали?
— Мы ориентируемся на Абсолютное Знание, которое толковал нам Великий Эквилибр, — начинает рассказывать Фиакр.
— Кто?! — хрипло спрашиваю я, чувствуя, как вся кровь отливает от моего лица. — Как ты сказал?
Бог мой! Какая ирония… Какое странное совпадение… Настоящее издевательство…
— Что с тобой? — обеспокоенно говорит Фиакр, глядя на меня.
Ноги мои становятся ватными, и я сама себе напоминаю тряпичную куклу Настю, которую сшила в школе на уроках труда по Полинкиной выкройке. Кукла не могла стоять на длинных вязаных ногах, поэтому к воротнику ее платья в горошек был пришит хлястик, на который я и подвешивала Настю, используя в качестве держателя ручку платяного шкафа. Теперь таким хлястиком и ручкой одновременно становится рука Решающего: именно его поддержка не позволяет мне просто сесть на пол на ставших «вязаными» ногах.
— Ты резко побледнела! — встревоженно говорит Фиакр. — Тебе плохо?
Фиакр, так и не дождавшись ответа, подхватывает меня на руки и бережно кладет на кровать. Он никого не зовет на помощь, а я задыхаюсь — мне не хватает воздуха. Не просто не хватает, ощущение, что его, воздуха, просто нет, и я в вакууме. Физически чувствую, как жизнь решает уйти из моего попаданского тела именно сейчас, в эту самую минуту. Желание жить помогает мне беспомощно открыть рот, но не более. Просьбу вызвать скорую помощь я выразить не могу — не получается.
Серьезное строгое лицо Последнего Решающего спокойно. Он кладет одну руку на мой лоб, другую на мой живот — и через пару секунд, назначенных мною последними в жизни Любки Тихомировой, вакуум исчезает, уступая место свежему, животворящему воздуху, начавшему поступать в сухие легкие.
— Легче? — заботливо спрашивает мой «жених».
— Ве-ли-кий Эк-ви-либр, — жадно заглатывая воздух, четко произношу я. — Кто это?
— Так в Империи принято называть Главного Надзирающего, — объясняет Фиакр. — Но Империя его потеряла…
— Знаю, — перебиваю я. — Бошар мне рассказывал… Но Эквилибром его не называл… Мне нехорошо… Я хотела бы остаться одна…
— Тебе гораздо лучше, — строго возражает Фиакр и самодовольно добавляет. — Я чувствую твое тело как свое. Ты опять забыла о том, что я один из лучших Магов Империи. Хотя… просто лучший.
— Я устала! — злюсь я. — И мы не супруги, чтобы ни на минуту не расставаться!
— Хорошо, — Решающий встает с моей кровати. — Я жду твой выбор цвета.
— Белый в черный горошек, — усмехаясь, отвечаю я, со щемящим теплом вспомнив платье куклы Насти.
Удивленно приподнятые брови — единственное, что позволяет себе Решающий перед согласным кивком и уходом из моей комнаты.
Я вскакиваю с кровати и начинаю метаться по комнате. Что за странное совпадение? Хотя… Почему странное? Слово «эквилибр» французское. Известно и используется в моем мире многими. Равновесие. Золотая середина. Справедливость и равноправие. «Великий Эквилибр». Так часто называла моего отца моя мама.
Воспоминания о потерянном доме, жизни самой обычной девушки Любы Тихомировой, родителях, нервозность, связанная с возможностью вернуться в мой мир, данной на словах Моникой-Ларисой и Еленой, — всё это приводит меня прямиком к освобождающей истерике. Я с наслаждением плачу. Сладко-горькие слезы, крупные, отборные, медленно текут по щекам, освобождая от напряжения и расслабляя.
— Ну-ну… — сморщенная старческая ладошка успокаивающе хлопает меня, ревущую, сидящую на кровати. — Просто выполни условие твоих покровителей — и мы спокойно переправимся в твой прекрасный мир!
— Ты же говорил, что я, скорее всего, из этого мира! — всхлипывая, напоминаю я.
— У меня было такое предположение, — уклончиво отвечает Франц, пряча от меня бегающие глазки. — Но потом я убедился, что это не так. Всё, конечно, именно на это и указывало, но… Последние события…
— Когда убедился? — подозрительно спрашиваю я. — Когда именно?
— Ну… — снова мычит фамильяр. — Если бы ты была из этого мира, то воспользовалась бы своей силой… Было столько возможностей…
— Я воспользовалась. В застенках у Бернарда, если помнишь! — сержусь я. — И у меня получилось!
— Это был я, — по-прежнему стараясь не встретиться со мной взглядами, нехотя бурчит Франц. — Это были мои силы.
Облегчение теплой волной опускается с горячей от волнения макушки до кончиков больших пальцев на ногах. Слава богу! Значит, просто случайности, совпадения и чудеса магии этого мира. Я нормальная! Я не отсюда! Я не Колдунья! Я Любка!
Франц поражается смене моего настроения: я вытираю слезы и улыбаюсь.
— Ты собираешься выполнить условие? — осторожно напоминает свой последний вопрос фамильяр. — Ты можешь узнать его настоящее имя?
— Дохлый номер! — искренне отвечаю я. — Я спросила — он разозлился и назвал меня порождением Тьмы.
— Плохо! — не менее искренне печалится Франц. — Надо что-то придумать! Надо как-то выведать! Это наш ключ в твой мир! Попробуй свои женские штучки!
— Что бы называешь женскими штучками? — иронизирую я. — Целоваться нам нельзя. Любовью заниматься тем более.
— Я имею в виду намеки всякие… обещания… завлекалочки… — поучает меня Франц.
— Обещать — не значит жениться! — смеюсь я сквозь слезы. — Господи! Как одинаковы все миры!
— Вот-вот! — радостно подтверждает мои слова наглый фамильяр. — Должна же ты уметь как-то завлечь его без поцелуев, без постели?
— Должна? — удивляюсь я. — И кто меня этому научил? Я из приличной семьи! Мои родители — работники прокуратуры!
— Не знаю, что такое «прокуратура», — пыхтит Франц, — но звучит значительно!
— Я молодая, — напоминаю я фамильяру, — в моем мире, конечно. В вашем вообще ребенок! Порядочная. Невинная. Мне нечего предложить Фиакру за его имя до Алтаря.
— Да… — Франц задумчиво теребит бороду. — Тебе надо посоветоваться с той, которая может вернуть тебя домой. С той, которая вас всех сюда отправила.
Глава 20. Великий парк
Любовь для праздного человека — занятие,
для воина — развлечение,
для государя — подводный камень.
Наполеон
